Кэтрин Стоун - Счастье в награду

С кандидатурой директора службы новостей у Джона проблем не было. Вивека Блэр уже не один год работала на его телестудии в Далласе и не стала отказываться от предложения переехать в Нью-Йорк. Это она придумала новое название для студии. До этого момента канал назывался «Ви-Кей-Си-Эр». Но с ее легкой руки первая буква, «ви», как-то выпала сама собой, а «Кей-Си-Эр» превратилось в «Кей-Кор»[2], и это оказалось самым подходящим именем для студии, которой предстояло стать информационным центром, сердцевиной Большого Яблока[3]… а впоследствии и всего Манхэттена.

Талант Адама помог их службе новостей поднять рейтинг. И было решено принять вторую ведущую. Из множества видеопленок, присланных на пробу, Адам с Вивекой выбрали Марианну — живое воплощение настоящей леди.

Марианна уже успела завоевать сердца своих зрителей, когда они с Джоном полюбили друг друга. Свадьба состоялась на вилле возле Чатсуорта, где Адам познакомился с сестрой Марианны, Фрэнсис. Так что через полгода сыграли еще одну свадьбу — Адама и Фрэн.

Поль описал Гален, с чего начинался «Кей-Кор» и как продвигался по пути к славе благодаря удачному союзу талантливых молодых людей, объединенных общим делом и взаимной любовью. Не потребовалось ему излагать лишь содержание последней главы этой истории, датированной 14 декабря прошлого года. В этот день Марианна Маклейн скончалась от рака.

Марианна. Обаятельная, умная, изысканная — и незаменимая. Женщина, на чье место пришла работать Гален Чандлер.

Слушая разглагольствования Поля, Гален невольно спрашивала себя: а не метил ли на это место сам Поль? Он достаточно фотогеничен и к тому же настоящий профессионал…

Но вскоре ей стало ясно, что работа комментатора ему просто неинтересна. Сердце Поля было отдано фотографии. Он считался настоящим виртуозом в колдовской игре света и тени. А его работа на «Кей-Кор» — так же как прежняя служба фотографа-криминалиста в департаменте полиции — являлась лишь средством платить по счетам.

— Наверное, ему просто стало тебя жалко. — Каждое слово вылетало из его рта с искристым облачком пара.

— Да, — покорно согласилась Гален, следя сквозь морозную мглу за исчезающим силуэтом Адама. — Я в этом не сомневаюсь.

— Я имел в виду Лукаса Хантера. Иначе зачем ему обещать тебе эксклюзив?

Но ведь Лукас Хантер ничего про нее не знал!

Все три недели, что она проработала на «Кей-Кор», Лукас провел за границей. Впрочем, Розалин Сент-Джон могло хватить ума держать «непобедимого лейтенанта» в курсе всех манхэттенских новостей. И передавать ему по электронной почте записи ее выступлений с комментарием: «У нас не все так мрачно!» Чтобы он мог немного посмеяться над нелепой журналисткой и отвлечься от тяжких раздумий о преступниках и убийцах. Вот, пожалуйста, новая ведущая на «Кей-Кор», она даже забавна в своем уродстве. Как жаль, что наш убийца не позарился на нее!

— Такие, как ты, наверняка не в его вкусе, — продолжал свои откровения Поль. — Отважному бравому лейтенанту подавай красоту, стиль, успех. Посмотри хотя бы на тех, кого из-за него убили.

И это тоже было правдой. Абсолютной правдой. Тогда каков же вывод? Что Лукас Хантер согласился разговаривать с ней из жалости? Что это был широкий жест со стороны рыцаря без страха и упрека, борца за права униженных и оскорбленных? Ведь Гален вполне могла считаться и униженной, и оскорбленной после провала своей карьеры и разоблачений Розалин. Впрочем, винить в этом ей следовало только себя.

— Ну и приятная же нам светит ночь!

— На самом деле, — заявил Поль, — еще не все потеряно. Ты пока покарауль нашу птичку в клетке, а я постараюсь осчастливить одну знакомую даму.

— Но…

— Да ладно, Гален, не трусь, я же буду поблизости. Просто скинь сообщение мне на пейджер, если начнется что-нибудь интересное.

— Интересное?

— Ну, если, к примеру, девочек начнут выбрасывать из окна шестнадцатого этажа. Хотя нет, как раз в этом случае мне звонить не стоит. Нам все равно придется воспользоваться кадрами из хроники. Гален, это же страшная тягомотина, когда берут заложников! Нам не светит ничего интересного — во всяком случае, такого, что можно снять на пленку!

