Анна Дубчак - Рыжая девушка с кофейником

– Скажи, а как вел себя Бурковиц? Этот визит был для него неожиданным или же он, предположим, знал об их приходе и, скажем, нервничал перед их приходом, ты ничего такого не заметила?

– Лев Иосифович было человеком достаточно общительным, но в то же время определить, находится ли он в состоянии душевного волнения или нет – было практически невозможно… Он вседа был ровным, улыбчивым…

– А эту улыбку нельзя было назвать истеричной или, знаешь, как маска что ли… Губы растягиваются, получается нечто вроде вымученной улыбки, а глаза бесстрастные… Каким он был, ваш Бурковиц?

– Даже и не знаю, что ответить… При всем его обаянии, улыбчивости, как я уже сказала, его ни в коем случае нельзя было назвать простым… Лев Иосифович был человеком сложным сам для себя… Сложным для себя и хотелся казаться простым для окружающих.

– Это не для средних умов… Тогда скажи, в котором часу он пришел на работу и сколько операций успел сделать до того момента, как сюда ворвались бандиты…

– Он чуть задержался… Пришел около одиннадцати…

– А он не сказал, почему задержался?

– Мы же его не спрашивали… Но выглядел он так, словно на работу почти что бежал, я видела, когда проходила мимо ординаторской, как он расчесывается перед зеркалом и промокает лоб платком, и подумала еще тогда, что в его возрасте так бежать…

– Но почему ты решила, что он бежал?

– Да потому что его рубашка, которую он оставил за ширмой, где переодевался, была совсем мокрая… Он вспотел…

– А ты всегда берешь в руки его рубашки… Я просто хочу выяснить, как ты определила, что рубашка мокрая?

– Просто мне тоже надо было переодеться, я зашла за ширму, как я это делаю каждый день после того, как за ней переоденется Лев Иосифович, и когда стала перевешивать его рубашку на плечики, чтобы убрать в шкаф – он иногда забывает это сделать, – то обратила внимание на то, что она мокрая…

– А раньше такого не случалось?

– Вы имеете в виду, не опаздывал ли он? Очень редко. Но никогда еще не выглядел таким взмыленным…

– Он опаздывал на операцию. А кого именно он должен был тогда оперировать?

– У меня есть список. Да, если вам интересно, то могу добавить, что Бурковиц вообще человек непьющий, но в то утро я видела, как он достал и откупорил бутылку коньяку… Таких бутылок у него целая батарея… Пациенты дарят, а он складывает в шкаф. Так вот… он выпил одну рюмку.

– В вашем присутствии?

– Даже не знаю, как сказать… Я вошла как раз в тот момент, когда он… пил… Но увидев меня, он спокойно поставил рюмку с бутылкой обратно в шкаф и как ни в чем не бывало спросил, все ли готово к операции…

– Значит, первую операцию он провел в двенадцатом часу?

– Да.

– А когда появились бандиты?

– Около шести часов.

– Сколько операций сделали вы в тот день?

– Подождите минуточку, я сейчас принесу журнал…

Она вернулась черед пару минут с журналом, открыла страницу, на которой стояла дата 30 мая.

– Шесть операций и все – аппендицит. Причем пять из них – плановые. И только последнюю девушку привезли с перетонитом, с гнойным воспалением… Бурковиц собрался уже уходить, как ему позвонили и сказали, что тяжелый случай…

– Скажи, неужели он был в состоянии сделать шесть операций за один день?

– Ему ассистировала Ольга Петровна, которая очень хорошо и быстро накладывает швы…

– А где она, кстати?

– На море. После того случая она сразу же после похорон Льва Иосифовича взяла отпуск и уехала в Сочи.

– Понятно. – Наталия достала свой блокнот и взглянув на список больных, которых оперировал в тот день Бурковиц, вздрогнула, увидев под первым номером Перову Ольгу Викторовну…

– Скажи, Маша, кто-нибудь, кроме меня, интересовался уже этим списком?

– Конечно… Здесь было много ваших людей…

– И кто-нибудь из них переписывал фамилии, как вот сейчас это делаю я?

– Нет, не все. Только один. Симпатичный такой, черненький… молодой и, как мне показалось, не совсем здоровый…

– А почему ты так решила?

– Потому что он был очень бледный и один раз, когда нечаянно задел плечом дверь, аж скривился от боли…

– Он показывал тебе какой-нибудь документ?

