Иродиада коршуном вгляделась в лицо дочери. Но лицо той оставалось таким же безмятежным и невинным.
– Ступай к себе. Надеюсь, что с господином по твоей вине ничего не случится, – резко промолвила Иродиада.
– Я тоже на это надеюсь, мама, – кивнула в ответ Саломея.
Но когда она отвернулась и пошла к выходу, в ее глазах светилось неприкрытое торжество и горделивая радость…
Наступила ночь. Ирод Антипа покинул дворец и прошел на конюшню. Велел запрячь самого быстрого арабского скакуна, с силой пришпорил его и поскакал. Он быстро пересек засыпающий город и очутился за крепостными воротами. Не раздумывая, он направил коня в сторону далекого Галаада. Ветер свистел в ушах тетрарха. Ему светила звезда, имя которой было Саломея. Уже и лошадь была загнана и с боков несчастного животного слетала горячая мыльная пена, но всадник ничего не замечал.
Все сильнее и сильнее вонзал он в бока скакуну железные шпоры и несся вперед, пока не почувствовал: еще один рывок, и жеребец упадет под ним как подкошенный. Только тогда остановил он свою бешеную скачку, спрыгнул и бросил свой плащ на землю. Лег на него на спину, и в тот же миг бездонное ночное небо опрокинулось на него, явив ему тысячу великолепных образов. Но, глядя вдаль на мерцающие звезды, он запекшимися сухими губами шептал: «Саломея! Я нашел тебя, моя Саломея! Моя мечта. Ты – единственная женщина и моя богиня. Ты – моя царица! Ты не похожа на обыкновенную женщину, к которой можно приблизиться. Но я обрел тебя и обладал тобой!»
Радость бытия пронзила его. Ироду хотелось воспарить в небо и летать. Тяжелые видения, терзавшие его душу и тело, отпустили его. «Я выздоровел! Выздоровел. Это сделала она! Моя Саломея прогнала их!» – радостно, как заклинание, повторял он снова и снова. Однако вслед за всплеском радости в его душе снова воцарилась знакомая пустота. С тоской глядел он на лукаво подмигивающие ему издалека звезды и беззвучно спрашивал:
– Господи всемогущий! Зачем же ты послал мне безумие и это искушение? Как устоять?
Молчание было ему ответом. Где-то вдалеке раздавались крики ночных птиц, слышался вой рыскающих среди скал зверей. Ирод не боялся, что его может растерзать тигр или лев. Не это занимало его мысли и тревожило сердце. Чем дольше всматривался он в ночное небо, тем сильнее сознавал собственную ничтожность по сравнению с величием мироздания…
Он лежал еще долго, потом понял: пора возвращаться…
Он встал и безжалостно потянул за уздцы усталого скакуна. Тот поглядел на хозяина печальными глазами, с трудом поднялся. Запрыгнув на жеребца, Ирод похлопал его по холке и направился обратно в Тивериаду.
Глава 3
Галилея по праву считалась лучшей частью Иродова государства. Особенно хороши места возле Генисаретского озера, сквозь которое протекает река Иордан. Природа здесь отличается мягким климатом и плодородной почвой. В те времена Галилея напоминала сплошной огромный сад, где в изобилии произрастали разнообразные виды фруктов. Жители страны происходили из египетских, арабских, финикийских племен; в городах и поселениях жили эллины, иудеев было мало. Весь этот пестрый люд молился разным святыням, но большинство из них исповедовало упорно насаждаемый иудаизм. Чистокровные евреи презирали галилеян, и у них в ходу была следующая пословица: «Что доброго может быть из Галилеи?».
Перея же, обширная область за Иорданом, была дика и бесплодна, поэтому малолюдна, а кроме того, она соседствовала с беспокойным арабским миром.
Отстроенный Иродом на берегу Средиземного моря город Акко тоже занимал выгодное положение. С запада его омывали теплые и богатые рыбой морские воды, а на севере и востоке окружали Галилейские горы. Жители раскинувшихся в их низовьях поселений занимались садоводством и огородничеством. Повсюду привольно шумели цветущие долины, апельсиновые и гранатовые сады, сливавшиеся на горизонте с небом.
