Однако, добившись того, чего ей так хотелось, Сера вдруг обнаружила, что совершенно не знает, о чем говорить. А он, похоже, не собирался ей помогать.
– Значит, вы бывший военный? – в конце концов нашлась она. Это предположение явно не претендовало на приз за догадливость. У него на лбу написано «вооруженные силы».
– Десять лет в спецназе.
Десять лет? Она была еще ребенком, когда он впервые столкнулся со смертельной опасностью. Не потому ли она так робеет рядом с ним? Как какая-нибудь шестнадцатилетняя девочка. Хотя, если сравнить их жизненный опыт, она действительно еще ребенок.
– Я вижу, вы хорошо знаете пустыню.
– Лучше многих.
– Вы служили на Ближнем Востоке?
– Моя часть была прикомандирована к ООН. Большую часть времени мы проводили в столице. Но достаточно часто выезжали в пустыню.
– Как интересно.
– Если под словом «интересно» понимать изменчивость политики, вы правы.
– И когда вы оставили службу?
– Два года назад.
– Что заставило вас уйти?
Его взгляд устремился вдаль к линии горизонта.
– Ошибка. Моя собственная ошибка.
Хотелось бы узнать подробней, но у Серы возникло ощущение, что, задавая вопросы, она уподобляется клиентке женского пола, которую он упоминал.
– Значит, с тех пор вы работаете на шейха?
– Как только представилась возможность, я добился, чтобы меня взяли в его команду.
– Почему?
– Они лучшие.
– Значит, с ними наверняка трудно соперничать.
– Со мной тоже.
Интересно, имел ли он представление о том, насколько интригующий изгиб его губ, который он считал улыбкой?
– И вы постоянно живете здесь?
– Нет. Но Аль-Сакр – настоящая жемчужина в короне шейха Бахш Шакура. Рано или поздно гости попадают сюда, и это значительно облегчает ему заключение сделок с ними.
Сера с улыбкой откинулась на спинку кресла.
– И много среди них тех, кто не может покинуть отель без риска депортации?
Брэд попытался сдержать улыбку, но не смог. Как и в прошлый раз, она изменила выражение его лица.
– Вы удостоились чести стать первой. Во всяком случае, у меня.
Мысль о том, что она у Брэда первая – не важно, в чем, – снова пробудила странный трепет в ее сердце. Сере пришлось постараться, чтобы не потерять нить разговора.
– Кто был самым проблемным вашим клиентом?
– С моей стороны непрофессионально это обсуждать.
– Я же не прошу называть имен.
Он смотрел на нее и молчал. Пока она не догадалась.
– В самом деле? Неужели я хуже всех? – Интересно, сколько у него было клиентов?
– Вы не говорили «хуже». Вы сказали «самый проблемный».
– Мы здесь всего три часа. Когда я могла успеть создать вам проблемы? – Впервые у Серы возникло впечатление, что он говорит не совсем то, что думает. – Или считаете, что я способна ежедневно создавать проблемы с миграционной службой?
– Ну, не похоже, чтобы вас это хоть сколько-нибудь волновало.
Раздражало, да.
– В мои обязанности входит следить за тем, как клиент проходит контроль в аэропорту.
Серьезно? Неужели он собирается каждые пять секунд напоминать, что ему платят за то, чтобы он с ней возился?
К столику подошла красиво одетая молодая женщина с двумя тарелками, на которых лежало ассорти из симпатичных маленьких десертов. Женщина с любезной улыбкой поставила все на стол, спросила, не желают ли они чего-нибудь еще, и ушла.
Неизвестно почему, Серу это рассердило.
– Мы сможем сделать несколько фотографий сегодня вечером? Когда станет прохладней?
– Как пожелаете.
Сера с удовольствием подцепила клейкий синеватый кусочек, совершенно незнакомый на вид, но восхитительно вкусный. Следующие десять минут они провели в тишине, наслаждаясь едой. Тишину нарушил Брэд.
– Ваша увлеченность фотографией – это хобби или работа?
Приехали! Он не первый считает, что, если у человека есть деньги, ему незачем работать.
– Я не уверена, что мне удалось продать достаточное количество снимков, чтобы называть это работой. Но я отношусь к этому гораздо серьезней, чем к хобби. Возможно, следует называть это времяпрепровождением.
