Дорис Смит - Сборник «Песня, зовущая домой»

Длинную голубую машину с его чемоданами, уже уложенными в багажник, подали ко входу. Были произнесены слова прощания с его родителями, Магдой, мамой и Джоном.

— Интересно, не забыл ли я какую-нибудь мелочь? — не романтично спросил он, обхватив близнецов одной рукой и касаясь меня другой.

— Мы поедем с папой в Америку? — спрашивала Руфь с таким восторгом, что я почувствовала — она понятия не имеет, что происходит.

— А тебе хотелось бы? — вдруг спросил Колин. — Может, в следующий раз мы все поедем.

Очевидно, и он не понимал, о чем говорил. Чего я совершенно не выносила — так это обещать ребенку то, что не собираешься выполнить. Я так и сказала, когда мы шли к машине.

— Кто сказал, что не собираюсь? — с горячностью сказал Колин. — Это было бы очень неплохо — конечно при условии, что будет этот следующий раз, — скромно уточнил он.

Но это ведь именно такие случаи имел в виду Адам. Колин не должен думать, что я теперь собиралась неотвязно следовать за ним только потому, что в старой темной церкви он произнес трогательно серьезным голосом: «Я, Колин, принимаю тебя, Дебора, как свою законно венчанную жену».

— Ну конечно, — без особой радости сказала я. — Но слишком дорого и во время занятий невозможно. Тебе теперь можно о них не беспокоиться. Я обещаю хорошо заботиться о них.

Я, Дебора, принимаю тебя, Йена, Руфь и Слигачан…

Я начала понимать, что означал задумчивый вид Колина. Он вновь так выглядел, когда сел за руль, и мы отправились по дороге к Эйрширу.

Перед выездом из города он остановил машину, чтобы проверить, все ли его бумаги на месте. Я наблюдала, как сильные пальцы перебирали содержимое бумажника. Что-то упало мне на колени. Это была фотография. Когда он наклонился за ней, я взглянула на нее и отвернулась. Не хватало еще, чтобы он подумал, что я пытаюсь лезть в его дела.

— Я вам это не показывал? — спросил он, поднимая ее к моим глазам.

Это была я с Йеном. Я держала его за шею, как будто хотела придушить. Он склонил голову набок, показывая очень белые зубы. То воскресенье на пустоши: он испугался пони, и камера щелкнула, когда я пыталась его отвлечь. Конечно, фото хранилось из-за Йена, не из-за меня. У меня был дурацкий вид. У него тоже.

— Мы выглядим глупо, — неодобрительно сказала я. Фотография, снятая в студии Адама, была совсем другой — такая ободряющая, такая современная.

Но Колин только ухмыльнулся и спрятал фото. Это все его извращенное чувство юмора, подумала я. Он всегда был не прочь чуть повеселиться на чужой счет.

— Дебби, действительно все в порядке? — вдруг спросил он, когда мы проехали Килманрок и вырвались на открытую холмистую местность. Зеленые склоны ярко напоминали мне Девон, где жилось так безмятежно.

— Конечно, а что может быть не в порядке?

— Не знаю. Просто я подумал, что ты слишком задумчива. — Он поглядел на меня. — И у нас с тобой практически не было ни минуты свободной с тех пор, как я приехал.

Может, это и к лучшему, горько подумала я. Стоило мне только остаться с ним наедине, и я бы опять могла стать дурочкой, как тем воскресеньем в его подобной ласточкиному гнезду комнате, когда я чуть было не позволила ему догадаться, насколько моя любовь похожа на любовь Энн. Кроме того, Энн была непреложным фактом, и как бы сильно она ни испытывала его терпение, я не могла забыть, как он жестоко обращался с ней. Это было так не похоже на человека, которого я полюбила и о котором думала, что хорошо его знаю.

— Ты ни о чем не жалеешь? — Ему приходилось говорить вполголоса из-за сидевших сзади детей.

— Совершенно ни о чем, — уверенно ответила я.

Это было правдой. Вышла ли я замуж за человека, широко раскинувшего руки, приглашая аудиторию петь вместе с ним, или за того, кто ушел в себя, прячась от угрожающего внешнего мира, я его любила, несмотря ни на что. Просто я считала, что лучше бы мне было стать его экономкой.

Прествик оказался громадным и как будто был построен целиком из стекла с черными и оранжевыми досками объявлений. Колин взял на руки и обнял каждого близнеца по очереди.

