Хосе Антонио Бальтазар - Счастливые слезы Марианны

Не раз в жизни она убеждалась, что вещи, перемещаясь из реальности в память, теряют мрачные краски. Многое из того, что поначалу кажется ужасным, предстает в спасительном свете памяти обычным, а зачастую и комичным.

Увиденная в квартире Виктории картина, повлиявшая на решение Марианны уехать, снова встала перед ее глазами и не вызвала в ней на этот раз такого гнева, такой ревности, такой обиды. То, как она отреагировала на увиденное, было скорее данью традиции, данью образу мыслей «честной» замужней женщины, страхом перед приближением «новой кометы».

И если ничего такого не было (и, скорее всего, действительно не было), то какие чувства должен был испытывать Луис Альберто, когда читал оставленное ею у него на столе письмо, пусть даже и «мирное»?

Она была почти уверена: двумя телами, разметавшимися на тахте, владело не желание обладать друг другом, а желание спать.

«Трое в одной постели, — подумала, усмехнувшись, Марианна. — Он, она и сон…»

И еще она устыдилась, вспомнив, что на тахте между ними (подобно мечу между благородным рыцарем и девушкой) лежал телефонный аппарат. Они были одеты и выглядели изможденными не от любви, а от переживаний.

В те трудные часы — о чем еще могла мечтать Виктория, как не о том, чтобы дождаться вестей о сестре. Марианна представила себя на месте Виктории и поморщилась от угрызений совести.

Стыдно ей стало и за слова, сказанные ею Пато, — о том, что Господь за прелюбодеяние может покарать любовников смертью похищенной девушки. Уж не покарает ли Он ее самое за навет?!

Луис Альберто ни словом не обмолвился в письме о причине, побудившей ее уехать, не просил прощения и ни в чем не упрекал ее, и она была благодарна ему за это.

Он сообщал о благополучном вызволении Бегонии, о смерти одного из похитителей — Кики, который, оказывается, проник в квартиру Бегонии под видом специалиста по выведению мышей, о том, что полиция ведет расследование и поиск денег, данных Луисом Альберто на выкуп.

Она еще раз с гордостью подумала о великодушии и щедрости мужа.

Луис Альберто сообщил, что Бегонию, на время гастролей Виктории, принял к себе падре Адриан, и что его служанка Альба души не чает в девушке. Однако вызывает тревогу ее самочувствие: потрясения, пережитые ею, могут в любой момент вызвать обострение болезни.

Луис Альберто рассказал также об отлете труппы кабаре «Габриэла» на Кубу, о том, что он встретил на аэродроме, куда заехал, чтобы пожелать Виктории счастливого пути, Пато и передал ему просьбу Марианны «приглядеть» за Бето.

С комизмом описывал Луис Альберто праздник, устроенный в честь возвращения Чоле, в саду их дома, то, как дружно все пели «Сьелито линдо», а громче всех — наставница Марисабель, русская балерина Дарья Себастьянов, на день рождения которой Марисабель и Бето приглашены.

В конце письма он трогательно спрашивал, не надо ли ей что-нибудь прислать? Как она себя чувствует?

Между строк она прочитала его немой вопрос: долго ли она будет отсутствовать? Ему трудно без нее…

Хотя не составляло особого труда связаться с Мехико по телефону, что-то удерживало Марианну от этого. Не потому ли, что без телефона увеличивается расстояние, разделяющее людей, а разлука переполняет сердце сладостной тоской по любимому существу, — может быть, именно это лекарство для обретения нового дыхания и искала она?

Так или иначе, Марианна села за ответное письмо. В ящике стола она нашла старомодные розовые конверты с листками бумаги внутри, на которых было напечатано бледно-розовое сердце, пронзенное стрелой Купидона. Конверты источали легкий аромат лаванды.

На таком листке она и написала свое послание мужу.

«Дорогой Луис Альберто.

Благодарю тебя за твое милое письмо. Я живо представила себе праздник в честь возвращения Чоле и позавидовала вам, что вы могли все вместе петь «Сьелито линдо», хотя, думаю, вашему хору явно не хватало моего голоса: в детстве я замечательно пела эту песню. Особенно хорошо у меня получалось «Ай-ай-ай-ай!», от которого собаки начинали лаять, а отец прибегал, считая, что я упала с крыши.

