— Работать? — Майя встревоженно смотрела на свою дочь. — Когда?
— По субботам. Хотя бы раз в неделю.
— А как же твои уроки? — спросил Имре, поднимая глаза от тарелки.
— Папа, но это всего один день в неделю. У меня будет куча времени на мои уроки, — осторожно сказала Мадлен. Имре растерянно кивнул.
— Думаю, у мистера Дормана найдется для тебя работа, — сказала Майя неуверенно. Она посмотрела на своего мужа. — Ты могла бы… Протирать пыль и пылесосить у него по субботам утром. А я делаю у него всю грязную работу по средам… — она помолчала, раздумывая. — Хорошо. Я спрошу у него на неделе. Однако за это много не платят, — сказала она, кладя вареный картофель в тарелку Мадлен.
— Я знаю. Это просто деньги на карманные расходы. Все девочки в школе их сами зарабатывают. — Мадлен не упомянула о Бекки. Майя только сказала после последнего прихода Бекки, что цветы, должно быть, стоили кучу денег, а богатые могли тратить свои деньги на что угодно. Мадлен не рассказала матери и об Амбер. Со слов Бекки Мадлен поняла, что семья Амбер не просто богата, а очень богата, в отличие от семьи самой Бекки, которая относила себя к среднему классу.
— Хорошо. Я поговорю с мистером Дорманом в среду. — Майя села на свое место. Они молча закончили трапезу, каждый занятый своими мыслями и заботами текущего дня.
— Она милая, — согласилась Амбер, расположившись на своем привычном месте у изножия кровати Бекки. — Но носит ужасную одежду.
— Я знаю. Но они и вправду очень бедны, — сказала Бекки. — И ее брат умер. Представляешь?
— Правда? Когда? — Амбер уставилась на нее, удивляясь, как это Бекки всегда удавалось узнавать самые потаенные стороны жизни других людей.
— Я точно не знаю, — призналась Бекки, опускаясь на пол рядом с Амбер. — Но он был ужасно симпатичный. Его фотография висит у них в гостиной. Он служил в армии. Могу поспорить, он был шпионом.
Амбер улыбнулась. У Бекки было богатое воображение.
— Да перестань. Может, он просто заболел. Честно, Бекки… Ты так любишь сочинять.
— Я не сочиняю! Можешь у нее спросить.
— Да зачем мне? Захочет, сама нам обо всем расскажет, — просто сказала Амбер.
— О, ты так чертовски рациональна иногда, Амбер, — ответила Бекки, сраженная ее скептицизмом и неожиданной критикой. Амбер всегда нужна была только правда. Для Бекки же правда зачастую оказывалась слишком скучной. Гораздо интереснее было воображать себе что-то. Она аккуратно подобрала оборки покрывала. Амбер проигнорировала замечание подруги и взяла книгу. Несколько минут они сидели молча. Бекки завистливо смотрела на загорелые руки и лицо Амбер. Та выглядела просто великолепно с загаром и каштановыми локонами. В этот момент она напомнила ей Киерана. При мысли о нем у Бекки защемило в желудке. Она не сказала Амбер ни слова о Киеране… Просто не знала, как это сказать. Ей так хотелось теперь зайти к Амбер, чтобы увидеть его. Но когда? И как? И что она скажет Амбер? Вопрос сверлил ей голову, пока она не испытала тошноту. Она откинулась на подушках, не обращая внимания на подозрительный взгляд Амбер, слишком утомленная, чтобы что-либо объяснять. Это был очень насыщенный день. Она провела его, волнуясь об Амбер, о Мадлен, о Киеране… А теперь еще она видела, что и Амбер начала беспокоиться за нее. Бекки закрыла глаза. Слишком много всего произошло за столь короткий срок. Не то что шесть недель приятной, полной размеренными событиями школьной жизни. Она была переполнена эмоциями. И каждое новое чувство было сильнее и непредсказуемее предыдущего. Она так долго ждала возвращения Амбер, а теперь, когда подруга вернулась, она не знала, как бы поскорее избавиться от нее, чтобы увидеть Киерана. И она очень расстроилась по поводу приглашения Мадлен пойти с ними в кино. Она видела, как явно Мадлен смутилась. Иногда, думала про себя Бекки, закрыв глаза, она слишком глубоко переживала происходящее. Ей хотелось порой не быть так легко ранимой. Амбер была толстокожей — мелкие неудачи и расстройства совсем не задевали ее… Она была крутой. Она не испытывала и половины тех страданий, которые переживала Бекки. Иногда Бекки хотелось стать похожей на Амбер.
