– Нет, ты не она! Так кто же ты? У тебя за спиной трепещут черные крылья, лицо подобно оскаленной маске. Ты смерть, и ты пришла за мной… О! Я знаю, я очень грешен!.. Но прошу тебя… Уходи, смерть! Пощади. Дай мне еще пожить, – умоляюще пробормотал безумец и разжал цепкие пальцы. Голос его осекся и ослаб. Он задыхался. Отшатнувшись от жены, он прислонился спиной к колонне, потому что ноги не держали его. Обильный пот выступил на мертвенно-бледном лице, губы были красными и сухими. Казалось, что все свои силы он истратил на мольбу о пощаде.
Страх сковал сердце Иродиады.
– Позволь мне поддержать тебя, любимый супруг! Я хочу отвести тебя в наши покои, чтобы ты отдохнул и набрался сил, – вскричала она и подбежала к дрожащему, как в лихорадке, Ироду. Обняв его, она гладила его по всклоченным, влажным от пота волосам, целовала безвольные холодные руки, умоляла очнуться. Услышав ее отчаянные возгласы, ожидающие сигнала солдаты поспешили на помощь. Подхватив тетрарха под руки, они повели его прочь в спальные покои.
Иродиада в смятении стояла на балконе и застывшим взглядом провожала мужа. Холодный ветер усилился. Он завывал и стонал. Огни горящих факелов колебались под его резкими порывами, и от этого стоявшим внизу людям казалось, что смерть и вправду исполняет свою зловещую пляску рядом с ними в предвкушении жертв.
– Прошу тебя, – отвлек Иродиаду Закария. – Смилуйся над несчастными воинами и прикажи отложить казнь, пока наш господин не выздоровеет. Палач не может долго ждать. А люди измучены ожиданием смерти.
– Нет! Приказываю казнить их. Немедленно. Это они виноваты в его болезни и страданиях. А если ты посмеешь еще раз за них заступиться, я и тебя буду считать виновным. А может, ты уже в сговоре с предателями? Тогда тебя следует казнить вместе с ними. – И она с ненавистью посмотрела в лицо начальника отряда охраны, осмелившегося заступиться за своих солдат.
Закария отшатнулся. Его мужественное лицо исказила гримаса негодования из-за столь несправедливого обвинения.
– Клянусь, госпожа, в моих действиях нет измены. Я предан тетрарху и тебе. И отдам свою жизнь за господина и вашу семью. Верь мне, – пылко воскликнул он и, припав перед ней на колено, склонил голову в поклоне.
Иродиада с высокомерным торжеством смотрела на коленопреклоненного грека. Подумав, она решила, что сейчас не готова принимать столь ответственное решение. К тому же еще неизвестно, как к этому отнесется Ирод Антипа, когда очнется. Как бы не навлечь на себя его гнев… Помиловав же Закарию, она обретет в его лице обязанного ей жизнью человека. А это, возможно, пригодится ей в будущем.
– Так и быть. Пока я прощаю тебя. Но отныне мои глаза всегда будут пристально следить за каждым твоим шагом. И помни: я не верю ни одному твоему слову, – холодно произнесла она и добавила: – Ступай и исполни решение господина. Казнь должна свершиться немедленно.
Сказав так, она приблизилась к краю балкона и застыла подобно изваянию.
Закария Димитракис пришел в страшное волнение. Он понял, что жена тетрарха не собирается никуда уходить, желая досмотреть страшное действо казни до конца.
Жажда мести запылала в его сердце. Среди обреченных на смерть находились его товарищи, молодые и здоровые юноши, которые вместе с ним ходили в дальние военные походы, разделяя все тяготы. Они сражались бок о бок с ним и много раз спасали его и тетрарха от гибели своими телами. И то, что сейчас палач должен безжалостно отнять их жизни по надуманному и несправедливому обвинению, казалось ему противоестественным.
На лице Закарии отразилась вся гамма захвативших его чувств. Что ему сделать, чтобы не допустить торжество смерти? Только одно: выхватить кинжал и точным ударом поразить Иродиаду. Однако, сжав кулаки, он остался неподвижно стоять и в беспомощном гневе смотрел на жену тетрарха, стоявшую к нему спиной и не обращавшую на него никакого внимания. Потом, глухо застонав, Закария развернулся и пошел прочь.
В душе он давно ненавидел Иродиаду. Будучи греком, приверженным эллинским традициям и вере, провозглашавшей целостность внешней и внутренней красоты человека, Закария не видел в жене тетрарха никакой гармонии. Натура Иродиады казалась ему жестокой и разрушительной, лицо – воплощением гримасничающей смерти, а душа (если она у нее была) – порождением тьмы. И то, что в такую драматическую минуту она, не раздумывая, отдала приказ завершить казнь, лишний раз убедило его в собственной правоте. Он не понимал, как мог Ирод полюбить такую женщину, как Иродиада.
