Ченс Картер - Самый достойный отец

Он надел последнюю чистую рубашку и нижнее белье и оставил записку для консьержа, чтобы тот прислал ему новую одежду. Форестер изначально не планировал задерживаться здесь, когда собирался приехать сюда. Теперь у него не было ни малейшего намерения уезжать отсюда. Он собирался быль вместе с Эль. Он оставил пару сотен долларов консьержу в качестве благодарности за покупку удерживающих устройств для нее. Они отлично сыграли свою роль. По правде говоря, он дал себе небольшое обещание, что если Эль забеременела прошлой ночью, он вернется и подпишет чек на тысячу долларов для консьержа.

Когда Форестер надел пиджак, то почувствовал в кармане скомканный конверт с письмом отца. Он собирался достать его из кармана и бросить в мусор, но что-то остановило его. Может быть, это было связано с тем, что он до сих пор думал, будто сможет прочитать его, а, возможно, что он просто не хотел выбрасывать его в мусор в своем номере, так как он мог его видеть и внутренне ощущать, что оно находится рядом с ним.

Форестер, как никто другой знал, что иногда такие мелкие решения могут повлиять на всю твою жизнь, но при этом нельзя предположить, насколько важным решением оно окажется. Если бы он просто бросил письмо в корзину, то в течение часа горничная пришла бы, чтобы очистить ее и выбросить со всем остальным мусором в контейнер, который опустошался в обеденное время. Форестер никогда бы его так и не прочел. Но он оставил его в кармане, как память о прошлом, когда он начал строить будущее для себя, и это, оказалось, изменило все.

Камердинер подогнал его машину ко входу, и Форестер поехал вниз по улице в юридическую контору Чепмена.

Он поприветствовал секретаря, который сообщил ему, что его ждут.

— Доброе утро, сынок, — сказал Чепмен.

— Доброе утро, сэр, — произнес Форестер.

— Ты не передумал насчет поместья отца? — спросил адвокат.

Форестер занял место напротив Чепмена.

— Нет, сэр. Я не изменил своего мнения. И не собираюсь этого делать. Насколько я могу судить, все, что связано с моим отцом, закончено, и я просто хочу избавиться от этого.

— Таким образом, ты все еще хочешь, чтобы все деньги пошли на благотворительные цели.

— Да, сэр. Вы нашли что-нибудь подходящее?

— Да, — ответил Чепмен, доставая какие-то бумаги из файла. — Этот благотворительный фонд работает в штате Монтана на протяжении более десяти лет. Он помогает женщинам, пострадавшим от домашнего насилия. Фонд предоставляет им и их детям безопасное место проживания, в то время пока правоохранительные органы ведут дело по их случаю. Это очень важная работа. Без этого некоторым женщинам было бы трудно вырваться из оков жестокого обращения, особенно если у них есть дети, и им некуда идти.

— Похоже, это именно то, о чем я и просил, — сказал Форестер.

— Да. Это то, что могло помочь твоей матери.

— Так, где мне расписаться?

— Ну, если ты действительно уверен, что тебе не нужны эти деньги.

— Мне не нужно ни цента.

— Хорошо, тогда положения документа здесь. Ознакомься с ними.

Форестер просмотрел документ, который занимал около пятнадцати страниц. Все, вроде, было в порядке. Он взял ручку и нацарапал свое имя и на дату в указанных строках.

— А что насчет юридических сборов и налогов? — спросил Чепмен. — Если ты хочешь, я могу взять их из имущества, прежде чем переведу деньги.

— Нет, — сказал Форестер. — Не делайте этого. Я оплачу сборы. Пусть ваш секретарь отправит счет на мой адрес в Калифорнии. Вероятно, благотворительная организация могла бы с пользой использовать все деньги, которые получит.

Форестер встал, Чепмен также поднялся. Они наклонилась над столом, и пожали друг другу руки.

— Я сожалею, что эта ситуация была такой непростой для тебя, — сказал Чепмен.

Форестер кивнул.

— Это не ваша вина, — произнес он.

— Я не должен спрашивать тебя об этом, но ты прочитал письмо?

Форестер интуитивно опустил руку в карман и нащупал мятый конверт.

— Нет, — ответил он.

