Грэм ощутил, как напрягся его член, прижавшийся к ее животу. Их тела разделяла лишь тонкая ткань покрывала.
Нравится ли ей? Ее слабый стон заставил Грэма поверить в это.
«Я точно попаду в ад».
«Тогда какая разница? Скачи в свое удовольствие. Хватай поводья и уносись в ночь. Прекрати метаться, суетиться и делать вид, что на свете есть кто-то другой, с кем ты мог бы прожить всю жизнь. Садись верхом и езжай, парень».
Неужели так просто?
Ну… да.
Сомнения Грэма растаяли, как снег под лучами солнца. У него не осталось выбора. Софи одним своим поступком разрешила для него все вопросы. И слава богу.
А дальше Грэм всего-навсего чуть отстранился от нее, и последнее разделяющее их препятствие исчезло – покрывало скользнуло вниз, и Софи осталась перед ним обнаженная, дрожащая и абсолютно беззащитная. А может, все наоборот.
Грэм, не отпуская ее, сделал еще один шаг назад и стал не скрываясь рассматривать ее обнаженное тело. Даже в неверном свете камина он видел, как отчаянно она покраснела.
Зажмурив глаза, Софи молча ждала. Она сама себя унизила, оскорбила его и теперь должна расплачиваться. Мгновенье тянулось бесконечно, но ничего не происходило. От нетерпения Софи шевельнулась. И вдруг почувствовала на щеке теплую волну его дыхания – Грэм смеялся.
– Открой глаза, маленький насильник.
Пораженная Софи открыла глаза и рот, чтобы увидеть его и ответить гневной отповедью.
Грэм был полностью обнажен. Мускулистый, с золотистой кожей, он стоял в нескольких дюймах от нее, изогнувшись оттого, что ему приходилось удерживать ее руки, мышцы живота напряжены, а ниже – мощная плоть, огромная и твердая, направленная на нее, как стрела в луке.
«О да. Насади меня на него, как на вертел».
Конечно, вслух она этого не сказала. Немного самоконтроля у нее еще осталось, так что она издала только негромкий стон.
– И о чем ты сейчас думаешь? – хрипло спросил он.
Софи оторвала взгляд от этого поражающего воображение органа и ответила хмурым взглядом.
– Боюсь, что он не поместится, – серьезно проговорила она.
Грэм уронил голову на грудь, но не раньше, чем Софи успела заметить блеснувшие в свете камина белые зубы. Смеялся он долго, а Софи тем временем молча мучилась от неопределенности, потом Грэм поднял голову, и в его взгляде она увидела нечто новое и незнакомое.
Сердце у нее почти остановилось. То, что она прочла в его глазах, было не привязанностью и не дружбой, это не было даже вожделением. Ее одинокая душа наполнилась чистой радостью. Софи знала этот свет. Она видела его в зеркале. Она вдруг почувствовала, как раздвигаются в улыбке ее губы, в странной улыбке, которую она приберегала в основном для себя и которая заставляла других смотреть на нее в недоумении. С Грэмом она может быть настоящей. С ним ей нечего бояться.
От этой невиданной улыбки Грэм совсем перестал дышать. Обнаженная, лишенная свободы Софи светилась в его руках, а ее чудесные волосы окружали тело золотым нимбом. Потрясающая, изумительная девушка! Его собственная Софи.
Медленно, словно боясь разрушить чары, Грэм придвинулся ближе. Колени соприкоснулись с коленями. Бедра прижались к бедрам. Его напряженный член уткнулся в упругую мягкость ее живота, как будто наконец обрел дом. Высокие груди Софи притиснулись к его твердой груди, слегка подались, но остались крепкими. И наконец его губы слились с губами Софи. Это был скорее не поцелуй, а обещание.
«Навсегда».
Всегда было. Всегда будет. Любовь без конца.
Пальцы Грэма разжались и освободили ее кисти. Его ладони скользнули по рукам Софи, по ее плечам, по шее и очертили изящную линию челюсти. Поцелуй Грэма стал агрессивнее.
Разве когда-нибудь поцелуй наполнял его душу таким счастьем? Разве губы любой другой женщины удовлетворяли в нем что-нибудь, кроме похоти? Грэм такого не помнил. Он даже не помнил, что был мужчиной, который подсчитывал количество женщин, которых соблазнил за год, чтобы определить, был ли год удачным. Тот тип – это просто отражение в воде, расплывчатое и мутное, его смыла любовь самой искренней, самой честной женщины, которую он когда-либо встречал.
