— Итак, если вам нужно спросить… — продолжал он на примере объяснять применение времен, снова отворачиваясь к доске.
Люська, наконец, достала пожеванную резинку и за неимением лучшего варианта снова спрятала ее в рот, потому что преподаватель решил сесть за стол.
— Напомню, что чем больше вы практикуетесь, тем лучше. Постарайтесь на перерыве также говорить по-английски. — Наставлял он.
Прозвучал звонок. Ваня первым поднялся и обратился к нашей Нинке, памятуя о словах препода.
— Нина, лэтс гоу виз ми ту бушес! — выдал парень.
Нинка что-то писала и не сразу обратила внимание на то, куда ее пригласили. А дословно Ванька позвал ее в кусты. Причем подруга сначала согласилась, а потом поняла на что, и злобно воззрилась на одногруппника, размышляя, где ему оторвать части тела: в кустах или прямо здесь.
— Чего?! — свирепо так спросила она.
Парень усмехнулся и предложил уже по-русски:
— Нина, а не согласитесь ли вы пройти со мной в курилку?
— Ну, если так, то я согласна. — Отложила тетрадь она.
Мы тоже пошли на улицу вместе с ними.
— Ты знаешь, что твой сарафан, — говорила Нинка, — до сих пор лежит на диване так, как ты его положила, когда уезжала. Я его соберу, положу в шкаф, а Кира его достает и снова кладет на диване. Вчера прохожу мимо комнаты. Дверь приоткрыта, и слышу, как он разговаривает. Подходит к сарафану и говорит: «Доброе утро, Алиса! Как спалось?».
Я смутилась. Эта информация показалась такой милой. В пылу эмоций мне оставалось только ножкой еще шаркнуть.
— Так какие у тебя планы на моего брата? — при всех решила осведомиться Нина. — У него то понятно. А у тебя?
— Не знаю, — совершенно честно призналась я.
Ваня сдержано посмеялся.
— Ты так говоришь, как будто она должна его замуж взять. У тебя брат чего — баба, что ли? — влез парень. — Не, Алиска, тебе разве невеста нужна?
Нинка обиделась. Я только оценила шутку Ваньки. Но подруга считала, что он ой-как не прав! Только я не знала, насколько подлой может быть Нинка, и какие конкретно планы у Киры были на меня. В прекрасном неведении я находилась до пятой пары.
Люська и Нинка сразу после звонка вышли во двор. Как всегда затянулись сигаретками, ждали пока я спущусь, чтобы мы все вместе пошли на остановку. Меня задерживали проблемы: пропустив пару занятий, требовалось перекрыть их хорошими поступками, то есть написать пару рефератов. Десять минут я потратила на обсуждение тем. Наверное, так хотела судьба — чтобы я немного припозднилась, но успела к самому интересному куску разговора моих драгоценных подруг.
— Сволочь он! — обзывала Люся Фиму. — Пару раз переспали… Он у меня, между прочим, первым был, и слинял! Трубку не берет. Включил мороз по полной программе.
— Мужик. Они все такие! — со знанием дела выдала Нинка, пустив клубы дыма в воздух. Девочки стояли около стеклянной двери, достаточно тонкой, чтобы я могла расслышать каждое их слово.
Я Люську предупреждала не тратить время и нервы. Только ей все равно хотелось заполучить сердце моего друга. А у него таких охотниц было — вагон и маленькая тележка.
— Ну и что там у Алисы с твоим братом?
— Честно, я думала, что ему ты понравишься. — Сказала Нина. — Алиска вообще не в его вкусе. Короче, я удивилась, когда он стал ее окучивать. Не знаю, что он в ней нашел. Мама говорит, что она вообще не от мира сего — застряла в прошлом. «Девочка из прошлого».
— А что сам Кира говорит? — спрашивала Люся.
— Он грит, у нее такие сиськи! Так бы и потискал! Но не дается. Недотрога. — Не знаю от себя ли она добавила последнее, вот только прозвучало это все, как вовсе не от Киры. — Наверное, чтобы она ему дала, он даже перестал материться. Я уже не могу видеть, как он ломает себя из-за нее.
То, каким тоном велась беседа, и то, что говорила Нинка совершенно не вязалось со знакомым мне миром и его укладом, и точно не с устоявшимся в моей голове образом Киры. Разве мог Кира, знакомый мне славный парень, так отвратно отозваться обо мне? Неужели он видел только грудь?
