Внизу, на узкой площадке, около большого «лендровера» с включенным двигателем, ждал, закинув вверх голову, Диди. Пакету некуда было больше упасть, как на эту площадку в полусотне метров от другого большого шоссе. Выкуп с шумом шлепнулся на гранитное покрытие в нескольких метрах от Диди…

Глава 118

Большое число людей, следивших за ходом операции в полицейском центре, в движущихся машинах и на летящих вертолетах, с восхищением отметили изобретательность похитителей, чья афера с этого момента, как бы ни закончилась акция, непременно должна была войти во все учебники по борьбе с терроризмом!

Несомненно, можно было констатировать, что частного детектива Серхио Васкеса вел один из преступников, следовавший на своей машине в том же направлении.

Мысль о задержке огромного пелетона автомобилей в начале уик-энда на одной из больших магистралей с целью их поголовного осмотра для нахождения телефона, который был сразу же засечен и определен как украденный за несколько часов до этого вместе с машиной (что еще нуждалось в проверке), была тут же отвергнута. Наверняка человек с искаженным голосом тут же выбросил похищенный аппарат под колеса идущих сзади автомобилей.

Сообщение вертолетчиков тоже было не из обнадеживающих: не говоря о том, что они не могли, согласно инструкции, сделать это незаметно, — спуститься в воронку каньона не представлялось возможным. А после перелета через гряду, отделявшую верх эстакады от обнаруженной ими внизу площадки — места возможного падения пакета, они не нашли никого и ничего, связанного с террористами.

По-видимому, подобрав пакет, один из соучастников на автомобиле тут же затерялся в огромном потоке машин, спешивших по другому широченному шоссе вон из задушенной смогом гиперстолицы на вольный воздух мексиканского плато.

Безусловно вопрос о том, полон ли бак у Васкеса, был вопросом для отвода глаз: пакет был выброшен через семнадцать минут после старта.

Теперь оставалось надеяться на честность террористов, обещавших вернуть похищенную, и на то, что рано или поздно меченые деньги где-то всплывут.


Весть о том, что выкуп доставлен, Луис Альберто узнал, находясь у Виктории: он не мог покинуть ее в эти трагические часы.

— Виктория, не волнуйся, — сказал он, дружески обняв девушку. — С нашей стороны все условия выполнены. Будем надеяться на лучшее. Приляг. Тебе надо отдохнуть.

Позвонила Дарья, справляясь о ходе дела. Луис Альберто сказал ей, что выкуп уже передан похитителям и что Виктория не может подойти, так как прилегла.

— Посиди рядом, — попросила его Виктория. Он присел на край тахты. Девушка протянула руку, и он взял ее руку в свою.

Глаза Виктории слипались. Она засыпала. Ее усталое, осунувшееся лицо снова возвращалось в молодость. Брови еще были насуплены, но подрагивающие губы уголками своими улыбались. Лицо Виктории было обращено к Луису Альберто. И он в первый раз поцеловал ее в губы.

Она открыла глаза.

— Иди ко мне, — прочитал он на ее еле двигающихся губах.

Он вытянулся рядом с ней, обнял ее и забыл обо всем на свете, провалившись в глубокий сон.

Когда очнулся, он увидел Марианну. Широко открытыми глазами она смотрела на них, механически выставляя на стол извлекаемые из большой сумки пакеты с едой. Последним она поставила на стол термос.

Ничего не говоря, она повернулась и пошла к двери.

— Марианна! — шепотом крикнул Луис Альберто, боясь разбудить Викторию.

Не оборачиваясь, она помахала ему рукой и вышла из квартиры…

Глава 119

Сидя на кушетке в подвале Кикиной лаборатории со скованными ногами, Бегония жевала батон и запивала его молоком.

Она вспоминала родной Бильбао, маму и сестер, дона Висенте Арансади, с которым прилетела в Мехико. Он трогательно заботился о ней во время полета.


И еще она вспомнила неописуемо красивое надоблачное небо, которое простиралось в необозримую даль за круглым иллюминатором…

Вертикальные нагромождения облаков, похожих на бело-голубые, желтовато-палевые и сиренево-серые грибы. А между ними в разных направлениях текли струи более легких облачных потоков, одни бирюзовые, другие сизые.

Не было у Бегонии слов, чтобы описать жизнь этого пустынного пространства, населенного стадами гигантских облаков.

