Амелия Грей - С любовью, герцог

– Не стоит, – сухо ответил Хоксторн. – Вы сказали достаточно, и все это, возможно, так и было, но факты вещь упрямая, а они говорят, что ничего непоправимого не произошло. Когда пошли слухи о возможной мести, мы проверили, как обстоят дела у тех самых «опороченных» нами дебютанток, и, судя по тому, что нам удалось выяснить, все они благополучно вышли замуж и наслаждаются жизнью.

– Приятно это слышать.

– Нас тоже это порадовало. – Солан сделал глоток вина. – Раз уж мы заговорили о слухах, скажите, правда ли, что вы дали клятву никогда не выходить замуж?

Мисс Квик поставила бокал на стол.

– Да.

– Потому что не захотели выходить за виконта Деннингкорта.

Не сразу, но она ответила:

– Да.

– Но вы не ушли в монастырь. Мне помнится, что по городу прошел такой слух.

Внезапно глаза ее озорно сверкнули, и она словно засветилась изнутри, так что стало невозможно оторвать от нее глаз. Ему ужасно захотелось ее поцеловать, да и нижняя часть его тела отреагировала не менее бурно.

– И это всех бы устроило, не правда ли, ваша светлость? Увы, хорошей монахини из меня бы не получилось, и моему дяде это известно. Я упряма, ненабожна. Даже если бы мне захотелось уйти в монастырь и мой дядя согласился на это, я не продержалась бы там и суток. К исходу первого дня сестра-настоятельница отправила бы меня обратно в Свитчингем. Кротость не в моем характере, а без нее в монастыре делать нечего.

Кроткой мисс Квик не была, это точно, но как раз своей упрямой непокорностью и независимостью суждений она ему и нравилась. Куда приятнее общаться с леди, которая честно высказывает свое мнение без оглядки на то, как оно будет воспринято собеседником.

Мисс Квик взяла в руки бокал и сделала глоток.

– Итак, вы приняли обет безбрачия, – пристально глядя на нее, сказал Хоксторн. – А как насчет обета целомудрия?

Мисс Квик не отвела взгляд, не изменилась в лице, но по ее глазам Солан понял, что его вопрос ее удивил.

– А разве из одного не следует другое, ваша светлость?

– Я не знаю: клятву же давали вы – вот и спрашиваю у вас.

Рука ее не дрогнула, и взгляд оставался ясным, но он почувствовал ее напряжение. Пауза затягивалась, и причина ее молчания была ему понятна: мисс Квик не имела однозначного ответа на этот вопрос.

– Простите, что помешала…

Миссис Хадлстон, стоя в дверях, нервно теребила фартук.

– Вы нам не помешали, – поспешила заверить ее Лоретта. – Что-то случилось?

– Под дверью черного хода стоит нищий, совсем еще мальчишка, и просит хлеба.

– Вы ведь знаете, что не надо меня спрашивать, как быть, если кто-то голоден: просто накормите, и все.

– О да, мисс, помню. Я велела ему подождать, потому что решила, что вам стоит на него взглянуть. Мальчишка, похоже, серьезно болен, вот я и подумала…

Хоксторн невольно поежился, представив, что оказался сейчас на улице, и заметил:

– Здоров он или болен, в такую ночь без крыши над головой его оставить нельзя.

– Разумеется, – поддержала его Лоретта. – Мы найдем и для него место. Он один?

– Похоже на то, – сказала экономка. – Я пригласила его на кухню и предложила погреться у плиты, но он отказался: сказал только, что хочет немного хлеба и будет ждать под дверью. Вот я и пошла за вами.

– И правильно сделали. Прошу меня извинить, ваша светлость, – проговорила Лоретта, вставая из-за стола, – но я должна вас покинуть.

– Я пойду с вами.

Хоксторн следом за хозяйкой дома пошел по длинному коридору в сторону кухни. Там у стола с остатками ужина стояли три служанки, которых он прежде не видел. Миссис Хадлстон открыла дверь черного хода, и в помещение ворвался ледяной вихрь. На пороге стоял мальчик лет одиннадцати, тощий и бледный как привидение, насквозь промокший под холодным дождем и дрожавший всем телом.

– Заходи скорее в дом! – воскликнула Лоретта и протянула пареньку руку, но тот уже успел заметить мужчину и, чего-то испугавшись, попятился и бросился наутек.

Было ясно, что, если его не вернуть, паренек насмерть замерзнет.

