В спальне все оставалось так, как запомнилось Грэму. Прежний старательный персонал тщательно укрыл чехлами изящную мебель. Если труба не забита, он сможет развести огонь в камине. Грэм усадил Софи в кресло и принялся стаскивать чехлы с мебели, потом сложил их в углу и осмотрел камин. Явных признаков разрушения не было. Он заглянул внутрь трубы – ничто не закрывало от него слабый утренний свет. Вернувшись к креслу, где свернулась калачиком Софи, бледная и обессиленная, он натянул плащ ей на ноги.
– Не замерзни. Я вернусь через пару минут.
Софи его почти не слышала. В жизни ей пришлось провести несколько бессонных ночей, но ни одну из них она не провела в седле. Более того, до сегодняшней ночи она вообще ни разу не сидела в седле. В какой-то момент она собиралась сообщить это Грэму, но решила, что нет смысла – ничего не изменится. К тому же когда-то она сама мечтала научиться ездить верхом. Теперь, когда все тело нестерпимо ныло, когда болезненные волны то и дело пробегали по спине и ногам, Софи не могла даже вообразить, почему в давние времена кому-то взбрело в голову влезть на лошадь. Это же неестественно, черт подери!
В доме было темно и холодно, но он, по крайней мере, не двигался, так что в любом случае ее положение улучшилось. Через несколько минут она отдохнет, поднимется из этого кресла и собственными силами покинет этот дом.
Разумеется, после того, как убьет Грэма. Яд или нож? От яда сильнее мучаются, но, с другой стороны, ножи бывают так изумительно окровавлены! Но сделать выбор Софи не успела – уснула. А когда проснулась, было тепло. И не только тепло – комнату заполнил волшебный утренний свет. Он проникал сквозь огромные, прекрасные окна. Софи заморгала – это золотое великолепие ослепило ее. Медленно и осторожно она села и выпрямилась.
Какая чудесная комната! В один миг она влюбилась буквально во все здесь: от изящных линий драгоценной мебели красного дерева до лепного орнамента, бегущего по краю потолка. Ее глаза отыскали камин, где ярко горел огонь, освещая огромную медную лохань… О боже, как чудесно! Ванна была не только вместительной, от нее мягко струился горячий пар, а рядом лежали полотенца и мыло. Так чего же она ждет?
Софи вскочила на ноги и начала лихорадочно раздеваться, сорвала с себя великолепное греческое платье, которое после похищения, борьбы в фаэтоне и ночи верхом едва ли можно будет надеть. Слава богу, драпировки на нем более свободные, чем на ее наряде королевы фей, иначе Софи ни за что не смогла бы вылезти из него. Конечно, она со всем почтением относилась к гению Лементера, но сейчас безжалостно швырнула его творение на пол, как обычную тряпку, – и все ради того, чтобы поскорей забраться в эту изумительную ванну.
Уже голая, она осторожно попробовала ногой воду. Какое счастье! Опустить в ванну свое измученное, ноющее тело оказалось довольно непросто, но Софи стиснула зубы и села. Облегчение, которое испытали все до одной мышцы, искупило муки. Она блаженно откинулась на стенку и лениво подняла руку, чтобы распустить волосы.
Грэм, пятясь, вошел в комнату, изо всех сил стараясь удержать в равновесии поднос, на котором скромно расположились практически последние съестные припасы в доме.
Он оказался в ужасном положении. Прошлой ночью он своими подвигами основательно скомпрометировал Софи – если кто-нибудь, конечно, узнает о них.
Но если он действовал правильно – эта мысль почему-то делала его по-идиотски счастливым – и превратил нелепое похищение в предложение, то как он сможет спасти людей Иденкорта?
Мысли кружились в голове до тех пор, пока он совсем не перестал соображать. Время, когда он готовил для Софи ванну и шарил в кладовой, позволило Грэму окончательно справиться с водоворотом сомнений. Что касается заемного жеребца, то Грэм привязал его в середине поросшей сорняками лужайки у подъездной дороги – бедное животное никак не желало ее покидать.
В кухне он нашел чай, который еще не отсырел и по-прежнему пах чаем, и немного грушевого варенья. Кроме того, имелся небольшой бочонок маринованной сельди и еще несколько банок конфитюра, но самой ценной, на его взгляд, находкой оказался висящий в кладовой окорок.
Гордый своими трофеями, Грэм повернулся, чтобы с улыбкой продемонстрировать горячий чай, груши и ветчину.
