— Убив Каннингема, Уэнтуорт пришел в ярость. Он хотел уничтожить всех, кто был привязан ко мне, прежде чем убьет меня. Он решил начать с Джоуны. — Миллисент взяла Лайона за руку и заглянула ему в глаза. — Никто об этом не знает, но это Мозес убил Уэнтуорта в то утро. Станмор появился как раз вовремя и спас жизнь Мозесу, иначе старику пришлось бы предстать перед судом по обвинению в убийстве белого человека. Станмор взял вину на себя еще и для того, чтобы уберечь меня от скандала. Я не знаю, что он сказал судье, но больше не последовало никаких вопросов.
— Не зря мне так понравился Станмор. Но что же случилось с помощником Уэнтуорта?
— Он как раз готовился убить Мозеса, когда Станмор сразил его своей шпагой.
— Кто еще знает об этом? — встревоженно спросил Лайон.
— Только несколько африканцев, которые были в Гроув в то утро — Еще Ребекка и Станмор. И, я думаю, Вайолет узнала об этом позже от одной из женщин, укрывавших ее в Гроув. — Миллисент сжала руку мужа. — Ты чем-то обеспокоен?
— Я боюсь за Мозеса. — Лайон сокрушенно покачал головой. — Если правда выплывет наружу и достигнет чужих ушей, за его жизнь нельзя будет дать и гроша.
— Но ведь никто никогда не узнает правды, — уверенно возразила Миллисент. — Если бы не храбрость Мозеса, Уэнтуорт в то утро лишил бы жизни множество людей, включая и меня. Старик спас мне жизнь. Никто не выдаст его.
На стенах людской мелькали тени. Гиббз уселся поближе к огню, зачарованно глядя на затухающие языки пламени. В доме было тихо, двери надежно заперты. Мозес, как обычно, нес свою службу, обходя кругом усадьбу. И все же могучий шотландец никак не мог отделаться от чувства тревоги. Прошлое напомнило о себе словно ноющая рана. На память Гиббзу пришли воспоминания детства.
Ему было всего лишь около пяти, но даже тогда он понял, что происходит что-то очень важное. Что-то, что навсегда изменит его мир. Они сидели в домике у огня с матерью и сестрой. Отец и старшие братья несколько недель назад ушли, чтобы присоединиться к армии Карла Эдуарда и выступить против Ганноверов[8]. Той ночью, услышав пронзительные крики женщин в долине, мальчик понял, что отец и братья никогда не вернутся назад.
Вот и сейчас Гиббз испытывал то же тревожное предчувствие беды.
Мэри Пейдж плавно скользнула в комнату словно ангел, охраняющий свой крошечный уголок рая. Теперь Гиббз мог сказать с уверенностью, что он нравится Мэри. И одна только мысль об этом заставляла его сердце трепетать от восторга.
— Посидите со мной, миссис Пейдж. Вы ведь целый день на ногах, так небось и не присели.
Мэри сняла нагар со свечи и выровняла горку тарелок на столе, прежде чем сесть рядом с Гиббзом.
— У вас такой обеспокоенный вид, будто вам тоже передалась моя тревога, мистер Гиббз, — сказала она, ласково заглядывая в лицо шотландцу.
Управляющий взял экономку за руку и нежно сжал ее пальцы.
— Расскажите, что вас тревожит, Мэри.
— Я не знаю, что происходит, но у меня плохое предчувствие. Даже не представляю, что бы это могло быть? Все в доме ощущают это. — Мэри обвела глазами пустой зал. — Вайолет сегодня вообще ничего не ела. Я видела, как она то и дело выглядывает в окно и смотрит на дорогу. Охинуа закрылась у себя в комнате. И всякий раз, как прохожу мимо, слышу, как она поет свои африканские песни. Вдобавок ко всему одна из служанок призналась, что видела Неда Кранча, прячущегося в тени деревьев. Он пристально разглядывал дом, а в руках сжимал топор.
— Это звучит не слишком правдоподобно, Мэри. Каменщик не только бросил свою работу здесь, в поместье, но и съехал с постоялого двора, забрав все свои вещи.
— И что же с ним случилось, как вы думаете?
— Может, он получил известие, что его жена родила ребенка. Единственное, чего я не могу понять, так это почему он не зашел забрать плату за ту работу, которую успел выполнить. Возможно, Кранч собирается вернуться. Тогда я не понимаю, отчего он исчез, не предупредив нас.
— Вот видите, мистер Гиббз! — Мэри бросила многозначительный взгляд на управляющего. — Все здесь ведут себя странно и необъяснимо.
Гиббз ласково погладил миссис Пейдж по руке.