– Я пойду найду его и приведу в дом, а вы тем временем приготовьте ему какое-нибудь теплое питье и сухую одежду.

Идти за плащом времени не было, и Хоксторн выскочил на улицу в чем был. Ветер швырял град в лицо, хлестал по глазам. Разглядеть что-либо в сплошной мгле не представлялось возможным, и он побежал наугад, поскользнулся на льду и едва удержался на ногах, а когда глаза привыкли к темноте, за белесой пеленой разглядел наконец выбивавшегося из сил мальчишку.

Рискуя свернуть себе шею, он прибавил скорости, настиг беглеца и схватил за куртку, но мальчишка исхитрился на ходу высвободиться из нее, оставив в руках своего преследователя.

Досадливо выругавшись, Хоксторн швырнул куртку в сторону и бросился за ним. Ловкость, с которой сорванец его провел, говорила о том, что этот трюк им хорошо отработан не раз. Мальчишка петлял как заяц, усложняя своему преследователю задачу, но он умел учиться на своих ошибках. Когда ему удалось опять нагнать беглеца, он схватил мальчишку обеими руками: одной за рубашку, другой – за плечо.

Пленник не желал сдаваться и, пытаясь вырваться, осыпал его бранью, надсадно хрипя:

– Что тебе от меня надо? Я же ничего из твоего дома не крал!

Ясно как день, что мальчишка этот не заблудившийся крестьянский сын, а беспризорник, коих множество в Лондоне. Но как он очутился в такой дали от города?

– Тихо! – рявкнул Солан. – Никто не собирается причинять тебе зло: напротив, я пытаюсь помочь.

Похоже, борьба отняла у мальчишки последние силы: он вдруг замолчал и обмяк, глаза у него закатились. Чертыхнувшись, Хоксторн подхватил его на руки и поспешил назад. Рубашка и штаны на мальчишке намокли и теперь стояли колом от мороза, в тщедушном теле едва теплилась жизнь.

Хоксторн взывал ко всем святым, чтобы донести паренька до дома живым.

Лоретта со страхом вглядывалась в поглотившую герцога черноту. Страх железной хваткой держал ее за горло, не давал вздохнуть полной грудью, – так страшно ей было всего пару раз за всю жизнь.

Тот же ужас и отчаяние от сознания собственной беспомощности она испытывала, когда мучилась от невыносимых болей ее мать незадолго до своей смерти. Хоть Лоретте тогда и было всего семь лет, помнилось все с пугающей ясностью, словно и не прошли все эти годы. Жизнь – хрупкая субстанция. На каждом шагу нас подстерегают опасности, грозящие гибелью, но чем реже об этом вспоминаешь, тем легче жить.

Но Лоретте был знаком и страх другого рода: было страшно идти против воли дяди, но еще страшнее давать клятву, которая навсегда изменила бы ее жизнь.

Впрочем, тогда смерть никому не грозила, не то что сейчас.

Сможет ли герцог отыскать мальчика и вернуть? Есть ли у беглеца семья и где она сейчас? Может, и этим несчастным нужна помощь?

– Герцог прав: мальчика надо будет переодеть. Миссис Хадлстон, сходите в спальню Пакстона за теплой ночной сорочкой и чулками, – распорядилась Лоретта. – Подходящие по размеру брюки мы поищем потом. Битси, достаньте запасные одеяла и повесьте перед камином, чтобы согрелись к тому времени, как они вернутся.

Ни одна из четырех женщин не шевельнулась: все они, похоже, еще не оправились от потрясения и пребывали в ступоре, а может, не слишком верили, что герцог вернется не один.

– Не стойте как истуканы! – прикрикнула на служанок Лоретта. – Займитесь наконец делом!

Сама она ждала у распахнутой двери черного хода, зябко обхватив себя руками и всматриваясь в темноту. Стоило ей выйти из-под навеса, как ветер швырнул в лицо пригоршню колючих льдинок вперемешку с дождем. Время тянулось бесконечно медленно. Жалобно скрипели деревья в унисон со зловещим завыванием ветра, холод пробирал до костей. Теперь Лоретта уже боялась не за одну жизнь, а за две. Что, если герцог простудится и умрет?

Платье ее промокло насквозь и липло к телу, она уже не чувствовала пальцев ног. Понимая, что едва ли поможет герцогу и мальчику тем, что замерзнет сама, Лоретта тем не менее не желала возвращаться в тепло. Если они способны выдержать холод, то и она сдаваться не станет.