Больше всего в первые часы пребывания на родине его удивило в кубинцах несоответствие нервной возбужденной речи и выражения глаз, в которых сквозила подавленность, усталость, безразличие…
Труппа, прибывшая на гастроли, разместилась в гостинице «Насиональ», старинном, с двумя башенками здании на невысокой прибрежной скале, с королевскими пальмами во дворе и старинными пушками.
В своем номере Блас стоял у окна с видом на море.
Внизу влево и вправо уходила бесконечная набережная — Малекон, на парапете сидели и лежали влюбленные парочки. Бласа поразило малое количество автомобилей и их жалкий вид.
В узкую горловину бухты входило огромное океанское судно — казалось, что оно движется посуху.
В вестибюле гостиницы, куда Виктория на старомодном лифте спустилась купить конфеты, единственным местом, где что-либо продавалось, оказалась тесная лавка для имеющих валюту гостей. У входа в нее стоял человек, бдительно следивший за иностранным происхождением посетителей.
Вышедшие из моды, лежалые тряпки вперемешку с революционными сувенирами из пальмовой соломки и ломаных ракушек, подозрительная парфюмерия и выцветшие на солнце конверты местных пластинок оставляли жалкое впечатление. Русская водка, болгарский коньяк, а вместо конфет жвачка с надписями арабской вязью.
— Простите, у вас есть шоколадные конфеты? — попробовала Виктория привлечь внимание продавца, прилипшего к телефонной трубке.
— У них как раз кончились, — услышала она за спиной негромкий бархатный голос.
Виктория обернулась и увидела худощавого высокого человека в голубой гуайабере с серебристой вышивкой. В верхнем кармашке гуайаберы торчали три сигары.
— Не правда ли, любопытный у них ассортимент?
Незнакомец был в темных очках, у него были черные гладкие волосы и тонкие усы, делающие его похожим на метрдотеля недорогого ресторана.
— Даю голову на отсечение, здесь нет того, что вы ищете.
— Нет, почему же? — сказала норовистая Виктория, попросив у продавца фотопленку.
— Прошу вас, не делайте этого, — сказал с улыбкой незнакомец. — На этой пленке можно снимать только темную, безлунную ночь. Если вы позволите, я подарю вам «Кодак», у меня есть лишние кассеты…
Неприязненный взгляд продавца сменился удивленной улыбкой, когда на прилавок упала пятидолларовая бумажка.
Взяв Викторию под локоть, белозубый незнакомец провел ее в маленький бар около бассейна, где заказал апельсиновый сок и три плитки шоколада.
У него был не кубинский акцент.
— Вы не кубинец, — сказала Виктория.
— Нет, — ответил он.
— Никарагуанец?
— Нет.
— Тогда…
Виктория пожалела, что ступила на эту тропу: двадцать испанских диалектов в странах Латинской Америки потребовали бы нескольких минут на их переборку.
— Не ломайте голову. — Незнакомец с заговорщицким видом склонился к Виктории. — Надеюсь, вы умеете хранить тайну… Я аргенчилигуаец из Эквакубы.
Виктория рассмеялась.
— А вы Неукротимая Виктория Хауристи из ресторана «Габриэла»…
— Ах так! — сказала она. — Вы из кубинской службы безопасности…
— Плохо отгадываете! — строго сказал незнакомец. — Я велю доставить «Кодак» в ваш номер.
Он раскланялся и ушел.
Приставленная к труппе гид, высокая мулатка Дульсе Мария, сообщила, что в восемнадцать часов их ждет для встречи с прессой и небольшого приема руководительница кубинской концертной организации Хуанита Толедо.
Блас не поверил своим ушам! Как всегда в моменты крайнего напряжения или опасности, у него по-бульдожьи выпятилась нижняя челюсть…
Глава 5
Врач навещал Бегонию через день. По его мнению, ее состояние было хорошим — относительно хорошим для девушки, перенесшей столь сильное потрясение, как похищение и связанные с ним волнение, усталость и нарушение диеты.
Падре Адриан окружил девушку трогательной заботой. Купил ей новейший лазерный магнитофон и компакт-диски с музыкой классиков, в основном литургической.
За столом он рассказывал ей смешные истории из своей жизни, деликатно воздерживаясь от вопросов: он не хотел доставлять немой девушке лишние хлопоты, связанные с написанием ответов на бумаге.
