Анна Бартова - Рыжая Мэри

— Все хорошо, вы можете идти, — распорядился милорд Вэндэр.

— Ваша светлость, что с вами? — обеспокоенно спросил один из них.

Патрик поморщился: меньше всего ему сейчас хотелось объяснять слугам, что с ними произошло. Вместо пояснений он повторил указание. Удивленные люди с недоумением переглянулись и, закрыв дверь, поспешили оставить хозяина.

— Что-то в последнее время нас везде одинаково радушно встречают, — рассмеялась Сесилия.

— Ты не поверишь, но я к этому уже привык, — протянул милорд Вэндэр, хлопая сестру по бледным щекам.

— Кто она, Пат? — спросил Кристофер, протирая запотевшие очки.

— Моя сестра Мангала. Для тебя — леди Вэндэр.

— И конечно, она не знает, кто такая Сеси?

— Какой ты проницательный, — улыбнулась Мэри.

Доктор дружелюбно ухмыльнулся. Вдруг Мангала тяжело вздохнула и открыла глаза. Она быстро обвела комнату взглядом. От вида жены брата лицо ее побледнело, а руки сжали подлокотники. Стараясь снова не закричать, она посмотрела на Кристофера. Леди Вэндэр пробрал озноб. Еле ворочая языком, она тихо спросила:

— Кто это?

— Это мистер Эскью, — хмыкнул Патрик.

Доктор приветливо улыбнулся. Мангала поежилась и также тихо поинтересовалась дрожащим голосом:

— Миледи Вэндэр, что это на вас надето? Почему на вас мужская одежда? Почему вы без шляпы? Что с вашим лицом и руками? Что это?! — в ужасе прошептала она, заметив торчащие из-за пояса пистолеты и кинжал.

Мысли диким круговоротом завертелись у нее в голове. Нет, это не могла быть та мисс Лоунфер, с которой она познакомилась. Какой-то особый — чужой, задорный и волевой — блеск играл в глазах этой дамы.

— Кто вы такая?! — возмущенно воскликнула Мангала, вскакивая на ноги.

Кристофер затаил дыхание. Патрик кивнул жене и осторожно погладил сестру по руке. Присев, Сесилия улыбнулась:

— Давайте познакомимся. Не вижу причин больше прятаться. Я — Рыжая Мэри. Бывшая пиратка и разбойница. Моим дядей был Черный Волк, возможно, вы о нем слышали.

Эффект, произведенный на Мангалу, был примерно такой же, как на Яна, увидевшего, что его «Победу» украли в разгар праздника. Неверие, испуг, удивление, страх, обескураженность — все это отобразилось на ее лице. Покачнувшись, леди поспешно опустилась в кресло.

— Патрик, — прошептала она, — объясни мне, что происходит?

— Это длинная история, — сказал тот, присаживаясь рядом с женой на диван.

— Я хочу услышать ее всю и немедленно. Кстати, может, мистер Эскью пока посмотрит галереи?

— Эта история началась с нас троих, — произнес милорд, показывая знаком другу, чтобы тот остался.

Кристофер сел на место. Патрик набрал полную грудь воздуха и заговорил. Когда он закончил рассказ, часы в соседней комнате пробили десять часов. Мангала вздрогнула и, с недоверием обведя собравшихся удивленными глазами, мотнула головой.

— Не верю! Не хочу! Это сказка, сказка! Вы просто решили подшутить. Это невероятно, этого не может быть!

— Смотри доказательства, — хмыкнул брат, протягивая ей недавно полученный документ.

Мангала пристально осмотрела помилование и, вернув его брату, начала нервно барабанить пальцами по подлокотнику кресла.

— Ты не веришь, — констатировала Сесилия.

Леди Вэндэр неопределенно пожала плечами.

— Тогда смотри на доказательства, любуйся, — с негодованием воскликнула Рыжая Мэри, уже уставшая за эту ночь доказывать, кто она и каковы ее намерения.

Задрав штанину, она оголила алый прижженный шрам. Следующим жестом она выхватила кинжал и ловким движением отсекла рукав грязной рубахи, выставляя зашитую рану После этого Патрик скрестил руки и быстро поднял заднюю часть изорванной грязной сорочки, показывая длинный рубец во всю спину Показав свои шрамы, миледи Вэндэр выставила вперед запястье правой руки, демонстрируя сначала след от кандалов, а затем — синюю татуировку.

— Если нужны еще доказательства, посмотри на наши лица, — холодно произнесла она.

— Я верю, — прошептала бледная Мангала. Немного помолчав, она спросила: — Скажите, как вы, миледи Вэндэр, стали такой?

Сесилия замялась. Патрик многозначительно взглянул на Кристофера. Тот понял его без слов и быстро поднялся с места.

— Я пойду прогуляюсь, скоро вернусь, — улыбнулся он и поспешил к выходу, через который они зашли.

