Мэри Патни - Самая желанная

Джоффри выбрался из-под внешней изгороди, бросив запутавшуюся в ветвях тиса курточку. Вскочив на ноги, он услышал полный ужаса крик матери и инстинктивно бросился ко входу в лабиринт, но тотчас же остановился. Он не мог в одиночку драться с тем плохим человеком. Он должен был, как велела мама, привести помощь. И мальчик пустился бежать – так быстро он еще никогда в жизни не бегал. В какой-то момент у него закололо в боку, и он запыхался, но не замедлил бег. Приближаясь к краю парка, он почувствовал знакомое напряжение – словно невидимая веревка тянула его голову назад, как бывало в начале эпилептического припадка.

Француз крепко держал ее за руку, и Диана невольно морщилась от боли. Внезапно сквозь изгородь просунулась вторая рука и стала ощупывать ее тело, затем сжала грудь. Диана громко застонала. Это было отвратительно, и утешало только то, что живая изгородь временно останавливала Везеула. Но долго ли так будет продолжаться?

И тут Везеул низким свистящим шепотом проговорил:

– Сначала я срежу с тебя одежду, чтобы посмотреть, так ли совершенна ты вся, как те части, которые видны. Потом я тебя изнасилую, пока ты будешь сопротивляться, и я войду во все отверстия твоего тела. – Тут дыхание его участилось, и он добавил: – Удачно, что в это время здесь никого нет. Мне не понадобится затыкать тебе рот, чтобы заглушить крики.

Граф рассмеялся, и его извращенное возбуждение привело Диану в ярость: она сумела извернуться и вонзить зубы в его запястье. Он вскрикнул и невольно ослабил хватку. Диана тут же вырвалась и побежала по проходу.

– Зря ты это сделала, ma petite, – послышался хриплый голос француза, который, казалось, заполнял весь лабиринт и доносился одновременно со всех сторон, а потом послышались его тяжелые шаги – он преследовал ее.

Еще одна развилка, еще один левый поворот – и, к ужасу Дианы, еще один тупик. И в этот же миг позади нее, всего футах в двадцати, появился Везеул. Губы его растянулись в зловещей улыбке. И теперь стало ясно: этот человек безумен!

Озираясь в отчаянии, Диана вдруг заметила, что просвет между нижними ветвями изгороди и землей в этом месте был шире обычного, она бросилась на землю и стала пробираться под изгородь. К счастью, ей это удалось, хотя и с огромным трудом. Она изорвала платье, потеряла одну туфельку, но выиграла время – мужчина, такой крупный, как Везеул, не мог втиснуться в этот просвет. Диану преследовали его яростные проклятия, а она снова побежала налево, и казалось, ее сердце вот-вот выскочит из груди. Силы оставляли ее, и вместе с этим слабела надежда на спасение. «А может, остановиться и подождать его с ножом в руке?» – промелькнуло у Дианы, но она не была уверена, что сможет убить человека даже ради спасения собственной жизни.

Джоффри отчаянно боролся с приступом, собрав в кулак всю волю.

– Нет! – завизжал он, прижимая пальцы к вискам. – Нет, нет, нет!

И сила его воли, подстегиваемая отчаянием, победила. Приступ отступил, хотя и ненадолго. Мальчик шумно выдохнул и, пошатываясь, пошел через подъездную дорогу в сторону дома. Он чувствовал, что приступ притаился где-то на грани сознания и, как хищник, ждет момента, чтобы снова на него наброситься.

Везеул, преследовавший Диану, тяжело дышал, и теперь его угрозы сменились французскими ругательствами, которые Диана, к счастью для нее, не понимала. Еще один поворот – и вот перед ней открылся круглый центр лабиринта: она выскочила на открытое пространство. Она уже почти пересекла его, когда у нее за спиной раздался ликующий возглас:

– Все, шлюшка! Наконец-то!

Диана из последних сил бросилась вперед, но когда она уже добежала до дальнего выхода с опушки, ее сбил с ног мощный удар между лопатками. Судорожно хватая ртом воздух, она рухнула на колени и краем глаза заметила золотую змеиную голову, блестевшую на фоне зеленой травы. Когда Диана стала подниматься на ноги – еще не успела дотянуться до своего ножа, – Везеул крепко схватил ее за плечо.

Мрачный и непреклонный, Френсис молча ждал, когда Джервейз заговорит. Хотя из салона доносился гул голосов, в вестибюле они были одни. Не зная, с чего начать, Джервейз рассматривал стоявшие у стены рыцарские доспехи XIV века. «Какого черта они здесь стоят?» – промелькнуло у него. Должно быть, они нравились его деду. Или прадеду. Он положил одну руку на забрало и, не глядя на Френсиса, нерешительно произнес:

– Прошу прощения за… за то, что наговорил тебе. Это было непростительно с моей стороны.