— Тебе известно, где я буду. Сразу же дай знать, если что-нибудь понадобится, — сказал он мне. — Или если она снова заболеет, или в школе будут неприятности, или еще что-нибудь.

— Ничего не случится, — успокоила я. Он всегда уезжал в турне с таким чувством или просто не доверял мне? — О нас не волнуйся. Позаботься лучше о себе. — Сине-белый ветреный вечер был пронизывающе холодным. Я отвернула его меховой воротник. — И возвращайся живым и здоровым.

— Обязательно, — пообещал он и поцеловал меня.

Наши губы едва успели коснуться, когда раздался задыхающийся голос:

— Мистер Камерон, позвольте нам провести съемку, пожалуйста, — и я обнаружила, что с глупым видом и впервые в жизни смотрю в объектив телекамеры.

Возвращение в Глазго казалось гораздо более долгим, чем путь в аэропорт. Я все представляла себе самолет, его почти вертикальный взлет и длинную линию, прочерченную им в небе. Он казался очень хрупким: яичная скорлупка над серыми просторами океана, уносящая моего суженого в самый день венчания.

Дети тоже примолкли, и Йен перестал считать коров. Вдруг он тоненько объявил:

— Дебора, я думаю, что се сейчас стошнит!

Бедняжка Руфь побледнела, и пришлось быстро высадить ее из машины и несколько минут прогуляться с ней по свежему воздуху. Может, это было дурным предзнаменованием? На пути туда она была веселой, как птичка, но тогда машину вел Колин, а к этому он относился так же старательно, как к своему пению — черта, которая, как я считала, восходила к его преподавательской деятельности. Как бы то ни было, его очень плавному стилю вождения можно было позавидовать, и машина слушалась его безукоризненно. Адаму и Магде, любившим быструю, вызывающую езду, редко удавалось довезти Руфь благополучно. Мои показатели были довольно хорошими, но, видимо, не настолько хорошими, как требовалось. Теперь, будучи более внимательной, я опять остановилась, когда мы проехали Килманрок, и мы еще раз прогулялись среди зеленой прохлады.

— Теперь уж нам надо побыстрее! — сообщил мне Йен, когда мы вернулись в машину. — Мы должны поглядеть новости. — Он ужасно возбудился при виде телевизионной камеры, и за этим тоже мне впредь надо было присматривать. Неверно было бы полностью отгородить их от мира Колина, но чтобы Йен воображал себя важной персоной — совсем ни к чему.

— Надеюсь, они в Уимблдоне это смотрят, — прокомментировала мама вечером.

Мы смотрели выпуск новостей, и в самом конце промелькнул наш кусочек: обнявший меня за плечи Колин и возбужденно посмеивающиеся на заднем плане Йен и Руфь.

— Жаль, милая, что ты не поправила шляпку. Она совсем съехала, — добавила она.

— Колин Камерон, — сказал комментатор, — перед отлетом в Штаты через несколько часов после его бракосочетания с мисс Деборой Белл, преподававшей здесь экономику домашнего хозяйства. — Я подскочила. Откуда они это узнали? — Для Колина, который в свое время спел множество песен на слова Бернса, это, похоже, «Поцелуй меня покрепче на прощанье».

— О, как мило, — с удовольствием сказала мама, когда Колин с улыбкой повиновался.

Следующим утром мама с Джоном отбыли в Лондон, родители Колина и Ланарк, а Магда — тоже в Лондон. Магда, которая вчера в костюме из золотистого твида гораздо больше меня была похожа на невесту, неожиданно тепло попрощалась со мной.

— Колин заслуживает самого лучшего. Я и за миллион лет не могла бы ему этого дать, а теперь, я думаю, он это лучшее получил.

Сама не знаю почему, я заметила, что Адам, вроде бы, наконец-то готов изменить свое отношение к Колину.

— Гм-м, да. Наверное, этому есть свои причины, — согласилась Магда.

Я смутилась, потому что решила, что она имеет в виду меня. Адам намекнул, что наша дружба помогла ему трезвее смотреть на вещи.

— И к нашему браку он тоже так хорошо отнесся, — сказала я.

— Рада это слышать, — отозвалась она. — Думаю, у него было время остыть перед встречей с вами. Когда ваша мать позвонила, он просто взбесился.

Что-то тут было не так. Мама? Но ведь я сказала Адаму, и он был так поражен, что сначала даже не понял. Он сказал «Когда?» вместо «За Колина?», как я ожидала.