— А раньше вы уже делали исторические постановки?
— Последний раз это было пять лет назад. Но погода была просто кошмарная. Дождь лил не переставая. Это было в июле. Я думаю, в этом году надо перенести праздник на июнь. Ведь в июле тут сплошные дожди.
— А какая это была постановка?
— На историческую тему. Как и подобает… на таком фоне. Были чудесные костюмы. Часть из них нам дали на время в Ревелз, а часть мы сделали сами. Особенно нам помогли в Ревелз с костюмами роялистов, а с костюмами протестантов мы справились сами. Их было легко сделать.
— Да, представляю себе. Значит, вы начали с времен гражданской войны?
— Ну что вы! Мы начали с периода Реформации. Это напрашивалось само собой, на прекрасном фоне готовых естественных декораций. Это производило потрясающее впечатление. Люди в тот день говорили, что монастырь уже не был похож на руины.
Я пыталась скрыть волнение в голосе.
— Значит, некоторые актеры были одеты как монахи?
— Да, конечно, очень многие. Каждый играл несколько ролей. Знаете, в одной сцене он был монахом, в другой — веселым роялистом. Это было необходимо. У нас, понимаете ли, не хватало актеров. С мужчинами так трудно, они же стесняются! Даже некоторые женщины играли монахов, честное слово.
— Наверно, их костюмы было сделать несложно.
— Да, они были самыми простыми. Просто черная ряса с капюшоном. Но впечатление было грандиозное — особенно на фоне серых развалин. Мне Кажется, эта часть нашей постановки имела самый большой успех.
— Я очень хорошо себе представляю. Ведь вам помогали стены монастыря.
— Как это прекрасно, что вы заинтересовались. Я решила, что попытаюсь организовать такой праздник и в этом году. Но — в июне… это уже точно. Июль с его дождями нам не подойдет.
Рут внимательно следила за мной, и я поднялась. Я уже поняла, что сделала очень важное открытие, и была рада, что посетила дом викария этим утром.
— Нам пора идти, — заметила Рут, — чтобы не опоздать к завтраку.
Мы попрощались с миссис Картрайт и отправились домой.
Мне не хотелось ни о чем разговаривать. Я все твердила про себя: у кого-то из людей, исполнявших роль монаха на том празднике пять лет назад, сохранился монашеский костюм. И тот, кто пробрался в мою спальню, надел его.
Как же мне узнать, кто играл пять лет назад на том празднике монаха? Кто из наших домочадцев, вернее сказать. Это могла быть только Рут, думала я. Люк тогда был еще слишком мал для этого. Или нет? Пять лет назад ему было двенадцать. А может быть, он был выше других детей этого возраста. Почему бы тогда и не сыграть монаха? Сэр Мэтью и тетя Сара даже тогда были слишком стары, чтобы играть. Остаются Рут и Люк.
Я сказала вслух:
— Миссис Картрайт рассказывала мне о постановке на историческую тему. Ты в ней играла кого-нибудь?
— Ты еще плохо знаешь миссис Картрайт, если думаешь, что кому-то из нас удалось бы увильнуть от этого.
— Так кого ты играла?
— Жену короля… королеву Генриетту-Марию.
— Только одну эту роль?
— Но она была очень важной.
— Я спрашиваю, потому что миссис Картрайт рассказывала, что некоторым людям приходилось играть несколько ролей, так как не хватало актеров.
— Так это те, у кого были маленькие роли.
— А Люк?
— О, он был в первых рядах. Он совал свой нос везде и всюду.
«Люк!» — подумала я. И вспомнила, что той ночью прошло какое-то время, прежде чем он появился. Так что у него хватило бы времени, чтобы снять рясу и надеть халат. Ему надо было поспешить, чтобы подняться на третий этаж, но он был молод и ловок.
А занавески и грелка для постели? Почему бы и нет? Как раз у него-то и были все возможности сделать это. Мои сомнения переходили в убежденность. Значит, это Люк пытался запугать меня. Это он пытался убить моего еще неродившегося ребенка. Ведь при условии, что мой ребенок погибнет, больше всего выигрывал Люк.
— Ты себя хорошо чувствуешь? — раздался рядом голос Рут.
— А? Да… Спасибо…
— Ты что-то шепчешь про себя?
— Нет-нет. Я вспоминаю миссис Картрайт. Она очень разговорчивая, верно?
— Да уж, что есть, то есть.