Ранчо находится в плачевном состоянии. Дон Бартоломео строго отчитал меня за это. Он говорит, что земля — женщина и требует ласки.

Как женщина я верю ему. Но как собственница этого ранчо не понимаю, что с ним делать.

Я никак не могу смириться с мыслью, что могу его продать. Разве можно продать детство, память о родителях, любовь к родным местам!

Представляешь! В первый день приезда в моей комнате я поздоровалась со старым зеркалом, написала на нем «Здравствуй!», а оно ответило мне письмом, которое из него выпало. Письмо написано рукой отца некой Мириам. По всей видимости, женщине, которую он любил и с которой хотел попрощаться перед смертью. Да не успел…

Дом полон милых моему сердцу вещей. Я чувствую печаль и радость, находясь в нем. И благодарна судьбе, что она прислала меня сюда. Надеюсь, что вы позволите мне продлить на какое-то время эту печальную радость.

Дорогой Луис Альберто, почему ты ничего не пишешь о Бето, о том, как идут твои дела, о том, как чувствует себя дон Альберто, какие фортели выкидывает Белинда, какие отвары варит Рамона?

В письменном столе я нашла смешные конверты и бумагу для любовных посланий. Этих принадлежностей мне вполне хватит для писем «нашей разлуки», которая, надеюсь, продлится недолго. Не только у Пикассо теперь будет «розовый период», но и у нас!

Нежно вас всех обнимаю.

Любящая тебя Марианна».

Первые выступления они давали на знаменитом Варадеро — песчаной косе, где в предреволюционный период были выстроены фешенебельные виллы магнатов, гостиницы и злачные места, превращенные революционным режимом в места поощрения «верных делу» и в места добычи иностранной валюты.

Среднего достатка туристы из европейских стран и Канады, привлеченные низкими ценами, охотно проводили отпуска под жарким кубинским небом, закрывая глаза на некачественный сервис.

Море есть море.

Вид подростка, карабкающегося на пальму, был экзотикой для немецкого провинциала, а разного покроя и пошиба мулатки приводили жителей добропорядочной Канады в трепет. Ром и выступления кубинских трупп и заезжих гастролеров сдабривали длинные ночи.

Публика в зале ресторана была в крепком подпитии. Выступление мексиканских красавиц вызвало бурю восторга.

«Эротическое шоу» отозвалось овациями и криками на многих языках. Особенно шумный успех имела Лулу, занявшая место убитой Вивиан.

Виктория волновалась. Она побаивалась, что подобная аудитория может не понять «Свидание с лесом любви», первый показ которого должен был состояться здесь.

Для Виктории это была не просто танцевальная сцена, не просто ее новая работа. Ведь музыку и слова написала Бегония, и Виктория как бы представляла ее.

А вдруг провал: не ее — Виктории, а ее сестры, которую она могла подвести?

«Свидание с лесом любви» по программе значилось во втором отделении.

До выступления оставался целый час, и Виктория вышла из ресторана, расположенного около самого пляжа.

Трещали цикады. По слабо освещенной дорожке она пошла к морю. Вскрикнула, увидев огромную игуану, застывшую в траве посланницей доисторических времен.

Сняв тапочки, она пошла по теплому песку к ленивой, едва шевелившейся воде.

Она услыхала за спиной шаги и обернулась.

К ней приближался «аргенчилигуаец», с которым она познакомилась в Гаване.

— Почему вы не на сцене?

— Я выступаю после перерыва… А вы тоже здесь?

— Как видите.

— По туристическому маршруту?

— По велению сердца…

— Ах так! Значит, вами распоряжается сердце…

— Да, и оно велело мне посмотреть ваше выступление.

— Вы могли дождаться одного из наших представлений в Гаване.

— Не утерпел…

«Странный человек», — подумала Виктория.

— Вы впервые на Кубе? — спросил он.

— Да. А вы?

— Время от времени я прилетаю сюда по делам. — Из Аргенчилигуая?

— Вот-вот, из него самого. У вас хорошая память…

Виктория заметила, как со стороны ресторана показалась пара, это был Блас с Дульсе Марией. Незнакомец тоже увидел их и, вежливо попрощавшись с Викторией, быстро пошел по пляжу в сторону отеля «Тритон», который находился неподалеку.