Пока шла казнь, Закария, закутавшись в темный плащ, стоял под аркой ворот, сжимая рукоять кинжала и от отчаяния до крови кусая губы. Он изнемогал от душевной боли, но был не в силах отвести взгляд от разворачивающейся драмы на плацу. Невыносимо сознавать, что внезапный приступ безумия тетрарха и женский каприз обрекли на смерть столько молодых и здоровых воинов, надежных товарищей.
И вновь, в который уже раз, он усомнился в необходимости своей службы тетрарху. Находясь в непосредственной близости от Иродова семейства, изучив изнутри изнанку их праздной жизни, наблюдая жестокость, черствость, презрение и высокомерие к плебеям, слугам, рабам, бесконечную череду казней, сопровождающую пресыщенную удовольствиями жизнь обоих супругов, Закария часто испытывал к ним мучительную ненависть. Но если же ему, пользуясь личной благосклонностью тетрарха, удавалось защитить кого-либо из приговоренных к смерти или отговорить Ирода Антипу от постыдного поступка, благородный воин тешил себя слабой надеждой, что принес людям пользу, которая оказалась ему по силам. И это было единственным обстоятельством, которое удерживало его на службе. Но то, что он видел сейчас, сводило с ума и наполняло сердце отчаянием.
Глава 2
Тетрарх не вставал с постели больше месяца. Решили не объявлять о его болезни во всеуслышание, чтобы не вызвать в народе смуту и панику. Однако скрыть правду не удалось – слухи быстро распространились по Галилее и Галааду. Иудеи считали болезнь Ирода Божьим наказанием, ниспосланным Господом за прелюбодеяние тетрарха с женой собственного брата. Подобные поступки осуждались всегда, и народ открыто выражал недовольство. Ищейки тетрарха старательно вылавливали злонамеренных смутьянов, нещадно избивая их палками, но остановить распространение слухов не удавалось.
Иродиада ухаживала за мужем. Ей помогали немая рабыня и Саломея, которая часто сидела возле него и меняла отчиму холодные уксусные повязки на лбу, подавала еду и питье.
Влажный душный вечер опустился на Галилею. Странная тишина, не колеблемая даже легким дуновением ветерка, застыла в воздухе. Обычно ясное в это время года небо затянула серая дымка, закрывшая солнце. Казалось, природа замерла в ожидании дождя. Но в этих местах он был редкостью.
Из окон супружеских покоев Ирода Антипы и Иродиады открывался превосходный вид на фруктовый сад, разбитый во внутреннем дворе. Возле террасы росло много персиковых и апельсиновых деревьев, их ветки сгибались под тяжестью спелых и сочных плодов. Небольшие брызжущие в разные стороны фонтаны в саду щедро дарили влагу растениям. Окна и двери, выходящие на террасу, были распахнуты настежь. Решетчатые стены террасы обвивали крепкие виноградные лозы, создающие естественную тень и дарящие прохладу.
Супружеское ложе, на котором возлежал Ирод Антипа, стояло в глубине покоев, в просторном алькове, занавешенном прозрачной и светлой тканью. Иродиада сидела на скамье, поглядывая на спящего мужа. Грудь его спокойно и равномерно вздымалась. Решив воспользоваться передышкой и сходить в баню, она велела позвать Саломею и приказала посидеть возле больного, пока ее не будет. Отдав распоряжения прибежавшей на зов рабыне, Иродиада ушла.
Саломея осталась одна. Приблизившись к ложу, девушка с любопытством стала рассматривать распростертого тетрарха. Легкое шелковое покрывало облегало мужской торс, не пряча ни одного мускулистого изгиба. Саломея залюбовалась его стройными и крепкими ногами, руками. Затем ее взгляд переместился на его плечи. Их разворот показался ей мощным и широким. Неожиданно мужская рука судорожно дернулась, лицо спящего исказилось, и он перевернулся на бок. Покрывало соскользнуло на пол. И Саломея замерла, очарованная представшим перед ней зрелищем.
Хотя она была еще совсем юной, никаких загадок относительно строения мужского тела для нее давно не существовало. Тем не менее открывшийся вид поразил ее неискушенное воображение. Она не могла оторвать от лежащего глаз, позволив себе смотреть туда, куда заблагорассудится. Некоторое время она предавалась созерцанию, и вдруг ей неудержимо захотелось большего – прикоснуться к тому, что она видит.