– Да, конечно. Он из ФСБ. Хотя мне показалось, что я уже

видела его раньше в больнице… Возможно, он лежал у нас…

– Хорошо. Итак, начнем с самого начала… Они ворвались, ударили Ольгу Петровну чем-то по голове и она упала напол… Что было дальше?

– Один из них подошел к Бурковицу и что-то спросил у него.

– Как отреагировал Бурковиц?

– Он что-то сказал, словно объясняя, развел руками, так

обычно ведут себя люди, когда хотят сказать, что произошло недоразумение или что-нибудь в этом роде… Тогда ему заломили руку за спину, Лев Иосифович скривился от боли и сказал одну фразу достаточно громко, словно бросил им в лицо, после чего глаза его закатились и он начал оседать… Один из мужчин, тот, что заломил ему руку за спину, пытался даже как-то поддержать его… А Лев Иосифович, оказывается, уже умер… Между прочим, я почему-то тогда подумала, что все это как-то связано с его хобби…

– А что у него за хобби?

– Он же всю жизнь занимается антиквариатом… К нему люди со всей страны приезжают… Я была у него дома, всего одну минуту, так у него там целый музей… Картины разные, статуэтки…

– Понятно… Итак, ему заломили руки за спину и потом? Что было потом?

– А потом началась стральба…

– То есть, мимо тебя пробежали милиционеры, в которых начали стрелять бандиты, так?

– Да, так. Но и они тоже выстрелили, ранили одного из бандитов, но ему удалось сбежать…

– Но каким образом?

Маша повернула голову:

– Видите?

Наталия посмотрела в ту сторону, куда повернулась Маша и увидела железную дверь в противоположном конце коридорчика, в котором они находились:

– Что это, неужели грузовой лифт?

– Вот именно. Сюда, к нам на второй этаж при помощи этого лифта поднимают продукты из столовой и прочее…

– Значит, ты ВИДЕЛА ЕГО СОВСЕМ РЯДОМ?

– Видела, – она опустила голову. – Но ничего не могла поделать…

– Я понимаю… Странно было бы, если бы попыталась препятствовать этому… То есть, он успел открыть дверь лифта прежде, чем сюда прибыла милиция?

– Наверно, хотя, возможно, дверь была открыла заранее…

– Подожди, но ведь ты же сказала, что он был ранен…

– Выстрелы раздались ДО того, как люди из милиции ворвались в операционную, бандиты палили в распахнутую дверь, едва увидели милиционеров… Те, естественно, открыли пальбу в обратную и вот тогда и ранили этого… И он успел сбежать…

– Ему, стало быть, фантастически повезло… А теперь скажи, что же такое бросил им Буркевиц перед смертью, что выкрикнул…

– Очень странную фразу… или даже одно слово: «девушка» или «девушки»…

«Или «в девушке», – вдруг поняла Наталия.

– И что было потом? Они стали что-то высматривать в пациентке, которая лежала на столе? Как ее фамилия?

– Вот здесь… в вашем списке она последняя: Гольцева Юлия Александровна.

Наталия взглянула на список, который она переписала в свой блокнот:

1. Перова Ольга Викторовна

2. Жабинковская Вера Николаевна

3. Соляная Ирина Васильевна

4. Курочкина Елена Владимировна

5. Царева Полина Валентиновна

6. Гольцева Юлия Александровна

Головокружение, вызваное пятым пунктом, грозило перейти в обморок. Наверно, Наталия резко побледнела, потому что когда очнулась, через какое-то мгновение, за которое кровь успела отлить от головы, она как сквозь сильный свистящий ветер услышала: «Что с вами? Вам плохо?..»

Романов, увидев ее, был удивлен.

– Тебе понравилось здесь?

– Очень, – она посмотрела на него так, что он понял, что

ей не до шуток.

– Хочешь выпить?

– Я за рулем. Мне надо взглянуть на… Полину… – она не могла произнести слово «тело» или «труп», поскольку еще не успела привыкнуть к мысли, что больше никогда в жизни не услышит Полинин голос, не увидит ее азартного смеха или, точнее, заразительного хохота.

– Это кто такая?

– Красивая, рыжая, тебе привезли ее 15 числа.

– Понятно, проходи.

И снова этот прохладный зал, пропитанный густым и липким запахом разлагающейся плоти, хлора или карболки… А за ним другая комната с металлическими контейнерами, в одном из которых лежала мертвая Полина.