Уже показался дом, и мы обе посмотрели в ту сторону. Мой взгляд, как всегда, остановился на парапете южного крыла дома — отсюда упал Габриел. Но что-то там было не так. Я в изумлении раскрыла глаза, Рут — тоже.
— Что это? — спросила она и ускорила шаг.
На парапете было что-то темное. С расстояния казалось, что кто-то перегнулся через перила.
— Габриел! — Наверно, я произнесла это вслух, потому что Рут где-то совсем рядом отозвалась:
— Чепуха! Этого не могло быть. Но что… Но кто это?
Я пустилась бежать. Рут была рядом и сдерживала меня. Я бежала из последних сил и ловила ртом воздух.
— Там что-то… — задыхаясь, выдавила я. — Что… это? Оно… так… безжизненно повисло.
Теперь я увидела, что, кто бы это ни был, он был одет в плащ с капюшоном, и кусок плаща свисал вниз через перила. Больше ничего не было видно.
— Она упадет. Но кто это? Что это значит? — закричала Рут, обгоняя меня, и вбежала в дом. Она могла двигаться гораздо быстрее меня. А я никак не могла отдышаться, но все же спешила за ней следом. В коридоре появился Люк. Он посмотрел на мать, потом удивленно уставился на меня, с трудом поспевавшую за ней.
— Да что это с вами? Что случилось? — спросил он изумленно.
— Кто-то там на балконе… — крикнула я. — Там, где Габриел…
— Но кто это?
Он пустился вверх по лестнице, обгоняя меня, а я — за ним, стараясь не отставать.
На лестницу вышла Рут. Она зловеще улыбалась. Она что-то держала в руках, и я узнала — это была моя синяя накидка. Длинная зимняя накидка, хорошо защищавшая от ветра, и к тому же с капюшоном.
— Это… моя, — выдохнула я.
— И зачем же ты ее повесила на перила, — спросила она меня почти грубо.
— Я?.. Но я этого не делала!
Они с Люком переглянулись.
Затем она пробормотала:
— И главное, было сделано так, будто кто-то перегнулся через перила… и вот-вот упадет. Я просто в ужас пришла, когда увидела. Какая глупая выходка!
— Тогда чья же это выходка? — воскликнула я. — Кто играет со мной эти глупые и злые шутки?
Они оба смотрели на меня так, как будто во мне было что-то странное и как будто они находили подтверждение каким-то своим подозрениям относительно меня.
Я должна была узнать, что стоит за всеми этими странными событиями. Я начинала нервничать в ожидании того, как будут разворачиваться события. Ведь все эти шутки были просто глупыми — кроме той, разумеется, когда в моей спальне появился монах. Но если они были направлены на то, чтобы встревожить меня, то нельзя было придумать ничего лучшего. Эти мелкие выходки… Что же они предвещали? Между тем Люк и Рут для себя решили, кажется, что у меня есть, мягко выражаясь, странности. Я чувствовала, что они следят за мной. И это лишало меня присутствия духа.
Сначала я решила поехать к Редверзам и все рассказать им. Но я стала настолько недоверчивой, что даже в Хагар не была уверена. Что касается Саймона, если он тогда, в случае с монахом, стал на мою точку зрения, то совсем не значит, что то же самое будет и в случаях с занавесками, грелкой и плащом.
За всем этим крылось что-то зловещее, и я должна была узнать, что именно. Я намеревалась раскрыть эту тайну сама — из-за все возрастающего недоверия к любому человеку, так или иначе связанному с Ревелз.
На следующий же день я отправилась с визитом к миссис Картрайт. Мне казалось очень важным то, что она рассказала мне вчера об инсценировке, и мне было интересно, смогу ли я выудить у нее что-нибудь еще.
Помимо броши с бирюзой, я нашла еще шкатулку с эмалью, которая у меня была давным-давно, но я ей так никогда и не пользовалась. Я ее тоже прихватила.
— Ах, миссис Рокуэлл, как это мило с вашей стороны! Мне даже не пришлось никого посылать к вам! Я уже вижу, как из вас выйдет прекрасная помощница. Для меня это просто утешение. Я уверена, что за ваши прелестные вещицы мы получим хорошие деньги. И если вы хотите заранее посмотреть, что у нас есть для продажи, я с большой радостью предоставлю вам эту возможность. — Она лукаво взглянула на меня, будто хотела узнать, не из-за этого ли я на самом деле приехала.