– Как вы к этому пришли? – Ей показалось, что его интерес выходит за пределы обычной вежливости.
– Не помню, кому это пришло в голову, помню только, какой восторг испытала в тот день, когда няня повела меня покупать первый фотоаппарат. А потом по пятницам приходил профессиональный фотограф и учил меня им пользоваться, чтобы вышел толк.
– Вы помните свою первую фотографию?
Еще бы!
– Это фотография Блейза. Я вставила ее в рамку и повесила на стену. – Но не потому, что она хороша, просто так можно было видеть отца каждый день. – За ней последовала бесконечная вереница неумелых портретов прислуги и тех, кто за мной присматривал.
Те, которые получались хорошо, Сера с радостью всем показывала. Страшно хотелось, чтобы ее похвалили. Но для себя оставляла другие. В своей комнате она развешивала снимки, которые делала незаметно или без подготовки, когда все причесывались, чтобы сделать настоящие фотографии, или смотрели друг на друга, чтобы убедиться в том, что хорошо выглядят. Когда они смеялись, улыбались, корчили рожи. Будто вся ее жизнь состояла из таких моментов. Фотография позволила воссоздать мир таким, каким она хотела его видеть, а не таким, каким он был на самом деле.
Кому захочется смотреть на фотографии людей, которые старательно держат дистанцию?
– А потом я сфотографировала бродягу. Правда, меня интересовали только животные. И то, как они существуют в городских дебрях. Именно это удавалось лучше всего. Не думаю, что люди – это моя тема. – По многим причинам. – Потом я стала фотографировать животных в приютах, чтобы помочь им найти новый дом. Мне это очень нравилось.
– Могу я задать еще один вопрос?
– Смотря какой. – Она улыбнулась. – Главное, чтобы я не наскучила вам до смерти с моей фотографией.
Брэд не улыбнулся ее шутке. Напротив, его лицо посерьезнело и снова превратилось в маску профессионала.
– Не хотите ли вы мне что-нибудь рассказать? О том, что я видел раньше. В бассейне.
Все ее мышцы напряглись. Хотя стоит ли удивляться, что он узнал о празднике слез, который она себе устроила. Его учили все знать. Но как объяснить человеку, с которым едва знакома, что ты весь год ждала возможности как следует выплакаться? До сих пор находишься под влиянием несправедливого ареста и разочарования в себе, которое с тех пор демонстрировал отец. Да, семейные адвокаты из кожи лезли, чтобы арест не наделал шуму, но судебное разбирательство все равно вышло публичным и оказалось в центре внимания прессы. И как, зная все это, она не уберегла сердце от того, что по нему прошелся другой ботинок, когда две недели назад все узнали, что ее признали виновной? И узнали о предательстве ее бойфренда.
Правда, она жила с этим с того дня, когда узнала, что совершил Марк. И почему.
Он официально положил конец их четырехмесячной истории, пока сидел в комнате ожидания следственного управления. В своем роде это выглядело даже впечатляюще. Что, кроме непомерного мужского эго, заставило его вообразить, будто она захочет быть с человеком, который подвел ее под арест, предал доверие и использовал ее имя, чтобы привлечь внимание к своей борьбе за права животных?
Впрочем, если честно, она сама во всем виновата со своими нелепыми оптимистичными ожиданиями и неумением разбираться в людях. Он просто завершил свое дело, создав условия, чтобы Сера отправилась прямиком в руки властей.
– Поплакать – это полезно, – пошутила она. – Лучше, чем держать все в себе, верно?
– Значит, это был катарсис?
– Разрядка. Последние два месяца мне пришлось несладко. – Она старалась говорить легко. – Вам повезло, что это не началось в аэропорту. Еще немного – и я бы не выдержала.
Брэд не понимал. Мужчины такие непонятливые существа.
– Я догадываюсь, что плакать – это тоже непрофессионально, да?
– Со мной такое было, – не подумав, выпалил он. По его лицу пробежала темная тень. – Но мне не понравилось.
Ему не по нраву ее жалость. И любопытство. Поэтому Сера воздержалась от вопросов.
– У меня нет проблем, – заверила она. – Но все равно, спасибо за заботу.
Его беспокойство казалось таким искренним, нельзя позволять, чтобы в сердце вселилась надежда. Его работа состоит в том, чтобы проявлять заботу. Ничего личного.