13
Мадлен с любопытством изучала фасад дома мистера Дормана. Он был пурпурного цвета, непохожий на кремовые или розоватые дома вдоль дороги. Насыщенного пурпурного цвета с золотой дверью и… она присвистнула… зеркальными окнами. Она в жизни своей не видела ничего подобного. Она уставилась на свое отражение в стекле, пока ее мать возилась с ключами. Придя в себя, она последовала за матерью в прихожую. Огромная нога слона приветствовала их. Так и стояла посреди прихожей гигантская черная нога с твердыми потемневшими ногтями и клочковатой шерстью. Мадлен встревоженно рассматривала ее. Она повернулась к матери, но Майя ушла уже на кухню, явно игнорируя странные вкусы мистера Дормана.
— Итак, — Майя протянула ей фартук и пару перчаток. — Сперва кухня, потом все остальное на первом этаже: ванная и две пустующие комнаты. Затем наверху — спальня мистера Дормана и его ванная. В такой очередности. Ясно?
Мадлен кивнула, взяв перчатки и фартук. Ее передернуло, когда она проходила мимо ноги и головы зебры, подвешенной на стену прямо на уровне ее собственной. Майя показала ей, где все лежит — тряпки, ветошь для протирания пыли, пылесос, щетки… В общем, все необходимое для работы. Она показала дочери, как протирать зеркала, как застилать постель. Ей заплатят два с половиной фунта за час, а по оценке Майи эта работа займет у нее около четырех часов. Десять фунтов было целым состоянием для Мадлен.
— Я зайду за тобой в час, — сказала Майя, забирая свое пальто. — Не трать понапрасну время, — добавила она жестче, берясь за ручку двери. Мадлен закатила глаза.
— Не буду. Я справлюсь.
Майя открыла парадную дверь и вышла. Ее ждала другая работа.
Мадлен не ожидала, что работа окажется такой трудной. Почти целый час ушел у нее на уборку кухни. Она пыталась представить себе, каково это было — попользоваться тарелкой и оставить ее где попало, осознавая, что кто-то другой найдет ее, очистит, отмоет и поставит к остальной посуде в буфеты вдоль стен. Мистера Дормана, очевидно, больше заботили другие мысли — даже чайные ложечки, которыми он размешивал кофе, валялись в засохших лужицах от пролитого молока. Мадлен загрузила кастрюли в посудомоечную машину. Не похоже было, чтобы он много готовил. Из всего увиденного она заключила, что он жил один. Ни одна женщина не стала бы терпеть такой беспорядок. Она перебрала холодильник, убрав оттуда три пустые бутылки из-под шампанского и бумажный пакетик из-под грибов. Затем опустошила мусорную корзину и терла, скребла и полировала, пока все поверхности не засверкали. Когда она наконец стянула с себя перчатки и отерла лицо тыльной поверхностью ладони, она задалась вопросом, как же ее мать находила в себе силы выполнять подобную работу день за днем. Убирать офисы было одним делом, но убирать квартиры за испорченными, избалованными мужчинами средних лет, которые и яйца себе сварить не умели, было работой совсем иного характера. И она направилась наверх в первую ванную.
Еще два часа спустя, когда работать оставалось всего час, она добралась наконец до хозяйской спальни. Мадлен с интересом осмотрела комнату. Спальня была просторной и большой, с огромной двуспальной кроватью и массивными деревянными шкафами. Чем бы ни занимался мистер Дорман, у него точно была страсть к животным. Постель покрывала огромная шкура — какого животного, она не могла определить точно — леопарда или тигра, и еще одна подобная шкура устилала пол. Стены были белыми, без украшений. Она застелила кровать, как мать показала ей, собрала грязное белье в корзину. Майя стирала его по средам. Протерев столики, пропылесосила полы, отполировала шкафы. Посмотрела на часы. Оставалось пятнадцать минут. Она устремилась в ванную. Ванная походила на спальню — такая же большая и белая, с минимумом мебели. Мадлен почистила раковину, краны и дверцы шкафов и уже собралась уходить, когда ее взгляд задержался на маленькой фотографии в рамке над туалетом. Девочка аккуратно сняла ее. Молодой человек улыбался в объектив. Он был очень милым. Интересно, кто это. Возможно, сын мистера Дормана? Он был загорелым, с вьющимися каштановыми волосами, темными глазами. Ей понравилась его улыбка.