Холодные пальчики Софи оказались у него на плечах, двинулись ниже и настойчиво вцепились в талию. Желание, которое и не остывало, но продолжало тлеть, разгорелось с новой силой.
Вот тогда Грэм и понял разницу. Страсть касается тела, чувств, кожи, вскипающей крови. Любовь – это не что-то простое и легкое. Любовь видит человека целиком, видит таким, какой он есть: сильным и слабым, бесстрашным и робким. Она дает представление об всех этих качествах, обо всей личности, и это более ценно, чем любая страсть. Видеть суть человека и понимать, что твоя суть тоже видна, – такое встречается редко, но это не идет ни в какое сравнение с обычной интрижкой. В любви страсть – это просто украшение, придающее всему делу остроту.
Грэм одним движением подхватил Софи на руки, и они оба рухнули на постель, смеясь и переплетаясь конечностями. Грэм поднял голову, оперся на локоть, под массой волос отыскал лицо Софи и заглянул в ее дымчатые глаза.
– Завтра я на тебе женюсь.
Софи вопросительно приподняла бровь.
– А почему не сегодня?
Грэм удивленно покачал головой.
– Хочешь, чтобы последнее слово осталось за тобой?
Софи усмехнулась.
– Не всегда. Обещаю, что раз в год буду позволять тебе все решать самому.
Грэм наклонил голову, кончиком носа пощекотал ей лоб и вдохнул ее запах.
– Согласен. Но только если последний поцелуй будет мой.
Софи запустила пальцы ему в волосы.
– Эти условия меня устраивают, ваша светлость.
У Грэма перед глазами поплыли золотые круги. Он стал целовать длинную, гибкую шею, добрался до ключиц, спустился ниже, прижался губами к тому месту, где колотилось ее сердце. Небольшие, но спелые груди Софи с торчащими от возбуждения сосками отвердели и напряглись, когда Грэм провел по ним губами – раз, второй, третий.
Софи выгнулась, бессильно устремляясь навстречу его ласкам с такой силой, что Грэму пришлось ладонями удерживать ее бедра. А тем временем его язык попробовал на вкус ложбинку между ее грудями, нырнул в пупок и отправился ниже, к упругому бугорку, источающему женственный аромат. Софи испуганно сдвинула ноги, но Грэм легко с этим справился – одним движением их раздвинул и закинул голени себе на плечи. В ноздри ударил острый и сладкий запах возбуждения. Грэм опустил голову и попробовал его на вкус.
Софи удивленно взвизгнула:
– Грэм!
– Знаю, я дерзкий парень, – успокаивающим тоном произнес он. – Предоставь мужчине делать свое дело.
Софи в смущении закрыла лицо руками. Конечно, живя в деревне, она кое-что знала о совокуплении, но это явно выходило за рамки нормального! Но потом Грэм просунул язык в створ ее нежной раковины, и Софи забыла о смущении. Он играл на ней, как на флейте. Его губы пребывали в постоянном движении, действуя умело и точно. Влага его языка, острые, но нежные покусывания, тепло его губ, грубое покалывание отросшей за день щетины на подбородке слились в одно дразнящее ощущение, от которого жарко пульсировала ее возбужденная плоть. Ничего подобного Софи не могла даже вообразить.
Она убрала руки от лица и запустила их в его густые волосы, непроизвольно издавая животные звуки удовольствия. Темное, жаркое наслаждение поглотило ее целиком. Потом Грэм оторвал руки от ее бедер и большим пальцем раскрыл потаенные складки между ног. На сей раз Софи не сопротивлялась, но послушно раздвинула ноги шире, покоряясь его воле.
«Пожалуйста…»
Язык Грэма нашел самый чувствительный бугорок, влажный, горячий, распухший от наслаждения, и осторожно втянул его в рот.
«О да!»
Ритмично и нежно он касался языком самой вершины бугорка, пока тело Софи не задрожало от обжигающего экстаза. Она выгнулась дугой, голова металась по подушке, острая жажда чего-то яркого, болезненного и незнакомого охватила ее.
Грэм просунул свой длинный палец в ее потайную щелочку. От этого нового вторжения Софи вздрогнула.
«Да, да, пожалуйста…»
Ее пальцы вцепились в простыни, стиснули ткань, словно пытаясь удержаться в границах реальности, а неодолимая волна страсти подхватила ее, подняла в небеса и безумно беспомощной вернула на землю. Она слышала собственный тонкий вопль, но ей было все равно. Вся она превратилась в острое, непередаваемое ощущение. Ее жадная, покорная плоть отдавалась ему без остатка. Софи горела живьем.