А если террорист вздумает взорвать гранату? Нет, это невозможно! Лукас этого не допустит…

— Ну, Гален, не забудь мне звякнуть. И я мигом буду, здесь. Честное слово. Неужели ты думаешь, что я прозеваю твое интервью с Лукасом Хантером?

— Нет! — Этот вопль ужаса был исторгнут из груди Элизабет Ройс, супруги непризнанного гуру с Уолл-стрит[4], неожиданно для всех превратившегося в берсерка[5]. — Я не могу с ним говорить! Не могу — и все! Вы что, не понимаете?

Лукас прекрасно все понимал. Конечно, понимал. Но…

— Это будет просто звонок по телефону, миссис Ройс! Больше я вас ни о чем не прошу.

— Да как вы вообще умудрились меня отыскать?

Как? Это действительно было непросто. Элизабет Ройс посчастливилось найти приют под кровом у женщин, объединенных стремлением уберечь своих сестер, своих матерей, своих дочек… и в результате создавших убежище, намного более тайное и безопасное, чем все, чем располагали государственные службы защиты свидетелей. Но Лукасу были известны номера телефонов некоторых из этих женщин, поверивших в искренность мужчины, столь ревниво боровшегося за права униженных и оскорбленных.

— Это было совершенно необходимо. Вы нам нужны. Мы не скажем ему, где вы находитесь. Он никогда об этом не узнает. Мне всего лишь требуется, чтобы вы заверили его по телефону, что позволите повидаться с дочерью.

— Чтобы я позволила ему встретиться с Сарой?! Ни за что на свете! Нет, лейтенант, этому не бывать! Он и так искалечил ее душу, убил в ней желание жить! Она до сих пор не пришла в себя. И всего боится.

— Точно так же, как те восемь маленьких девочек, которые оказались в его власти.

— Это нечестно!

— В подобной ситуации вообще нет места для чести, миссис Ройс.

Лукас вспомнил свои попытки получить ее согласие на беседу с мужем. Мужем, которого она ни разу не назвала по имени, Как будто он был какой-то вещью. Правда, и у самого Лукаса не было желания звать его Энтони. А вот к Элизабет он обращался как к миссис Ройс, нарочно повторяя это напоминание об их единственной в своем роде связи с обезумевшим террористом.

— Вы говорили, что он едва не забил ее до смерти?

— Да. Он чуть не убил мою милую Сару! Лейтенант, ей всего пять лет! Она еще совсем крошка!

— Расскажите, как он обошелся с Сарой.

— Это случилось как раз на Рождество, — с заметным воодушевлением начала Элизабет Ройс. Как только она выложит лейтенанту все подробности, он сразу поймет, что требует от нее невозможного. — Я выскочила ненадолго в магазин. Он сказал, что с удовольствием присмотрит за ребенком. Никаких проблем, правда? А вышло совсем наоборот! Он заявил, будто Сара свалилась с лестницы, будто она споткнулась о теннисную туфлю, которая вывалилась из корзины для грязного белья. Я как раз перед уходом отнесла эту корзину наверх. Сару отвезли и травматологическую больницу. И два дня она пробыла в реанимации — представляете, целых два дня! — прежде чем ее разрешили перевести в шестую городскую больницу. У нее оказались сломаны не только кости, но и душа. Я сперва не могла понять, почему он это сделал. А потом нашла дома, в его кабинете, листы факсов, разрисованные рождественскими елками.

— Их нарисовала Сара.

— Да, Она так хотела украсить дом к Рождеству! И дала ему повод сорваться. Понимаете, он брокер на бирже. Неделя выдалась на редкость неудачной. На азиатских рынках один обвал акций шел за другим. Нашу биржу тоже лихорадило. Ну почему, почему я не подумала о том, что Сару нельзя оставлять с ним одну?! Ведь когда на бирже дела идут неважно, он каждый раз становится сам не свой!

— И способен на жестокость?

— Да. Временами. Но до сих пор это касалось только меня.

— А врачи заподозрили, что это следы побоев?

— Не знаю. Может быть, кто-то и догадался. Но его рассказ о несчастном случае очень убедителен, и он выглядел таким расстроенным…

— Но вы, тем не менее, уверены в ином.

— Да ведь он сам признался, лейтенант! Когда мы остались наедине. Но и после своего откровения он умудрился всю вину свалить на нее и на меня. Поскольку именно я уронила эту теннисную туфлю и именно я приучила ее рисовать свои каракули на всем, что попадало под руку.