— Привет, я Кайт.
— Привет, я Эмили, — я быстро улыбнулась.
Кайт кивнул на право.
— Ну, Эмили, ты разозлила Мэтта? Потому что он выглядит совсем не радостным, и он идет сюда.
Скульпт посмотрел туда, куда указывал Кайт.
— Боже.
— Я бы сказал, — пробормотал Кайт, — выглядит так, будто тебя ждет порка, Эмили.
Когда Скульпт повернулся ко мне, внутренности связались в тугой узел. Он был полностью напряжен, даже желваки на челюсти пульсировали.
— Ты встречаешься с ним?
— Он брат моей лучшей подруги и мой сосед. Нет, конечно, нет.
— Он в ярости. И сейчас ищет тебя. — Кайт усмехнулся. — Зуб даю, он думает, что ты пристаешь к ней.
Скульпт прорычал.
— Мечтай.
Я побледнела и почувствовала себя муравьем, на которого он наступил. И не важно, что я была уверена, что он никогда не будет со мной, но услышав это, казалось, будто я вдохнула ядовитых газов. Ну и ублюдок же он.
— Нам нужно уходить. — Скульпт потянул меня за руку. — Скажи Мэтту, что я подвезу ее домой.
— Эм, что? — Я попыталась вырваться из его хватки, но не могла сдвинуться с места.
Он снова проигнорировал меня и потянул за собой, я поплелась следом. Толпа расступалась перед ним, как красное море перед пророком Моисеем.
Он не замедлился, пока мы не остановились перед черным гоночным байком. Черный металл отражал лунный свет, хромированные детали блестели как зеркала. Он отстегнул стальной кабель, взял шлем и надел мне на голову. Потом застегнул ремешок под подбородком, прежде чем я успела возразить и сказать, что ни за что не сяду на байк.
Скульпт перекинул ногу через сидение, завел двигатель, громкий рык заставил меня вздрогнуть. Я никогда не каталась и не горела желанием прокатиться на смертельной двухколесной ловушке. Отступив назад, я расстегнула ремешок.
Он схватил меня за запястье.
— Садись, Мышка.
— Эм, я, пожалуй, откажусь. — Лучше прыгну с тарзанки, чем сяду на мотоцикл. У прыгунов хотя бы веревка привязана к ногам, а у байка нет ничего — ни ремней безопасности, ни воздушной подушки.
— Ты хочешь, чтобы я научил тебя драться, но боишься сесть на гребаный байк? Боже. — Он посмотрел на дверь склада и перевел взгляд на меня. Одним рывком притянул к себе. — Усаживай свою задницу на байк, и я дам тебе один урок. Один. Тогда и посмотрим, но если услышу хоть одну жалобу, стон, поскуливание или плач — я уйду.
Жестко и грубо, но честно. Я не могла отказаться.
— По рукам.
— По рукам. — Его брови поднялись, а я стояла и пялилась на него, сидящего на байке. — Шевелись, Мышка.
Покалывание между ног усилилось, бабочки в животе устроили вечеринку. Мысль о том, что я буду сидеть позади него, ощущать Скульпта… Мое тело реагировало бурно, и это пугало.
— Быстрее.
— А, да. — Я подошла к байку и перекинула ногу, по телу прошла дрожь. Неудивительно, что парни любят байки, это дико заводит.
Он развернулся, немного отодвинулся назад, положил руку на мою поясницу и жестко пододвинул к себе, так что мой лобок уперся в его задницу, а внутренняя часть бедер касалась его. Жар по моему телу разлился еще больше.
— Руки. — Он обхватил оба моих запястья и обернул вокруг своей талии. — Крепче, Мышка.
Я сжала руки, чувствуя мышцы твердого пресса под ладонями.
Байк немного завалился на бок, он поддал газу, и мы сорвались с места.
Глава 2
Пять недель спустя…
— Мышка, ты не слушаешь меня. Боже. Обхвати меня бедрами сзади. — Он уложил меня на спину в седьмой раз за сегодня, его руки удерживали мои запястья над головой.
Это бы наш пятый урок, и каждую неделю я жаловалась, материлась и плакала — после того как Скульпт отвозил меня домой, и я оставалась наедине.
— К черту. Я пытаюсь изо всех сил. — Моя уверенность возрастала, Скульпт убирал мои страхи как шелуху с лука.
По крайней мере, сейчас, когда он притворился что душит меня, я не визжала и не замирала от страха, теперь я поднимала руку и впивалась пальцами в его трахею.