Но оно звучало — этот небесный хорал домогался ее слуха в течение всего полета.

Удивительно, как он мог проникнуть в самолет! Она оглядывалась на дремлющих, читающих и жующих пассажиров — странно, но никто из них, по-видимому, не слышал эту музыку.

Время от времени вдалеке с невероятной быстротой проскальзывал какой-нибудь деловитый серебристый самолетик, оставлявший за собой тонкий след.

Бегония играла в облака. То велела себе видеть только животных — и тогда облака превращались в слонов, собак и дельфинов, то переходила на людей — и облака тут же преображались в веселого старика, или стоящего на руках гимнаста, или стайку пузатых гномов.

Вдруг она увидела Бога: печальное бородатое лицо с горькой складкой рта и снесенными в сторону ветром космами было обращено к ней, хотя Его тело в синеватой длиннополой накидке было устремлено к горизонту, — словно Он задержался на мгновение, чтобы поглядеть на Бегонию…

После она забыла все это, и вот сейчас, снова вспомнив, немного испугалась: может быть, это зовет ее к себе Небо?..

Запивая хлеб молоком, она подумала, что Рай, должно быть, находился там, куда направлялся этот дымчатый Бог.

А может быть, это и был Рай, но только скрытый от человеческих глаз облачными чехлами…


Кики вытащил из стола откусанную шоколадку и протянул ее Бегонии.

Она вежливо отказалась, покрутив пальцем у рта и сделав этим же пальцем отрицательное движение: у меня ведь диабет, мне нельзя.

— Неотравленная! — обиделся почему-то враг мышей и людей.

Бегония искоса разглядывала фотолабораторию, на стенах которой висели большие и маленькие фотографии — некоторые заставили ее сконфузиться.

Ей захотелось в туалет. Она привстала и стала оглядываться. Кики подошел к ней и, так как она не могла идти, подставил спину и отволок ее в угол к незаметной для глаз двери туалета.

Внутри его Бегония и вовсе закрыла глаза — столь однообразно непристойными были фотографии, облепившие все стенки тесной кабины.

Обратно к кушетке Бегония прискакала сама.

— Ты не бойся, получим за тебя выкуп и отпустим. Шеф сказал, чтоб ни один волос с твой головы не упал!

«Вот ведь какие вы добрые!» — съязвила про себя девушка. Она жестами попросила бумагу и карандаш и, получив от хозяина лаборатории использованный лист фотобумаги и фломастер, спросила у него на обороте листа зеленым по белому:

«Вы фотограф?»

— Ага.

«Давайте снимемся на память?»

Кики оторопело поглядел на Бегонию, не понимая, шутит она или говорит всерьез?

— А потом меня по этому снимку — бац — и за решетку?! Идиотка, что ли?

Он кивнул на шприцы.

— Ты лучше укол себе сделай…

Бегония была девушка неглупая. Она поняла то, о чем не догадывался Кики, — не жилец он на белом свете…

Если они так пекутся о ее здоровье, значит, хотят вернуть ее Виктории здоровой? Этот мышелов — единственный, кто не скрыл от нее своего лица. И значит, те люди, чьих лиц она не видела, не оставят его в живых…


«Почему они хотят вернуть меня целой и невредимой?» — мелькнула у нее мысль, которая могла привести ее к ответу: «Потому что не хотят досадить Виктории». И уж тогда она могла бы пойти дальше, задавшись следующим вопросом: «А для чего?» И, вспомнив, что у Виктории гастроли на Кубе, наверняка поняла бы (она такая!): все это затеял хозяин Виктории — Блас!


Взойти на лесенку этих вопросов и ответов она не успела, так как в зашторенное окно под потолком подвала кто-то постучал условленным стуком: два частых удара, один и три.

Пепе-Кики крикнул вверх:

— Подожди! Проявляю!

Погрозив Бегонии кулаком, чтобы не ерепенилась, он бросился к ней, рывком поднял, поставил на скованные ноги, свел ей руки, защелкнул у нее на запястьях наручники и, обхватив поперек талии, поволок ее в чулан, где примотал за наручники проволокой к водопроводной трубе. Он сунул под Бегонию табурет и, надавив ей на плечо, усадил ее с прикрученными к трубе руками и скованными ногами, сказав, что тут же вернется и отвяжет ее, а ежели она пикнет (немая-то?!), то он выкинет на помойку все ее шприцы!