Благоприятный климат и удобная естественная гавань превратили Акко в преуспевающий город-порт. Его жители обладали жизнерадостным и веселым нравом и были трудолюбивы, как пчелы. Среди них можно было отыскать представителей многих народов: хананеян, самарян, эллинов, греков, идумеев, иудеев. Живущие на оживленном перекрестке морских торговых путей, все жители Акко были впечатлительны и восприимчивы к новизне, легко поддавались смелым идеям, завозимым к ним по морю со всех концов света. Во времена Ирода город процветал так же, как и Тивериада. Но если Тивериада, где находилась резиденция Ирода Антипы, подчинялась ритму дворцовой жизни, то Акко был городом трудового и ремесленного люда: небогатых патрициев, плебеев, ремесленников, торговцев и рыбаков.
Каждый день, едва начинало светать, на берег приходило множество людей и воцарялись шум и гам. Одна за другой приплывали с моря лодки, которые покачивались на волнах вдоль всего побережья. На носу лодок устанавливали железные корзины с отверстием, в которых разжигали огонь, чтобы приманивать рыбу в темноте.
Под вечер рыбаки вытаскивали улов из лодок, взвешивали его и складывали в заранее приготовленные корзины. Женщины дожидались мужей и сыновей на берегу, потом наравне с мужчинами несли громоздкие корзины домой, сгибаясь под их тяжестью. Многие рыбаки оставались на ночь и продолжали ловить на удочку или сетью.
Так было и в это утро. Выгрузив улов, Натан вместе с сыновьями Симоном и Иосифом принялся перебирать рыбу и искать прорехи в снастях. Старшему сыну было двадцать лет, младшему – восемнадцать. Оба они, как и отец, имели характерную иудейскую внешность: черные блестящие глаза, узкий лоб, нос с горбинкой, выпуклые губы и густые жесткие и курчавые волосы. На этом сходство заканчивалось. Характером братья были две противоположности.
– Отец, пойду брошу сеть возле того валуна, пока там никого нет, – сказал Симон, казавшийся более разговорчивым, чем брат. Уже с ранних лет юноша обнаружил в себе неискоренимую тягу к знаниям. Он хорошо и связно рассуждал и имел собственную точку зрения на происходящие вокруг события. Симон был тверд характером, решителен и вырос отважным человеком.
– Ступай, – отозвался Натан, – но будь осторожен. Вчера вечером к твоей матери приходила Рахель и рассказала, что Мордехай рассек в том месте ногу. Не могу взять в толк, где бедняга умудрился найти острый камень?
– Мордехай – старый человек. А за меня не беспокойся, – добродушно улыбнулся Симон. Собрав в кулак середину сети, напоминавшей огромный сетчатый зонтик, он не спеша направился в море. Добравшись до места, юноша замер и стал пристально всматриваться в колышущуюся темную воду.
Тем временем отец и брат продолжили взвешивать и сортировать по корзинам выловленную рыбу. Часть улова пойдет на продажу, часть – на налоги и в казну, а часть – на еду.
– В эту субботу мы идем на вечернее богослужение в синагогу, – напомнил Натан сыну. Он мог бы этого и не говорить. Каждую субботу семья в полном составе приходила в Дом собрания на одной из дальних улиц иудейского квартала.
– Конечно, – кивнул головой Иосиф. – Я слышал, что Симон вместе с товарищами собирается к Иордану, чтобы послушать крестителя. Он сказал, что может не вернуться до субботы.
– Он хочет пропустить синагогу ради человека, которого ищут охранники тетрарха? Но это очень опасно, – покачал головой Натан и вздохнул. – Я слышал об этом крестителе. Говорят, что он возвещает людям о приходе Мессии и призывает к покаянию.
– Когда вчера Симон торговал на базаре, он видел его. Он рассказывал, что креститель собрал на площади много людей и возвестил, что Мессия уже на земле. Люди слушали его, открыв рты. Но потом прискакали ищейки тетрарха и всех разогнали.
– А креститель?
– Ему помогли скрыться.
– Но если он утверждает, что Бог уже здесь, тогда он должен назвать себя пророком Илией. А Рахель сказала, что он запрещает так себя называть. Значит, он лжет. Раввин Авраам тоже говорил, что мы не должны верить этому бродяге, потому что он не соблюдает основных законов. Рахель видела, что он ест хлеб немытыми руками и зовет каяться в субботу, – покачал головой Натан. В его голосе звучало осуждение.
– Все говорят, что он вершит чудеса покаяния. Но никто до сих пор их не наблюдал. – Иосиф вздохнул. Юноше было жаль, что никто до сих пор не обнаружил доказательств чудес.
– Позволь мне пойти с братом. Интересно посмотреть на крестителя. Я вернусь и расскажу тебе! – произнес Иосиф, и глаза его загорелись.