Чепмен кивнул.

— Я думал об этом, когда отдал тебе его. Наверное, мне следовало просто сделать тебе одолжение и уничтожить его, но юристы должны исполнять свои обязательства.

— Все хорошо, — сказал Форестер.

Чепмен кивнул.

— Во всяком случае, я собирался сказать, что тебе лучше было бы просто выбросить его в мусорное ведро. Твой отец был злым человеком, и к концу своей жизни он стал еще хуже.

Форестер кивнул. Это в значительной степени решило проблему для него. В его душе все же теплилась надежда, что старик изменился перед лицом смерти. Он, конечно, догадывался, что шансы были равны нулю. Но теперь он знал, что это была несбыточная мечта.

Форестер покинул адвокатскую контору, вернулся в свою машину и поехал в закусочную. Когда он остановился снаружи, то почувствовал, как его сердце ожило от волнения. Прошел едва ли час с того момента, как он видел Эль, а уже соскучился по ней.

Он заглянул в закусочную с того места, где сидел в машине, и мог видеть, что она была погружена в работу, обслуживая каких-то парней у стойки. Она его не видела.

Была ли она уже беременна?

Носила ли она уже его ребенка?

Он почувствовал, как его член запульсировал только от одной мысли об этом. Ни одна женщина никогда не оказывала такого влияние на него, как Эль.

— К черту, — сказал он вслух.

Если он действительно собирается двигаться дальше от своего прошлого, если он действительно хочет преодолеть насилие, нанесенное ему отцом, то почему он должен опасаться этого письма?

Он вытащил его из кармана и, не давая себе время, чтобы изменить решение, вскрыл конверт. Он держал страницу перед собой и прочел его за один присест.

*

Форестер Сноу.

Один звук твоего имени до сих пор вызывает у меня несварение желудка. Ты мразь, мальчишка. Ты противный кусок дерьма, сукин сын. Ты убил свою мать, и знаешь это.

Люди говорят, якобы ты не виноват. Ты не знал, что сделал. Ты был просто ребенком.

Я скажу, это прекрасно. Ты был ребенком. Ты не виноват в том, что родился. Но ты все равно убил ее, и за это я всегда буду ненавидеть тебя. Ты не более виновен, чем пуля, оставляющая отпечаток после себя. Пуля не знает, что она делает, но она все равно убивает свою цель.

Это ты, Форестер Сноу. Ты убил свою мать, убил мою жену, и я проклинаю тот день, когда ты был зачат. Если бы я мог все вернуть назад и не трахать твою мать в день, когда сделал ее беременной, я бы сделал это. Я бы стер само твое существование.

Я никогда не был идеальным мужем, но я любил эту женщину больше, чем я когда-либо мог любить тебя.

Ты для меня пустое место. Ты был бы бесполезен и для нее, если бы она пережила твое рождение. Никто бы не смог любить тебя, когда ты родился. По правде говоря, я не хотел воспитывать тебя. Я пытался сдать тебя государству, старался избавиться от тебя, но они тебя не взяли. Никто не хотел тебя.

Ты поистине родился одиноким, Форестер. Ты были рожден в одиночку, и попомни мои слова, умрешь в одиночестве. Слова умирающего человека должны чего-то стоить. Проклятие умирающего человека должно чего-то значить.

Так услышать это, ибо это мое проклятие. Никто не полюбит тебя, ты маленький кусок дерьма. Ты уничтожишь того, кого ты попытаешь любить. Ты не найдешь счастья, а принесешь одни несчастья. Даже если ты думаешь, что когда-нибудь найдешь девушку, которая завоюет твое сердце, то ты сбежишь. Ты убежишь от нее так далеко и так быстро, как сможешь.

Потому что если ты этого не сделаешь, то уничтожишь ее, как ты уничтожил свою собственную мать. Проклинаю тебя.

Авраам Сноу.

*

Форестер поморщился и покачал головой. Он сказал себе, что письмо ничего не значит. Он смял его и выбросил в окно. Он не хотел иметь ничего общего с этим. Сквозь слезы, которые заполнили его глаза, он посмотрел через лобовое стекло своего грузовика в закусочную. Там была она. Женщина, которую он любил.