Мои розовые очки, в которых я до того момента ходила, треснули и лица недавних подруг предстали в ином свете. Отвращение к ним вызывало желание подойти к девушкам и дать пару пощечин. Но реальность бы от этого не изменилась и не стала бы лучше. Зато уже сейчас менялась я. Я умирала, утопая в грязи, вылитой на меня другими из гигантского такого ведра.
— Да не даст она ему. Киса еще та! Она вертит задом, глазки строит и тут же линяет. — С удовольствием перемывала мне кости Люся.
Столько яда скопилось в моих подругах! И откуда только??? Сразу спросила у себя: «Что я им сделала такого? За что они так со мной?»
Стоя за ширмой из стекла, отделенная от лживых подруг, я решала, что делать дальше: выйти к ним, устроить долгий и неприятный разговор с исцарапыванием лиц, выколупыванием глаз из глазниц и выдергиванием прядей волос, или же обойтись плевком в лицо либо спину? Нет. Я выбрала третий вариант. Вышла и гордо, очень быстро пошла к остановке. Слышала, как девочки сначала позвали меня, а потом махнули рукой, бросив во след очередную грязную фразочку.
Мне было мерзко. Противно и холодно. Такое ощущение, будто внутри вихрь, дождь, грязь, слякоть, молнии и гроза. Хотелось разреветься. Я ускорила шаг, чтобы сбежать от всего дурного, что оставалось позади: от Киры, от института, от идиоток, которых считала подругами. Мчалась домой. Срывалась на бег. Не замечая того, я пробежала от самого учебного корпуса через полгорода до своего района. А добравшись до родной улицы, увидев на остановке знакомую фигуру, замедлилась. Йорик слушал музыку. Наушники отгородили его от окружающего мира. Но меня он увидел. Выдернул одну часть гарнитуры из уха. Его мой вид насторожил.
Мне сейчас было так плохо, как в десятом классе, когда я подслушала разговор своего парня (мы встречались полтора года) с его одноклассниками. Они обсуждали меня. Отзывы были крайне мерзкими. Слова, которые сыпались в мой адрес, я слышала только по отношению к проституткам и вульгарным девицам. А он смеялся, даже сам придумывал всякие глупости. Между нами на тот момент интима не было. В реальности. Зато в его фантазиях все случилось, и описал он это так, словно все уже произошло. В деталях.
Я ворвалась в их маленький кружок. Ударила с кулака в лицо Сашке и гордо ушла. То был первый раз, когда мне дался хук с правой.
Но даже отомстив за себя и свою честь, я чувствовала себя униженной. Сейчас ощущения были другими. Боль никогда не бывает одинаковой — у нее много оттенков.
Вот только общее между прошлым и нынешним заключалось в том, что я бросилась к Йорику, а не ревела в подушку. Я ткнулась головой ему в грудь и тихонько заплакала.
Люди таращились на нас. Друг притворялся, будто ничего не произошло. Прикрыл меня краями своего пиджака. Сунул один наушник мне в ухо. Играла песня «Машины времени» с текстом в тему:
«Не плачь обо мне
Я не стану прощаться…»
Точно так, совершенно не прощаясь, я ушла от всего плохого, что случилось, чтобы встретить новое плохое, а также поздороваться с тем хорошим, которое только может со мной приключиться.
Говоря о дружбе в институте, скажу: больше я никого не подпускала к себе, держалась отстраненно. Да и вообще смысла в женской дружбе не понимала. Скорее это не дружба, а временное перемирие между враждующими лагерями с целью шпионажа, чтобы потом побольнее кольнуть своего противника. Для меня это было слишком сложно и тяжело. А от всего подобного я попросту отказываюсь во имя сохранения собственных нервов.
Люсю отчислили. Нинка продолжала посещать пары, но общение прекратилось, и она перешла в другую группу. Меня это устраивало.
Меню из ада
Прежде, чем я стану рассказывать о дальнейшей своей жизни без подруг и девчачьих штучек, опишу тот период, когда все было хорошо и почти спокойно. Ведь мы так редко ценим эти моменты, запоминая только слишком яркое и светлое, либо темное, жестокое и болезненное. А вполне мирные события, находящиеся на средней черте между «обалдеть, как классно» и «мне так плохо, что сдохнуть хочется!» мы просто пропускаем и забываем. Но даже в серых и привычных буднях есть что-то хорошее. Например, завтрак… Или обед… Еда также составляет палитру красок нашей жизни. Иногда, достаточно темную, для окрашивания в цвета депрессии. Такую я испробовала однажды утром.