София была абсолютно и безупречно голой. Она сидела спиной к Грэму и как раз закинула голову, чтобы распустить волосы, которые перетекли через край ванны и устремились вниз, как водопад из янтаря. Вся она была окружена волшебным сиянием. Утреннее солнце танцевало на влажной коже, словно бриллианты на слоновой кости. Казалось, сверкающий нимб возник вокруг тонких, изящных рук, четко вылепленных плеч и длинной грациозной шеи. Брызги солнца играли в волосах цвета корицы, как пылинки золотого песка. У Грэма в прямом смысле перехватило дух.
Когда Софи снова подняла руку к волосам, Грэм увидел часть маленькой крепкой груди. От восхищения у него комок застрял в горле, он следил, как вода скользит по этой гордой груди, обволакивая ее сиянием отраженного света. Грэм тут же решил, что более пышная грудь – это вульгарно.
Софи провела руками по плечам, по шее, потом по всему телу. Грэм ощутил возбуждение. Ему должно быть стыдно. Стыдно и было. Софи не заслужила такого отношения, чтобы он вел себя безответственно и давал волю похоти в такие сугубо интимные минуты. Но это вовсе не значило, что он собирался покинуть свой пост. Девушка не слышала, как он вошел. Удовольствие от горячей ванны полностью ее поглотило. Грэм, охваченный чувством вины, оказался бессилен перед этой простой чувственностью и не двинулся с места.
Софи потерла кожу, сполоснула, опять потерла, опять сполоснула. Потом откинулась назад, подняла длинную, невероятно прекрасную ногу из воды и вытянула ее перед собой. Потерла мылом. Руки скользили по нежной коже вверх-вниз, вверх-вниз. По изумительной лепки бедру, по голени, по лодыжке – вверх-вниз…
«Черт возьми!» – испугался Грэм, да он достиг пика наслаждения прямо на месте, с полным подносом в руках. Он не может этого вынести. Ему нужна одна только Софи, нужна такая, как сейчас, в этот момент, только без дорогих платьев, без пудры, без жемчугов, без сложной прически и новообретенных светских манер. Просто Софи.
Он не смог разглядеть ее, пока не стало слишком поздно. Это как с сокровищем, которое нашел другой человек. Ее красота была не явного свойства, не очевидная цель, она требовала тонкости восприятия и мудрости – тем не менее сейчас Грэм видел истину. Для него все в ней было прекрасно. Разве спрятанный в золе драгоценный камень будет менее ценным, чем выставленный напоказ в красивом кольце? Вся разница в декорациях.
Если бы он мог получить то, что хотел, а не то, что требуется Иденкорту!
Борясь с искушением, Грэм закрыл глаза, отвернулся, поставил поднос с чаем, подхватил платье, плащ и бальные туфельки Софи и выскользнул из комнаты. Он просто не мог смотреть на нее и не вожделеть, но мог не дать ей уйти отсюда, пока не придумает, как обезопасить ее от последствий его неумелых попыток спасения.
Не говоря уж о том, что Софи следовало беречь от его похоти.
Глава 22
Софи не вылезала из ванны, пока вода совсем не остыла. Смыв с себя лошадиный пот и отмочив ноющие кости, она почувствовала голод.
В комнате нашлось несколько драных, но чистых полотенец, а больше – ничего. Как видно, придется снова надеть вечерний наряд.
Мысль о том, чтобы натянуть погубленное накануне платье на чистую кожу, была неприятна, но не так неприятна, как тот факт, что платье исчезло! Софи точно помнила, что бросила его прямо здесь, возле кресла. Она осмотрела комнату, допуская, что швырнула платье не глядя, когда голая поскакала к ванне. Та и вправду была хороша!
Но платье не нашлось. Значит, кто-то его забрал. А значит, обрывки полотенец, которыми она сейчас прикрывала грудь и бедра, – это ее единственная одежда.
Теперь она точно его убьет! Яд и кинжал – это слишком слабо. Сжечь на костре – вот это правильно. Софи откинула голову и дала волю своему гневу:
– Грэм!
В углу комнаты она заметила кучу пыльных чехлов от мебели. Обмотавшись так, что на виду оставалось только лицо и голые ступни, Софи несколько раз чихнула и целеустремленно выскочила из комнаты.
Общий грозный эффект был несколько испорчен необходимостью передвигаться очень мелкими шажками – мешали чехлы, но это заставило Софи быстрее шаркать по полу. Ее подгонял гнев.