— Интересно, черт возьми, где это Гудвин откопал ее? — искренне изумился Джон.
— Говорят, она была продавщицей в Лондоне, — сказала леди Катарина.
— Или занималась чем-нибудь похуже, — цинично заметил Блэйк. Он только что понял, что, собственно, беспокоило его все это время: он достаточно много времени провел в Ист-Энде, чтобы детально ознакомиться с нравами его обитателей. — С таким акцентом она больше походит на продавщицу спичек.
— Что бы ни было в ее прошлом, настоящее она крепко держит в своих руках, — улыбнулся Джон. — Это она доказала тем, что вышла замуж за сэра Гудвина.
Блэйк улыбнулся, вспомнив, как Виолетта едва не разбила любимую лампу его матери. Потом он снова подумал о ее браке, и улыбка сошла с его лица.
— Может быть, она по-настоящему любит сэра Томаса, — добавила леди Катарина.
— Катарина, я вовсе не великан-людоед, который навязывает свое общество дамам, не желающим иметь с ним ничего общего, так что оставь красноречие при себе. Кроме того, Джон уже обратил мое внимание на то, что она слишком юна, наивна и не относится к типу женщин, с которыми я флиртую.
— Ты совсем не успокоил меня, — с грустью произнесла леди Катарина. — Напротив, я наблюдала за вами двумя все это время, и теперь меня мучают дурные предчувствия.
Джон по-мальчишески шмыгнул носом и шутя обнял Катарину.
— Глупости все это. И совсем на тебя не похоже.
— Нет, никогда раньше у меня не возникало дурных предчувствий, — ответила Катарина. — Блэйк? Ты ведь будешь держаться подальше от этой женщины, не так ли?
Блэйк помедлил с ответом. Потом он, расстроенный, кивнул, не будучи уверен в том, что он не обманывается и не обманывает.
Мысли его все время крутились вокруг этой женщины. Неужели любовная тоска скрутила его, как это было с некоторыми его друзьями-повесами? Господи, да что же такого в этой леди Гудвин? Молодость? Свежесть? Непохожесть на всех прочих светских дам? Он никак не мог избавиться от воспоминаний о ней. Ведь он не обманывал, говоря, что она вовсе не в его вкусе. Женщины, с которыми он привык проводить время, все как одна были старше леди Гудвин и намного опытнее ее. Он не мог бы причинить боль ни одной из них, но и любить ни одну из них он не мог. Впрочем, он и не верил в любовь. Больше не верил.
Впереди простиралось поместье Гудвина. Блэйк натянул поводья и замедлил бег своего жеребца. Он никак не мог сосредоточиться на документах, которые привез с собой, и убедил себя в том, что ему необходима конная прогулка. Он уже подъезжал к господскому дому.
Блэйк вытянул голову и заглянул в крошечный садик, который окружал дом. Там кто-то копошился. Очевидно, слуга, подумал Блэйк. Фигура показалась ему незнакомой и принадлежала явно мужчине. Молодой лорд еще сильнее натянул поводья. Слуга повернулся и снял шляпу. Им оказался чрезвычайно миловидный молодой человек не старше двадцати лет с длинными светлыми волосами. Он положил на землю мотыгу и устремился в сторону Блэйка. Правда, шел он медленно: ноги у него были длинными, но, видимо, слишком слабыми. Блэйку и в голову не приходило, что Гудвин держит слугу. Обычно мелкопоместные дворяне нанимали служанку, которая делала все по дому, и повара.
— Добрый день, — вежливо поприветствовал Блэйка молодой человек. — Чем могу служить?
Кокни резанул Блэйку слух. На таком же наречии говорила и леди Гудвин.
— Вы что, садовник сэра Гудвина?
— И садовник, и кучер, и слуга — все это я, сэр, — совершенно серьезно ответил юноша. — Меня зовут Ральф Хорн.
— Ральф, вы чудесно потрудились в саду сэра Томаса. Скажите, это что — новые сорта роз?
Ральф с недоумением посмотрел на богатого господина.
— Не знаю, я посадил то, что моя хозяйка велела мне купить и высадить.
Разговаривая, Блэйк одним глазом все время косил на господский дом. Конечно, ему не было никакого дела ни до садика, ни до роз. Но он был вознагражден: открылась дверь, и на крыльце показалась леди Гудвин. Увидев леди Гудвин, он улыбнулся, и она улыбнулась ему в ответ.
Возможно, это ошибка, подумал Блэйк. Она молода и наивна. В ее возрасте большинство женщин согласится на любовную связь, не думая о последствиях.
Виолетта двинулась навстречу ему. Блэйк пришел в ужас: на ней было платье ядовито-канареечного цвета, которое совсем не подходило молодой женщине с голубыми глазами и жемчужного цвета кожей. Изумрудный цвет был бы ей более к лицу. Но еще ужаснее было то, что по подолу канареечное платье было заткано оранжевыми ягодками, кое-где разбавленными зелененькими листочками. Только через минуту, хорошенько присмотревшись, Блэйк понял, что оранжевым цветом были вышиты апельсины.
Молодой человек поднял глаза и встретил взгляд молодой женщины. Он замер. Он не мог не почувствовать, как тотчас между ними возникла невидимая связь, которую он ощутил почти физически, настолько прочной она была. И… Блэйк испугался. За всю его жизнь только одна женщина возымела над ним власть. Эта ее власть едва не довела его до самоубийства, когда она все-таки отвергла его, выйдя замуж за другого.
Блэйк стряхнул с себя печальные воспоминания.
— Леди Гудвин, — снова улыбнувшись, поклонился он. — Как я рад вас видеть! Я направлялся в деревню, но не удержался и остановился, чтобы полюбоваться вашим садиком.
— Лорд Блэйк… — пробормотала Виолетта. — Какая неожиданность…
— Полагаю, что вы употребили точное слово. Как здоровье сэра Томаса? — Блэйк бросил взгляд на слугу — Ральф оставался стоять возле господ и, судя по всему, не собирался никуда уходить.
— Муж неважно чувствует себя сегодня. Он в постели.
Все это леди Гудвин проговорила с чудовищным акцентом, и Блэйку ничего не оставалось, как только недоумевать, почему бы сэру Томасу не нанять ей учителя.
— Не могли бы вы показать мне ваш садик? — попросил Блэйк.
— Вы хотели бы посмотреть мой сад? — переспросила Виолетта.
— Да, возможно, вы проведете для меня нечто вроде экскурсии и отпустите, наконец, вашего садовника.
Леди Гудвин немного поморгала от удивления и сказала:
— Ну что ж, Ральф, наверное, у тебя много дел. Можешь идти.
Наградив лорда недобрым взглядом, Ральф нахлобучил шляпу и удалился. Блэйк удивился такой реакции садовника, у него зародилось весьма неприятное чувство.
— Хорн что… ваш друг? — поинтересовался он у Виолетты, следуя за ней в сад.
Она вспыхнула и быстро отвела глаза.
— Как вы могли такое подумать? — неестественно и нервно спросила Виолетта.
Интересно, подумал Блэйк, что она скрывает. Он оглянулся и заметил, что Ральф вовсе не занят своей работой, а напряженно наблюдает за ними. Хорн близок леди Гудвин по возрасту, кроме того, у него такой же чудовищный акцент, как и у нее, непривычный для жителей здешних мест. Неужели их связывают отношения более тесные, чем можно было бы ожидать от слуги и его госпожи? Боже, какие мысли его мучают! Неприятные и недостойные.
— Ну вот, — сказала Виолетта. — Мы уже в саду.
— Возможно, придет время, и я покажу вам сады Хардинг-Холла, — задумчиво сказал он. — Они весьма живописны.
Виолетта напоминала испуганную лань.
— Конечно, сэр, я была бы счастлива, — прошептала она наконец.
Блэйку показалось, что в леди Гудвин было столько же от женщины, сколько от ребенка.
— Леди Гудвин, вы любите цветы? — стараясь казаться хладнокровным, спросил Блэйк.
Она кивнула.
— Да, люблю цветы. И деревья. И солнце, и небо, когда оно голубое, как сегодня. И ненавижу дождь, — с неожиданной страстью ответила Виолетта.
Блэйк едва не сорвался и не сказал комплимент по поводу того, что ее глаза в точности соответствуют цвету неба в ясный день.
— Почему же? Почему вы ненавидите дождь? — Ему почему-то был очень важен ее ответ.
Леди Гудвин долго медлила с ответом. Наконец она сказала странную фразу:
— Не люблю, когда мне холодно, мокро и хочется есть.
Блэйк онемел и замер на некоторое время. Он не сразу понял, что сказала молодая женщина, поскольку только что перед ним была приподнята завеса в мир, о существовании которого он только догадывался, но ни разу не соприкасался с ним.
Виолетта отвернулась и стала внимательно смотреть на заросли вереска.
— Глупости я говорю, — протянула она.
Блэйк так не думал. Напротив, он думал, что она отчаянно честна перед ним. Ее честность даже вывела его из душевного равновесия.
— Я покажу вам наши сады. Вы будете вся в цветах. И мы отправимся туда вовсе не тогда, когда будет дождливо и мокро, — неожиданно для себя произнес он.