Анна Дубчак - Рыжая девушка с кофейником

– Вообще-то я уже все накрыла… – Ира чувствовала, как предательские слезы наворачиваются на глаза, и ей было ужасно стыдно за свою слабость и за то, как быстро и ловко эта Рая стала самым главным лицом в их группе, хотя всего неделю тому назад устроилась сюда всего лишь нянечкой.

– Вот и отлично, – Ергалиева, покачивая бедрами, прошлась между столами, наливая в крохотные бокальчики какао. Время от времени она останавливалась, чтобы съесть пару бутербродов. Ира, которая наблюдала за ней, сглотнула слюну: им, и воспитателям, и нянечкам да и вообще всему обслуживающему персоналу запрещалось строго-настрого есть детсадовскую еду по той лишь причине, что они не в состоянии были ее оплачивать. Лишних порций практически не бывало, поскольку велся строгий учет, и родители заболевших детей всегда звонили и предупреждали, чтобы ребенка «сняли с питания», это позволяло им экономить при оплате. Но это не мешало Раечке Ергалиевой находить себе пару-другую бутербродов или котлет, которые они съедала не моргнув глазом, мотивируя это тем, что тот или иой ребенок «все равно не съест»… И напрасно Ира пыталась объяснить ей, что их задача, взрослых, уговорить ребенка съесть свою порцию… Все было бесполезно…

И вдруг она, не выдержав нахального поведения своей нянечки, сказала, да так громко, что дети, которые играли на ковре в игровой комнате, как-то попритихли и повернули в сторону взрослых головы:

– Если ты не прекратишь есть чужую еду, мне придется поставить вопрос о твоем увольнении на педсобрании. Я не шучу.

Ергалиева, спокойно проглотив бутерброд, налила себе какао и с удовольствием, с чувством превосходства, неспеша выпила его:

– Да пошла ты…

И тут случилось то, о чем долго потом будут говорить в стенах этого детсада: Ира ударила Ергалиеву. Наотмашь по лицу. Сначала один раз по правой щеке, а потом тыльной стороной руки – по левой. И так – несколько раз. Пока лицо ненавистной ей татарки не стало красным.

Затем Ира спокойно, насколько ей позволяло природное самообладание, вышла из группы и направилась в кабинет к заведующей.

– Я надавала пощечин Раисе Ергалиевой за то, что она беззастенчиво объедала моих детей. Можете меня уволить, но заодно и ее…

После этого инцидента у нее весь день болела голова.

Рая куда-то исчезла. Ира даже не знала, о чем с ней говорила заведующая, когда вызвала к себе. Но без нянечки в группе стало как будто светлее и уж, во всяком случае, спокойнее. И когда в пять часов, как по расписанию, на детской площадке перед самым окном ее группы показался тот самый мужчина, с которым она познакомилась три дня назад, настроение и вовсе поднялось. Она уже знала, что они снова отправятся в то немецкое кафе, где Александр (как звали мужчину) угостит ее горячими пирожками с яблоками и ледяной, с кубиком льда, терпкой колой.

Она едва дождалась, когда ушла заведующая, чтобы можно было поручить всех оставшихся ребятишек воспитательнице подготовительной группы, которая иногда выручала ее таким образом.

– У меня всего семеро осталось, но их очень скоро разберут, – сказала она своей подруге, подводя к ее веранде стайку детей.

– Это он? – спросила та, кивая головой на стоящего уже у ворот мужчину в черных джинсах и черной рубашке с короткими рукавами.

– Он.

– Красивый. А кто он?

– Бизнесмен какой-то. Я точно не знаю.

– А машина у него есть?

– Тоже пока не знаю. Мы все больше на такси…

Когда она подошла к нему, он показался ей немного сердитым:

– Что-то долго ты разговаривала с этой… крашенной…

– Но ведь она же осталась с моими детьми… – Ира улыбнулась, пытаясь растопить тот лед, который она почувствовала сразу же, как только взглянула ему в глаза и причину которого пока не могла понять. – Куда мы сегодня пойдем?

– А мы сегодня не пойдем, а поедем… – он наконец улыбнулся, и Ира вздохнула с облегчением. «Как все-таки мы зависим от мужчин…»

Белые чистенькие жигули мчали их за город.

– Так куда же мы едем? – Ире и нравилась эта быстрая езда по ровному шоссе мимо зеленеющих полей и лесов, но, с другой стороны, какой-то холодок при мысли, что ее спутник всю дорогу молчит, заставлял ее нервничать.

У Иры был муж, но он работал вахтовым методом в Сургуте и приезжал домой все реже и реже. Ире уже доложили, что у него там появилась «вторая жена». Сначала Ира переживала, чсто плакала, а потом поняла, что просто их брак плавно подошел к финальной черте и к этому надо отнестись философски. Поэтому, встретив как-то неподалеку от детского сада мужчину, молодого и красивого, который, к тому же, как оказалось, приходил сюда только из-за Иры («Он следит за мной!»), она поняла, что начался новый период ее жизни. Новый мужчина, новая жизнь и, возможно, новый брак. Александр был неразговорчив, но очень щедр. А это сильно подкупало, потому что муж Иры, хотя и был с деньгами, но тратил их на жену крайне неохотно и постоянно попрекал ее тем, что она «обходится ему очень дорого». Александр же водил ее в кафе, покупал разные симпатичные безделки, игрушки, цветы, и хотя они были знакомы всего-ничего, ей казалось, что она знает его давно и что именно таким и должен быть настоящий мужчина. Она не любила болтунов и мужчин, которые всегда смеялись. Кроме того, она никогда не видела Александра пьяным, а это было для нее существенным показателем его порядочности и надежности.

А теперь, оказывается, у него есть и машина.

– Увидишь… Только, если ты думаешь, что на дачу, то сильно ошибаешься… Я терпеть не могу ни дач, ни садов… Предпочитаю все покупать на базаре. Дешевле выходит…

И эти рассуждения были ей по душе. Она уже представляла себе, как они ходят по рынку и покупают клубнику, вишню…

Машина резко свернула вправо и покатила между полями в сторону леса.

Ира понимала, что время кафе и сладким пирожков кончилось, что Александр прежде всего мужчина, которому нужна женщина, и она стала настраиваться на что-то совсем ею позабытое, что вызывало душную волну стыда и, в то же время, волновало ее молодое тело, так соскучившееся по мужской ласке.

Она закрыла глаза и представила себе, как Александр, этот голливудский красавец сейчас начнет ее раздевать, шепча при этом на ухо нежные слова… Представила она себе и что-то еще, от чего ей стало жарко и она поняла, что вполне созрела для того, чтобы отдаться ему прямо здесь, в машине…

Через час она уже лежала завернутая в две простыни, как кокон, в багажнике жигулей, на расстеленной клеенке. Сердце ее остановилось недавно, поэтому тело было еще теплым.

А ночью ее труп был сложен в маленькой комнатке на втором этаже старого дома поверх остальных двух женских тел.

Дно багажника белых жигулей было отмыто на реке, за городом, а сама машина возвращена на ту улицу, с которой была угнала еще утром.

Романов встретил ее усмешкой на худом, со впалыми щеками, лице цвета недозрелого грузинского лимона.

– Привет, Агата Кристи, – сказал он пропуская ее в полутемный коридорчик, ведущий в сердце анатомички, центральный городской морг.

– У меня есть записка от Логинова, – сказала она, глядя куда-то мимо Романова и испытывая препротивное чувство зависимости ее дела от настроения этого вредного по природе человека.

– Да ладно уж… Больше того, я как раз собирался сказать тебе (он почему-то перешел на «ты», хотя раньше никогда этого себе не позволял: «Что это, изменение отношения в худшую сторону или же брудершафтное панибратство, сулящее спокойное и доброжелательное сотрудничество?»), что кое-что узнал про твое Ядовское дело… Лично я теперь не считаю тебя дилетанткой и просто преклоняюсь… Поэтому теперь ты всегда можешь смело обращаться ко мне в любое время дня и ночи, и я лично для тебя распотрошу кого угодно…

Наталия не поверила своим ушам: открывать дверь ногой в морг – было ее заветной мечтой и ставило ее на определенную ступень криминалистической иерархической лестницы. Романов был человеком известным и считался чуть ли не лучшим патологоанатомом города и области.

– Вы это серьезно? – она как ни хотела, все же не смогла скрыть радость по поводу услышанного. – Спасибо. Это настоящий подарок. У меня нет слов…

– Вот и хорошо. Меньше слов – больше дела. Ты за чем, вернее, за КЕМ ко мне пожаловала? За ночным уловом с Бахметьевской?

– Точно. Для меня это очень важно… Только хочу предупредить: даже при всем моем уважении к вам я не смогу держать вас в курсе моих расследований… Это мой принцип. Надеюсь, что это не повлияет на наши отношения… – ей хоть и неловко было произносить эту дежурную речь, но расставить все точки над «i» она считала необходимым. – Ну так как, мне все еще можно надеятся на вашу помощь?