Но Грэма она не нашла. Прошла по нескольким длинным коридорам, которые показались ей бесконечными. Ноги у нее замерзли и стали грязными. От мокрых волос застыла шея. А это что? Входная дверь?
Софи быстро засеменила по мраморному полу холла и пошевелила задвижку на двери. Задвижка даже не дрогнула. Заперто? Ее здесь заперли?
Софи не могла в это поверить и бессмысленно дергала холодную щеколду. О чем думал Грэм, когда оставлял ее здесь взаперти? Ну что он за идиот?! Приволок женщину в пустой дом, украл ее одежду и запер?
В щель под дверью вползла солнечная полоса и затанцевала на ее голых пыльных ногах. Она не сможет выбраться на свет. Вообще не сможет выбраться отсюда. Грэм, пустоголовый идиот, очевидно, уже забыл, где ее запер, и завтра постучит в двери Брук-Хауса, удивляясь, куда делась Софи.
Все пропало. Она едва ли сумеет покорить высший свет, если ее заперли в доме умалишенного. Кроме того, Софи уже сомневалась, что ей действительно хочется блистать в свете. В реальности это было довольно утомительно и, безусловно, скучно. Все оказалось совсем не так, как ей представлялось. Теперь ее волшебное платье исчезло, на лице больше не было пудры, а волосы, скорее всего, выглядят так, словно в них поселилась сова. И теперь она снова «просто Софи» и все.
Всю жизнь Софи считала, что ее проблемы связаны с тем, что она неправильно выглядит. Обыкновенные девушки никому не нужны. Обыкновенным девушкам не на что надеяться. Обыкновенные девушки должны быть благодарны за то, что у них есть.
Теперь выясняется, что дело было совсем не в недостатке красоты, ведь, несмотря на весь ее шик, она все равно может остаться ни с чем. Возможно, страшной была не внешность, а внутренний мир. Возможно, жизнь Софи складывалась так неудачно, потому что именно этого она и заслуживала, ведь она лгунья, воровка и притворщица.
Софи думала, что красота сделает ее жизнь счастливой, но ничего из этого не вышло. В результате всех своих усилий она оказалась заперта в огромном, холодном и, черт возьми, пустом доме!
Софи сильно лягнула дверь. Похоже, двери было все равно, а вот нога у нее запротестовала очень чувствительно. Хромая, шаркая, дрожа и бормоча слова, которые она и не подозревала, что знает, Софи вернулась в «свою» комнату, в основном ориентируясь по собственным следам в пыли.
В комнате Софи обнаружила поднос и нахмурилась. Был ли он здесь, когда она уходила? Она не заметила, но, возможно, потому что была слишком раздражена.
А может, Грэм спрятался где-нибудь, следил за ней и проскользнул в комнату, как только она вышла? Софи с подозрением огляделась вокруг, потом тряхнула головой и пробормотала:
– От голода ты становишься странной, моя дорогая.
Чай остыл, но Софи поставила чайник возле огня, чтобы согреть, а сама тем временем взялась за груши и ветчину. Быстро и аккуратно поела, выпила чай, снова помыла ноги в холодной воде и повозилась со своей пыльной тогой, чтобы в ней можно было ходить. Потом взяла кусок ветчины, который не смогла съесть, тщательно завернула его в салфетку и, за неимением лучшего места, сунула его в складку своей мантии. И принялась методично, комната за комнатой, обыскивать дом. Если Грэм рассчитывает, что она будет вести себя, как беспомощная принцесса в башне, на такую роль он выбрал не ту девушку!
Грэм не спал. После своего постыдного шпионажа он, чтобы успокоиться и разработать хотя бы какой-нибудь план, совершил долгую прогулку по полям Иденкорта. Все, что он увидел, только убедило его, что жениться на Софи невозможно. Лилу он теперь не вернет, но вот та, вялая, похожая на молочницу наследница могла бы подойти. Она, по крайней мере, не задушит его во сне. Вероятно, не задушит. Вот Софи сейчас наверняка об этом просто мечтает. Похоже, в последнее время он провоцирует женщин именно на убийство. Нет больше очаровательного Грэма. Нет больше беззаботного смеха и глупых, пустых игр.
Он прошел через скопление деревянных домиков, которые прежде были крепкими и удобными, а люди в них были довольны жизнью, если не сказать счастливы. Теперь дома превратились в гнилые развалюхи, большая часть из которых была вообще покинута и летела в пропасть вместе со всем имением.
Когда Грэм был ребенком, это поместье уже было довольно бедным, но приличным и милым. Когда он повзрослел, все здесь стало еще более убогим, но Грэм объяснял это своей возросшей требовательностью, а не истинной нищетой. Сейчас дела были хуже, чем прежде, и нельзя отрицать, что отец нанес имению последний удар.