— Может быть, все наши фантазии возникают из-за того, что лорд и леди Эйтон в отъезде. Вы ведь сами мне говорили, что ваша хозяйка никогда надолго не покидала Мелбери-Холл, а я уже десять лет ни разу не разлучался с его светлостью.
— Вы и в самом деле думаете, что все дело в этом, мистер Гиббз? Вы считаете, мы беспокоимся по пустякам?
В ответ на нежное поглаживание Гиббза Мэри скромно опустила глаза, а ее щеки залил румянец. Заметив это, могучий шотландец не смог сдержаться. Он наклонился и благоговейно поцеловал миссис Пейдж в лоб.
— Не знаю, Мэри. Но единственное, в чем я совершенно уверен: мне намного легче, когда вы рядом со мной.
— И я чувствую то же, Ангус, — тихо сказала Мэри, придвигаясь ближе к Гиббзу.
Они еще долго сидели рядом и смотрели на огонь, но Дурное предчувствие по-прежнему не покидало их.
— Мне совсем не хотелось тебя волновать, когда я рассказывала о смерти Уэнтуорта, — прошептала Миллисент на ухо Лайону, обнимая его за шею. — Мне так жаль. Теперь ты не можешь уснуть, да?
Лайон повернулся к жене.
— Я не сплю не из-за этого, просто думаю о том, что рассказал тебе Траскотт об Эмме.
— Мне не стоило приходить к тем утесам. Нужно было подождать, пока ты сам будешь готов…
— Нет, я рад, что ты побывала там. И теперь, когда ты многое узнала о моей первой жене, мне стало гораздо легче. — Лайон нежно провел рукой по волосам Миллисент и коснулся ее лица. — Я должен рассказать тебе остальное. То, что произошло в тот день.
Слова Лайона привели Миллисент в смятение. Она и не подозревала, какая сумятица творится в ее душе. Если Лайон каким-то образом причастен к смерти Эммы, это послужило бы объяснением его затянувшейся меланхолии. Но Миллисент не хотела этому верить.
Леди Эйтон обвела глазами погруженную в полумрак спальню. Огонь в очаге едва теплился. Несмотря на окружавшие их тени прошлого, она безгранично доверяла своему мужу. Какое счастье, что в конце концов они обрели друг друга!
— Ты расскажешь мне?
Лайон сжал руку жены и горестно вздохнул.
— Мы ссорились. Мы постоянно ссорились. Наш брак был ошибкой с самого начала. Разница в возрасте у нас с Эммой составляла десять лет, но, казалось, нас разделяют века. Мы совершенно не понимали друг друга, говорили на разных языках. Ни один из нас не мог проникнуться чувствами другого. И мне некого в этом винить, кроме себя. Я всегда считал, что знаю, чего она хочет, ведь Эмма выросла у меня на глазах. Я видел, как она расцветала, превращаясь в интересную женщину, и наивно полагал, что ей нужен один лишь я. — Лайон горько рассмеялся. — Излишняя самонадеянность дорого нам обходится. Эмме я был совершенно безразличен. Ей нужен был Баронсфорд. Я оказался жалким слепцом.
Миллисент хотелось облегчить страдания Лайона, помочь ему, но она не знала, как это сделать.
— Тебе Траскотт уже рассказал о наших с Эммой трудностях. И все это правда. Когда она вела себя безрассудно, я становился еще невыносимее. Стоило ей проявить осмотрительность, во мне просыпались подозрения. В конце концов, большую часть времени мы стали проводить порознь. Когда она находилась в Лондоне, Бате или Бристоле, я оставался в Баронсфорде. Но стоило ей появиться здесь со своими друзьями, я исчезал в горах, проводя там все свое время. Я был настолько глуп, что, несмотря на бесконечные скандалы, считал наше подобие брака приемлемым, поскольку Эмма не обесчестила мое имя публично. — Лайон мрачно взглянул на Миллисент. — Из-за Эммы братья возненавидели меня. Пирс, Дейвид и я все больше отдалялись друг от друга. Но Эмме и этого было мало. Она стала намекать на любовные связи на стороне, на мою мужскую несостоятельность. Эмма бросила тень на мою честь и унизила меня как мужчину. Она ожидала от меня ответных действий.
— И ты пошел у нее на поводу?
— Я был глупцом. Думаю, она надеялась, что меня убьют на одной из бесчисленных дуэлей, но вместо этого пришлось умирать другим. Тем, кто был еще глупее меня.
«Это чудо, что Лайону удалось пережить такие ужасные времена», — подумала Миллисент и прижалась губами к груди мужа, там, где глухо билось его сердце.
— В тот день, когда она умерла… в день, когда случилось это несчастье, я должен был почувствовать недоброе, понять, что Эмма что-то затеяла.