Вместо костюмов Бегония предложила разрисовать тела специальными красками. Это соответствовало входящему в моду искусству «телесной живописи».

«Свидание с лесом любви» решено было показать сначала на Кубе, а в дальнейшем, по возвращении, в своем кабаре.

На репетиции присутствовала русская балерина Дарья, с которой Виктория познакомилась недавно на одном из концертов Ансамбля современного танца Бразилии.

На этот концерт своих соотечественников Дарью пригласила одна из ее учениц — бразильянка Луиса.

Дарья однажды была со своим приятелем в «Габриэле», она узнала Викторию и вместе с Луисой подошла к ней в антракте.

Они разговорились. Узнав, что Дарья преподает в балетном училище, Виктория спросила, не посмотрела бы она одну ее новую работу. Мнение русской балерины было для Виктории очень важным.

— Ты сама это придумала? — спросила Дарья после окончания репетиции, обняв и поцеловав Викторию.

— Хореографию придумала сама. А музыку и текст — моя сестра.

Дарья высказала несколько замечаний и, поднявшись на сцену, показала один вариант, который, по ее мнению, был более естествен. Она спросила:

— А не могла бы твоя сестра показать мне другие свои работы? Я бы предложила их моим ученицам…

— Хочешь, поедем прямо сейчас со мной?

— С удовольствием.

Под впечатлением ее отзыва Виктория позвонила сестре, решив пока не сообщать о просьбе Дарьи, отложив этот сюрприз до возвращения домой. Виктория обрадовалась предложению Дарьи, так как врач сказал, что Бегонию надо обязательно чем-то занимать.

— Мышелов не приходил? — спросила она.

Тук-тук…

— Сделай салат побольше, я приеду с подругой.

Тук…

— Если этот враг мышей появится, попроси его, пожалуйста, отложить свое зверство часа на два.

Тук…

Виктория положила трубку.

— У нас должны травить мышей! — объяснила она Дарье…


У порога квартиры лежал сонный Сталин.

Виктория постучала.

— Бегония, мы пришли! — громко сказала она, наклонившись, чтобы погладить тирана. Она испуганно сказала Дарье: — Он почти не дышит! Надо сказать донье Алисии!

— Странно, пахнет лекарствами… Хлороформом…

У Виктории забилось сердце.

— Неужели у Бегонии приступ! Наверно, приезжала «скорая»!

Она сильнее застучала в дверь.

— Бегония, ты дома?!

Снизу поднималась донья Алисия.

— Виктория, что случилось? Боже! Сталин! Что с ним?

— По-моему, он опьянел от хлороформа, — сказала Дарья, подняв с пола клочок ваты.

Виктория разрыдалась. Не попадая ключом в замочную скважину, она спросила:

— Донья Алисия, «скорая помощь» не приезжала?

— Нет, дорогая!

— Тогда у нее, должно быть, приступ!

Дарья взяла у Виктории ключ и открыла дверь.


В комнате никого не было. Аптечка с ампулами и шприцем лежала на месте.

— Боже! — только и воскликнула Виктория, бросившись к телефону.

Глава 104

В мансарду Скальпель проник за час до того, как в доме появился Кики.

Респектабельный с виду человек в сером костюме, в дымчатых очках с большим медицинским баулом в руке.

К моменту появления Кики с Бегонией на руках Скальпель уже переоделся в куртку, разложил на стерильной марле два шприца и ампулы.

Он прилег на кушетку и полистал газету «Один плюс один». Потом посмотрел на часы и надел трикотажную маску.

Когда появился Кики, Скальпель бережно принял Бегонию на руки и, положив пленницу на кушетку, сделал ей два укола — один инсулина, а второй снотворного.

Снял маску.

Он вглядывался в безмятежное, поразительно красивое, чуть бледное лицо Бегонии и криво улыбался: губы его плотоядно подрагивали, а брови ходили вверх-вниз, что свидетельствовало о его крайнем возбуждении.

Это возбуждение при виде несовершеннолетних не раз доставляло ему неприятности, которые два раза оканчивались судебными приговорами.