Впрочем, большой рисовальный альбом и карандаш всегда были у нее под рукой.
После отлета Виктории в нем почти не было ее «разговоров», только просьбы к Альбе или вопросы к ней, связанные с порядками в новом доме.
Но она почти все время писала в нем — наброски песен. Музыка продолжала звучать в ее душе. Только тексты теперь стали еще печальнее…
Два или три раза она задала на бумаге вопросы, которые так или иначе были связаны с семейством Сальватьерра. Падре Адриан посчитал, что этот интерес продиктован чувством благодарности к Луису Альберто, боровшемуся за ее спасение.
«Это правда, что дон Луис Альберто долго не знал о существовании Бето?»
— Знал, но не верил. Он считал, что Бето плод воображения доньи Марианны.
«А Марисабель действительно не родная, а приемная их дочь?»
— Это верно. Но про нее и не скажешь так. Джоана и Карлос, так же как в случае с Бето, нашли свою дочь через много лет. Девочка выросла в семье Марианны и Луиса Альберто, и они считают ее родной.
«Значит, Бето и Марисабель как бы брат и сестра?»
— Конечно.
Несколько другого мнения была служанка Альба.
— Больно уж нравится он ей… Помню, во время венчания ее родителей у нас в храме она так и льнула к нему. Красивая пара…
Служанка Альба души не чаяла в девушке, которая то и дело порывалась ей помогать: прибиралась в комнате, уносила со стола и мыла посуду. Альба чувствовала в ней родственную душу.
Выросшая в многодетной семье, Бегония не умела сидеть сложа руки. Дома, в Бильбао, после отъезда Виктории она помогала матери управляться с младшими сестрами и домашними делами. Жаль только, что из-за обострения болезни она быстро уставала.
У падре Адриана девушка много читала, в основном книги о жизни Христа. Здесь было великолепное издание Библии с гравюрами Гюстава Доре. Особенно ее взволновало то место в Евангелии, где рассказывается о чудесном оживлении девочки:
«…подошел к Нему некоторый начальник и, кланяясь Ему, говорил: дочь моя теперь умирает; но приди, возложи на нее руку Твою, и она будет жива… И когда пришел Иисус в дом начальника и увидел свирельщиков и народ в смятении, сказал им: выйдите вон, ибо не умерла девица, но спит. И смеялись над Ним. Когда же народ был выслан, Он, войдя, взял ее за руку, и девица встала. И разнесся слух о сем по всей земле той».
Она живо представляла себе описанные в Евангелии сцены, и ей казалось, что она присутствует в каждой из них, следуя вместе с народом по пятам Сына Божьего. Но даже в этих мечтах она не в силах была тронуть Его одежды и попросить Его о том, чтобы он вернул ей речь…
Она так желала этого! Больше всего на свете ей хотелось говорить… с Бето.
Она и говорила с ним мысленно.
Конечно, если бы она обрела дар речи, она никогда не решилась бы пересказать ему то, что говорила ему в мыслях: как он ей нравится, как ей хочется, чтобы он пожил в доме падре Адриана, как она мечтает о том, чтобы он обнял ее.
Ее голос был беззвучным. Она представляла себе, каким бы был у нее голос, если бы Иисус подарил ей дар речи?
Таким же, как голос Виктории?..
Однажды за завтраком она написала Альбе:
«Альба, вы знаете телефон сеньора Сальватьерра?»
— Конечно, у падре Адриана он есть.
«Прошу вас, позвоните Бето. Не может ли он прийти?»
— Обязательно позвоню. Дождусь падре Адриана, возьму у него телефон и тут же свяжусь с Бето.
Альба не забыла про обещание и, когда падре Адриан пришел на обед, взяла у него телефон дома Сальватьерра.
К телефону подошла Марисабель. Бето был на занятиях. Альба передала девушке просьбу Бегонии.
— А зачем она просит, чтобы он пришел?
— Не знаю. Наверно, скучает. Мы с падре Адрианом делаем все возможное, чтобы она у нас чувствовала себя хорошо. Она славная девушка. Помогает мне. Много читает. Только я думаю, мы с падре Адрианом не та компания, которая нужна девушке. Вот она и решила повидаться с Бето…