«Кажется, я тебя ненавижу», – обращался в мыслях Грэм к тому громкоголосому, грубому человеку, которого почти не знал. «Точнее, знаю, что ненавижу. Как ненавижу каждую каплю твоей крови в своих жилах». Грэм считал, что он не такой, как отец и братья. Считал, что выше их по уму, воспитанности, утонченности, но на самом деле был всего лишь отполированной версией того же человека. Ради собственных удовольствий он так же бессердечно тянул из своих людей последнее, никогда не задумываясь об ответственности или самоограничении.
Что же, теперь пришло время за это платить. Отказ от Софи сделает его несчастным на всю оставшуюся жизнь. Или он слишком пустое создание, чтобы любить по-настоящему? Может, его страсть к Софи всего лишь каприз избалованного ребенка, которому не нужна была игрушка, пока он ее не лишился?
Боже, пусть так и будет. Иначе остаток жизни покажется ему очень долгим.
Наконец догадавшись проследить за другими следами в пыли, Софи набрела на комнату, которая в прежние времена могла быть спальней Грэма. Из всех обследованных комнат только в этой и еще в женской спальне отсутствовали мрачные коллекции чучел.
Там, в сундуке у кровати, она нашла одежду! Прекрасную, восхитительную одежду. Должно быть, она принадлежала Грэму, когда тот был подростком. Сейчас на него ничего бы не налезло. К счастью, Софи она оказалась впору. Отыскав галстук, она подпоясала им огромную рубаху, набила тряпок в носки ботинок, чтобы не соскакивали с ног, спрятала волосы под старую кепку и решила, что выглядит настоящим мальчиком.
Очень странно было двигаться в слишком большой одежде. Она даже почувствовала себя миниатюрной. И удивительно, но в ее сердце зародилась искра прощения. Ладно, будь что будет.
Конечно, если бы ее не похитили, не ограбили и не покинули, она ни за что не стала бы так странно одеваться.
Снова рассерженная и возмущенная всей этой дикой историей, Софи спустилась в холл. Грэм запер парадную дверь, но так же ли дело обстоит со всеми остальными дверями?
Вскоре она сообразила, что проблему можно решить еще проще. Все комнаты по бокам от входной двери имели окна, выходящие на террасу, уходящую ступенями в парк. Никаких обычных двенадцати футов до земли! Софи дернула шпингалет, забралась на подоконник – и вот она уже спускается по ступенькам.
Если они проехали расстояние от Лондона меньше чем за одну ночь, то сколько времени она будет возвращаться туда пешком? Софи понятия не имела, сколько может пройти лошадь за одну ночь, но у нее, то есть у Софи, длинные ноги, а впереди целый день. Она справится.
У нижней ступени лестницы она застыла на месте. Адский жеребец был привязан перед домом, как сторожевой пес. Если она возьмет коня, то к вечеру будет в Лондоне. Софи двинулась к цели, но сделала всего пару шагов. Конь поднял голову и громко фыркнул на нее. Софи застыла на месте. Это приветствие или предупреждение? Она сложила на груди руки и уставилась на животное. «Ты мне не нужен, чертов скакун!» Пришлось развернуться и пойти прочь, вокруг сада и дальше, по подъездной аллее.
Софи не испугалась. Глупо пугаться. Просто она не хотела снова садиться верхом так скоро после ночной поездки. Если кто-нибудь попадется ей на дороге и станет задавать вопросы, она так и объяснит.
Лошадь за ее спиной снова фыркнула.
– Такая чудесная погода для прогулки, – жизнерадостно объявила Софи в пустоту. – Думаю, можно идти немного быстрее.
Грэм помедлил у двери комнаты, которую в мыслях называл комнатой Софи. Выбора не было. Он должен сообщить ей о своем плане, рассказать, как собирается вернуть ее в Лондон и под покровом темноты снова водворить в Брук-Хаус. Оставалось только надеяться, что персонал Брук-Хауса не поднял переполох, когда она накануне не вернулась домой. Если бы он пребывал в здравом уме, он ни за что не привез бы ее сюда. К несчастью, когда Софи предпочла ему этого проходимца Вулфа, Грэм, похоже, лишился рассудка. Конечно, такое безумие можно объяснить недостатком сна, тяжелыми мыслями, бликами света полной луны на тонком лице Софи в тот момент, когда она спокойно и решительно отказала ему, но факт остается фактом – из всех возможных путей он выбрал самый опасный. Отдался собственным желаниям.