«С такой неплохо бы побаловаться!» — подумал Скальпель. И нахмурился, вспомнив волчий взгляд Бласа, который знал вкусы отчаянного доктора и категорически запретил ему пользоваться случаем. «Грех возвращать такой товар в целости и сохранности!» — заключил свои размышления Скальпель, подавив вожделение воспоминанием о взгляде Бласа.

Впрочем, он не преминул заглянуть Бегонии под блузку и уже намеревался продолжить ее «медицинский осмотр» дальше, как вдруг зазвонил телефон: два гудка, пауза, звонок.

Это был пароль.

Скальпель снял трубку и, косясь на спящую Бегонию, тихо сказал:

— Прачечная слушает…

— Простите, не туда попал, — раздался голос Бласа, который, услышав слова, означавшие, что все идет своим чередом, тут же положил трубку.


Скальпель подошел к Бегонии, приподнял ей веко, пощупал пульс и, убедившись, что оба лекарства подействовали, достал толстый сандвич с сыром и с аппетитом стал жевать, углубившись в чтение газеты.

Крайнее возбуждение на время покинуло его…


Если бы он знал, что Бегония очнется раньше времени, он бы не читал столь самозабвенно в приложении к газете «Один плюс один», в любимом разделе «Эрос», статью «Три момента задницы».

Бегония лежала с закрытыми глазами. Она поняла, что находится не дома, слышала шуршание газеты и покашливание мужчины.

Голова была как ватная. Она вспомнила улыбчивого специалиста по выведению мышей, удушливый запах хлороформа и поняла, что попала к плохим людям.

Запах спирта, которым Скальпель протер ей руку перед тем, как сделать укол, и относительно нормальное самочувствие, помогли ей догадаться об уколе. Значит, им известно ее состояние и они не хотят, чтобы оно ухудшилось.

Не знала она, правда, о том, что ей сделан также укол снотворного.

Впрочем, и Скальпель не знал, что Бегония отличалась редкой невосприимчивостью к снотворному, кроме одной «маминой» настойки, которую она привезла с собой из Испании.

Бегония помнила и не раз убеждалась в этом: при ее болезни главное — не волноваться. И она научилась успокаивать себя, начиная в моменты возбуждения сочинять в уме музыку и стихи.


Вот и сейчас она решила «поработать» с закрытыми глазами.

Глава 105

С нескрываемой укоризной глядя на Луиса Альберто, Марианна сказала, что его зовет к телефону «эта твоя Виктория».

Девушка никогда не звонила ему домой, и Луис Альберто испытал легкое раздражение от непредусмотренного вторжения в его домашние дела.

— Марианна, любовь моя, извинись и попроси ее перезвонить позднее ко мне в офис.

Марианна вернулась и, уже нервничая, сказала:

— Она… настоятельно просит.


— Луис Альберто! — Плачущий голос Виктории не оставлял сомнений, что поводом для звонка было нечто серьезное. — Бегония пропала!

— Успокойся и расскажи все по порядку!

— Ее нет, а шприцы и лекарство дома!

Луис Альберто ужаснулся. Больная диабетом неведомо где, без лекарства, от которого зависит ее жизнь!

— Ты звонила в полицию?

— Нет, тебе я позвонила первому!

— Ты дома? Где это? Я выезжаю!

На бегу он крикнул Марианне:

— У Виктории пропала сестра! У нее диабет!

— Не понимаю! — удивленно вскинула брови Марианна.

Но Луис Альберто уже был на улице.


В это утро многорядный поток транспорта был, как никогда, густ и напоминал застывшую лаву.

Еле выбравшись в боковую улицу, Луис Альберто небрежно припарковал машину возле тротуара, не думая о том, о чем не забывает каждый водитель в Мехико: круглосуточно работающая служба движения то и дело буксирует плохо или не в том месте припаркованные машины на специально отведенные пустыри, где их уже поджидают стаи автомобильных стервятников. Частенько можно наблюдать, как за самопогрузчиком, увозящим автомобиль, несется его владелец, понапрасну воздевающий руки к небу…

Спустившись в метро, Луис Альберто через двадцать минут был в районе, где жила Виктория, и там взял такси.

Она уже ждала его на пороге: из груди ее вырывался непрерывный монотонный полустон-полухрип, по щекам катились слезы. Рядом с ней находились стройная белокурая женщина и толстуха с котом на руках.