– Да, – кивнул Френсис, не собираясь облегчать кузену задачу.

Тяжело вздохнув, виконт продолжил:

– То, что я сказал, не имеет никакого отношения ни к тебе, ни к Джоффри. Только ко мне.

На этот раз ответом ему было молчание. Он повернулся к кузену. Френсис смотрел на него пристально, но уже не так враждебно. Какое-то время помолчав, он все же сказал:

– Считай, что все забыто. Новость, которую я тебе сообщил, любого потрясла бы, так что ты тогда не мог рассуждать здраво. Но ты же наверняка знаешь, – он понизил голос и огляделся, удостоверяясь, что их никто не слышал, – что я не более способен осквернить мальчика, чем ты – изнасиловать девочку.

Джервейз поморщился, подумав о том, что Джоффри будет с Френсисом в большей безопасности, чем когда-то юная Диана была с ним самим. Стараясь скрыть свою реакцию от слишком уж наблюдательного кузена, он сказал:

– Сомневаюсь, что ты когда-нибудь сможешь со мной сравниться по части недостойного поведения.

Френсис усмехнулся и тем самым разрядил обстановку.

– До моего отъезда нам с тобой нужно как-нибудь вечером сходить вместе в мой клуб и обменяться небылицами о нашем распутстве.

Едва заметно улыбнувшись, Джервейз протянул кузену руку.

– Мне будет тебя не хватать.

– Мне тебя тоже. Я буду иногда возвращаться в Англию. А ты можешь приехать ко мне в гости, когда мы где-нибудь обоснуемся.

Френсис пожал руку Джервейзу, и несколько мгновений они постояли так; их объединяло не только родство, но и общие счастливые воспоминания – начиная с тех времен, когда Френсис повсюду ходил за старшим кузеном как тень.

Внезапно в зал влетел Джоффри. Когда он бежал по мраморному полу, его ноги заскользили, и, пытаясь остановиться, он налетел на отца. Мальчик был без куртки, весь грязный, на щеке кровоточила царапина, а в глазах плескалась паника.

– Помогите маме! – выдохнул он. – Она в лабиринте, за ней гонится плохой человек.

Джервейз замер. На мгновение к нему вернулась не до конца побежденная ревность, и промелькнула мысль, что его жена встречалась с любовником, а мальчик просто неправильно понял ситуацию. Но подозрения рассеялись, когда Джоффри схватил его за руку и прокричал:

– Мама сказала, это Везеул! Она послала меня за помощью! Мама визжала! Он хочет сделать ей больно!

К ужасу обоих мужчин, глаза ребенка вдруг закатились, и он упал на мраморный пол, а затем послышалось его тяжелое дыхание – то было начало приступа эпилепсии. Тихо выругавшись, Джервейз присел рядом с сыном, стянул с себя сюртук и подложил ему под голову. Но было ясно: сейчас Джоффри нуждался в нем гораздо меньше, чем Диана. И ему тотчас же вспомнилась пугающая картина: похоже, Везеул ходил возле дома Дианы вовсе не по шпионским делам – его привела туда необычайная красота Дианы. Было известно, что французу за его жестокость закрыли доступ в лондонские бордели, так что выходило… О боже! Если негодяй посмел напасть на Диану здесь, в Обинвуде, значит, намеревался…

Джервейз вскочил на ноги и быстро проговорил:

– Припадок закончится через несколько минут. Проследи, чтобы он не поранил себя. Пошли за нянькой, ее зовут Мадлен. Она знает, что делать. Потом отправь людей к лабиринту. Везеул опасен.

Виконт бросился к двери, а Френсис опустился на колени рядом с бившимся в припадке ребенком. Несмотря на обстоятельства, на сердце у него потеплело. Джервейз доверил ему сына, и этим вполне естественным поступком он полностью загладил свою вину за нанесенное ему оскорбление.

Везеул схватил Диану за плечо, нависая над ней всем своим огромным телом. Он тяжело дышал, и его дикий взгляд выдавал в нем свирепого зверя. С силой ударив Диану ладонью по щеке, он заорал:

– Это должно поубавить в тебе спеси, сучка!

Диана вскрикнула – и почувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Тут француз уселся ей на бедра, лишив возможности двигаться, и теперь она оказалась беспомощной точно тряпичная кукла. Не обращая внимания на ее слабые попытки сопротивляться, граф склонился над ней и прошептал: