Джудит Айвори - Рыжий ангел

Отсутствие свидетелей сделало это возможным. История Кристины оказалась единственной версией событий.

11 июля, в то утро, когда доставили цветы, Адриан Хант пересек Ла-Манш и уехал в провинцию Дофине, на юго-восток Франции. Измученный двухдневным путешествием на корабле и в карете, он отправился спать. В полдень 13 июля, когда поднялась суматоха, все в доме еще громко храпели.

Местные крестьяне собирались всю ночь. К полудню страсти накалились. Объединенные голодом и несправедливостью, крестьяне взбунтовались. В ход пошли палки, камни, лопаты и топоры. Позднее это событие сочтут преамбулой Французской революции, этаким провинциальным эквивалентом штурма Бастилии в Париже.

В тот день Франция была на грани огромных социальных перемен. Сотню лет назад Англия тоже пережила революцию. Король тогда уступил большую часть власти парламенту и… лишился головы. А Франция продолжала жить по старым правилам. Король руководствовался правом помазанника Божьего, считая, что аристократия во главе с ним может жить в роскоши, без всяких угрызений совести и раскаяния перед низшими классами. Но в середине века все изменилось. Появились буржуа.

Французские писатели Вольтер, Руссо, Дидро вдохнули в слова новую жизнь. Французская казна помогала финансировать через океан самый крупный эксперимент в области свободы, равенства и братства – Америку. Удивительно, однако, как яростно эти идеи воспламенились в самой Франции.

Три обстоятельства сделали это возможным. Прежде всего, глупый король Людовик XVI, унаследовавший трон от распутника-отца. Людовик XV обложил страну тяжелыми налогами. И он сам, и освобожденная от налогов аристократия привыкли жить в роскоши и не считаться с затратами. Людовик XVI окончательно истощил казну. Он отказывался проводить реформы, отказывался умерить запросы. В конце концов, денег просто не осталось – ни в королевской казне, ни в карманах бедняков. Последней каплей стал неурожай. Массы нищих и голодных людей, которым нечего было терять, объединились со средним классом, более четко выражавшим свои мысли. У организма появились мозг и огромное массивное тело. Так родилась революция.

Адриан в то утро оказался на пути этой яростной силы. В провинции Дофине гостя и его гостеприимных хозяев выволокли из кроватей. Их врагами стали соседи – бедняки и крестьяне. Вооружившись тем, что оказалось под рукой, эти голодные, озлобленные люди начали борьбу с высшими классами. Судьба нанесла Адриану страшный удар – в этих краях мятежники вооружились косами.

Кривое лезвие по диагонали полоснуло его от плеча до живота. Доктор сказал, что ни разу в жизни не видел, чтобы человека так художественно разрезали от одного края до другого. Несчастного лорда зашили во Франции и на корабле отправили через Ла-Манш домой умирать.

Когда до Кристины дошли новости о «несчастном случае» с графом, она испытала стыдливое чувство облегчения. Ее лжи больше ничто не угрожало. Но с течением времени появилось иное ощущение. Ощущение потери. Кристине пришлось справляться с этим маленьким горем в одиночку. Ее дух ослабел. Она стала беспокойной, тревожилась, ее больше не радовали светские развлечения. Никто не имел ни малейшего понятия, что она носила своего рода траур, не собственно по графу, но по какой-то связи с ним, которую не могла определить. Она носила траур по себе. По чему-то смутному, неясному, что олицетворял для нее граф. И по роману со своей беззаботной жизнью, которая, как вдруг осознала Кристина, имела мало общего с реальностью.

Май 1792 года

Кристина Бауэр Пинн приехала в загородный дом в наемной карете. Она решительно ступила в грязь подъездной дорожки, сама достала багаж и пошла к двери. Это был парадный вход в дом друга ее кузины и потайная дверца в счастливую жизнь Эванджелин. Но Кристина была не в том положении, чтобы играть словами. Слава Богу, что Эви согласилась помочь.

Кристина дернула дверной молоток, потом потянула еще раз.

Появилась кухарка, занятая в этот ранний час выпечкой хлеба. Экономка, объяснила она, торгуется с охотником из-за дичи. Больше тут никого нет, кроме ленивого садовника, которого не заставишь вылезти из грязи. Хозяин, как и было обещано, в Лондоне. Да, они ждали Кристину.

– Faites comme chez vous. – «Будьте как дома», – поняла Кристина. Кухарка – француженка. Махнув рукой в сторону довольно пыльного коридора, она указала гостье на ее апартаменты: – Вам тут будет удобно.

Кристину оставили одну в холле, который ее просто поразил. Мало того, что он огромный, мебели в нем хватило бы на три-четыре большие комнаты. Это была настоящая пещера Али-Бабы: картины, гобелены, ковры. В застекленных витринах – масса мелких статуэток, вазы, блюда.

Кристина понесла свои вещи вверх по лестнице. Вторая площадка, ее апартаменты справа… или прямо? Эти два слова на французском так похожи.

Наверное, прямо – эти апартаменты были лишены деловитости остального дома и словно ждали, что кто-то придет и займет их. Гостиная и спальня мгновенно очаровали Кристину своей простотой.

Французские двери вели из спальни на балкон. Кристина была в восхищении. В хорошую погоду, как сегодня, можно было в буквальном смысле впустить природу в дом. Птицы пели на ветвях деревьев. Ветерок, казалось, нес с собой солнечный свет, тени лепечущих листьев танцевали на стене. Как приятно поселиться в таком чудесном месте!

Кристина вышла на балкон полюбоваться поместьем. Украшенный скульптурами парк окаймляла широкая дорожка со скамьями в укромных уголках. В центре находился бездействующий фонтан. За парком – оранжерея. А дальше невозделанная земля – любимый ландшафт Кристины.

На просторных лугах, казавшихся ярко-зелеными в утренней дымке, паслись маленькие черноногие овцы. Луга тянулись до самого леса на горизонте. Линия отдаленных деревьев обнимала владения, как распахнутые руки, придавая землям чувство полноты и целостности.

Лес. Только члены королевской семьи и горстка аристократов имеют собственные леса для охоты. Этот лес принадлежит другу ее кузины? Куда кузина ее отправила?

Записка Эванджелин была краткой. В ней сообщалось, что дом свободен и Кристина может там остановиться. Хозяин возражать не будет. Кристина предполагала, что ее кузина связана с неким джентльменом в Гемпшире, и догадывалась, что остановилась в его доме. Эви в одном предложении изложила преимущества: дом удобный, ехать до него меньше одной ночи, поселиться можно хоть завтра.

Благослови, Господь, сдержанность Эви. Не всякий столь охотно придет на помощь жене, оставившей мужа.

Глубоко вздохнув, Кристина начала распаковывать вещи.

Через некоторое время появилась экономка.

– Свободных служанок нет. Надеемся, миссис Пинн это понимает.

Экономка была более сурова, чем кухарка. Разговаривая, она прятала явно негостеприимную улыбку, то вспыхивающую, то исчезающую в углах плотно сжатого рта.

– Помочь вам распаковать вещи? Вы нашли банное полотенце? Вам нужна еще одна лампа? – Экономка сыпала ненужными вопросами, указывая пальцем на вещи Кристины.

Кристина понимала, что ее внезапное появление, без горничной и со скромным багажом, вызывает насмешку.

– Не хочу вас задерживать, – наконец сказала Кристина. – Я знаю, что вы заняты.

– Вовсе нет. Я пила чай.

А тут появилось угощение к чаю в лице неожиданной гостьи…

– Вы только посмотрите! – указав за окно, сказала экономка, словно речь шла о чем-то важном. – Его там нет.

– Кого?

– Садовника. – Жест экономки выражал крайнее неодобрение. – Если его можно так назвать. Он только и делает, что вмешивается в волю Божью. Настоящий дьявол. Богохульник. Посмотрите, он опять здесь.

Внизу в поле их зрения появился мужчина в широкополой шляпе. Он остановился у плетистой розы, которая карабкалась вверх по стене на высоту третьего этажа, почти в комнату Кристины. На стеблях все еще оставались цветы.

Вытащив маленькие ножницы, садовник начал тщательно подрезать стебли. Он больше походил на хирурга, чем на садовника.

– Отвратительно, – возмущенно сказала экономка. – Он выводит оранжевые розы. Но они не дают побегов!

С явным удовлетворением экономка вышла из комнаты. Кристина стояла, разинув рот. Нарочитая злоба экономки ошеломила ее. Но ведь экономка не могла знать…

Хотя Эванджелин любит поболтать.