Он был жесток со мной, в большинстве случаев я приходила в ярость, медленно понимая, что ему это нравится. Если я злилась — значит не боялась, и для него это было намного лучше, потому что я могла дать ему сдачи.
— Ну, так сильнее старайся. Я не буду тратить на тебя время, если ты будешь маяться херней.
— Маяться херней? Серьезно? Ты только что это сказал? — Он знал, на какие кнопки жать. Я попыталась спихнуть его, но его руки удерживали мои запястья, и он сидел поверх моих бедер, я же была похожа на запуганного угря. — Думаешь, мне нравится постоянно лежать на спине?
Скульпт поднял брови, едва заметная улыбка появилась на его губах. Первый раз я увидела его улыбку. С той ночи, когда он смеялся надо мной, он был все время серьезным. Скульпт был тихим парнем, молчаливым и не показывал свои эмоции. Будто он прятался за своей нахмуренностью. Но, увидев эту улыбку, я так возбудилась, клянусь, почувствовала чертову влажность между ног.
На его правый глаз упала прядь каштановых волос, мне захотелось убрать ее и запустить пальцы в его густые волосы. Я называла его прическу: «сексуальная прическа из кровати», потому что он всегда выглядел так, словно ему их хорошенько взъерошили. Может, так и было. Боже, сколько женщин касались его волос? Странная тяжесть появилась в груди от этой мысли. Ревность? Черт, у меня не было прав ревновать. Скульпт никогда не заинтересуется мной. О чем я вообще думала?
— Эмили?
Я знала, если он поцелует меня этими идеальными губами, это будет самый невероятный опыт в моей жизни. Хорошо, мне было только двадцать, меня уже целовали парни, но, думаю, что лучше Скульпта никто не целуется. Не то чтобы он хотел поцеловать меня. Когда он выходил на ринг и женщины кричали «Скульпт», то он мог заполучить любую, какую только пожелает. В частности, блондинок, похожих на ту, которую я видела, но ничего общего со мной. Они были ребрышками, а я свиной отбивной.
— Лего-домик.
Я вздрогнула от его слов.
— Что?
— Ты слишком много думаешь.
— И? У меня много мыслей. И при чем тут Лего?
Его темные глаза сощурились.
— Ты выстраиваешь разноцветную стену у себя в голове.
Он был прав. Я знала, что была не из лиги Скульпта, но не могла остановиться и представляла, как он снова и снова заваливает меня на задницу. Так как мы проводили по два-три часа в неделю вместе, я думала, что переболею этим увлечением, но не смогла. Становилось только хуже, потому что после занятий мы шли есть мороженное; ели свои рожки, сидя на бордюре, возле его байка, и он писал мне каждый день. Я, правда, не понимала, почему он мне писал, может, просто проверял, и это злило меня, потому что от каждого звука телефона мое сердце едва не выпрыгивало из груди.
— Я сделал тебе больно?
Я помотала головой и посмотрела ему в глаза. Он смотрел на меня с прищуром, его глаза были темными, потому что он все еще был немного зол, брови нахмурены. И эти его великолепные ресницы, черные и немного длинноватые для парня, но они ему шли. Не удивительно, что я не могла сконцентрироваться. Он был основным отвлечением.
— Ты должна сосредоточиться. — Он обхватил мой подбородок большим и указательным пальцами. — Ты должна быть на шоппинге, а не торчать здесь со мной на грязной заброшенной конюшне.
Я выбрала место на окраине Торонто. Часто приезжала сюда, когда мне удавалось стащить машину Мэтта, сидела на холме позади конюшни и наблюдала за лошадьми. Я приезжала сюда два года подряд, стадо выросло до тридцати двух лошадей, большинство из них выглядели как скаковые: пегие с белыми гривами, чисто пегие, и моя любимая — аппалузская, как дикий мустанг.
К тому же, я предпочту грязную конюшню любому шоппингу. Когда Кэт удавалось затащить меня с собой в торговый центр, то мне казалось, будто меня медленно волокли голой по гравию в жаркий день. Чистая пытка! Она перемеряла все, затем думала, что ей подошло, а что нет; подходит ей эта цена или нет; нужно ли ей это вообще. Но чаще всего, вещь оправлялась на место после пятнадцатиминутных раздумий.
Я чувствовала себя достаточно уверенно с движениями самозащиты, которым обучил меня Скульпт, хоть и он уложил меня в сотый раз на пол, даже не моргнув. Больно. Я была вся в синяках в доказательство. Но если какой-то парень снова нападет на меня, я хотя бы знала, как защитить себя вместо того, чтобы дрожать как осиновый лист.