Когда дверь за ним захлопнулась, Сесилия медленно заговорила. Слова давались ей с трудом, было понятно, что эта часть ее жизни долгое время пряталась в самых потаённых уголках памяти. Еще никогда миледи Вэндэр не говорила о своем прошлом, стремясь забыть его. Но теперь ей самой хотелось им поделиться, рассказав все начистоту. Слишком долго она молчала. Пришло время положить этому конец. Медленно и тихо она начала:

— Когда я была совсем ребенком, я жила с отцом, дядей и матерью. Мы жили на берегу моря в небольшом городке в Уэльсе. Отец был купцом и часто ездил за море за новыми товарами. Когда мне было пять, он поехал покупать новые шелка. В это время на море был шторм… все погибли. Мы остались втроем. Дядя был подмастерьем в сапожной мастерской. Его занятие приносило очень мало денег. После смерти отца мы стали очень быстро беднеть. Налоги возросли, а средств становилось все меньше. Если бы так продолжалось и дальше, мы бы пошли по миру с протянутой рукой.

Год спустя, когда мне исполнилось шесть, дядя решился ограбить одного знатного торговца. Он пошел на этот шаг только ради меня и матери, — Сесилия вздохнула. — Его поймали и приговорили к двадцати годам каторги. Наши дела стали совсем плохи. Наше бедственное положение было безнадежным и ужасным. Когда мне было восемь, мы уже продали наш дом и жили в жилище чуть лучше хлева. Есть было нечего, одевать — тоже. Помню, какое унижение я испытывала, когда мать пошла просить кусок хлеба. Уже тогда я была готова пойти по стопам дяди, лишь бы мать не побиралась. Я начала подворовывать.

Однажды, прося милостыню, мать встретила одного человека. Он был добр к нам и всячески помогал. Звали его Гордон. Он полюбил мою мать, но я как чужой ребенок была ему противна. На мой девятый день рождения Гордон сделал матери предложение, предлагая выйти за него. Однако он ставил условие: я не должна была быть в их семье. Мать любила меня и, оскорбившись после подобного заявления, выгнала его прочь. Он ушел и три месяца не появлялся. За это время все наши средства истощились. Думаю, он специально выжидал, когда наши дела станут совсем плохи.

Но, как бы то ни было, через три с лишним месяца он стал приходить к нам каждую неделю. Он помогал матери по дому, приносил еду и небольшие деньги. Спустя два месяца мать вышла за него, уговорив Гордона оставить меня. Мы переехали в его дом. Он ненавидел меня, всячески ущемлял и притеснял. Жизнь для меня становилась невыносимой. Когда матери не было в доме, он бил меня за любую провинность. Помню, однажды я ответила ему ударом, после этого он стал наказывать меня и при матери. Но уйти от него мы не могли. Да и куда? На улицу? С каждым днем становилось все тяжелее и тяжелее. По ночам я запиралась от отчима в комнате и думала, куда я могу сбежать. То, что я бегу одна, было предельно ясно. Но бежать было некуда. Однако я точно знала, что в доме Гордона не останусь.

Оставался месяц до моего десятилетия. Однажды ночью, когда я сидела, запершись в своей комнате, в окно влез дядя и предложил уйти с ним. После двух его фраз я поняла, какую жизнь он мне предлагает. Стать разбойницей означало для меня стать свободной. Делать то, что хочу я, и никого не бояться — вот что он предлагал. Помню, что всю ночь я прощалась с матерью… Наутро мы ушли. Уходя, я знала, что никогда уже с ней не увижусь.

Дядя бежал с каторги. Бежал с двадцатью или более отъявленными головорезами. Он стал их главарем. Он обучил меня всему, что знал. В семнадцать мне дали шанс показать себя. Под моим руководством был захвачен корабль. Я справилась блестяще. Тогда мне позволили сделать эту татуировку Я гордилась ею. После этого я стала одной из ведущих главарей пиратов на Тартуге, Рыжей Мэри.

Сегодня же я отказалась от этого имени и звания взамен на эту бумагу.

Кристофер, насвистывая под нос знакомую ему мелодию, обошел парк возле замка. Времени еще было предостаточно, а ходить кругами он не любил. Оглядев местность, доктор увидел тонкую, почти заросшую тропинку, ведущую к небольшой роще. Беззаботно хмыкнув, Крис встал на тропу и быстро зашагал по ней. Миновав рощу, он вышел на широкую проселочную дорогу, по которой не раз ездили лошади. Продолжая насвистывать песню, он шел по дороге, с интересом оглядывая новые ландшафты. Через пятнадцать минут он остановился возле богатого двухэтажного особняка с низким красивым навесом. Не зная почему, Кристофер обошел дом и, заглянув в несколько окон, убедился, что там никого нет.