Сеньора Ласаро Кирогу никак нельзя было признать за отца Джеймса: обрюзгший, сутуловатый человек с оттопыренной нижней губой, с возможно симпатичным в молодости лицом. Голова его едва заметно покачивалась, словно он вежливо от чего-то отказывался.

В то же время широкая сердечная улыбка озаряла его лицо и располагала к хозяину дома. Как бы там ни было, Марианна почувствовала к нему если и не расположение, то интерес.

Он внимательно посмотрел на нее, во взгляде его было и удивление, и удовлетворение. Очевидно, он гадал, как выглядит хозяйка ранчо Вильяреаль, и видом ее остался доволен.

Джеймс, извинившись перед Марианной и галантно поцеловав ей руку, ушел.

Они расположились в мягких старомодных креслах, дон Ласаро спросил, что она хотела бы выпить?

— Бокал сангрии, — ответила Марианна, — со льдом.

Это слабое вино — коктейль из вина и фруктов был ее любимым напитком в жару.

Дон Ласаро позвонил в колокольчик и передал появившейся служанке просьбу Марианны, присовокупив к ней свое желание выпить бокал апельсинового сока.

— Приступаю сразу к делу. Донья Марианна, умоляю, примите мое приглашение. Я только увидел вас, но уже не могу отрешиться от мысли, что именно вы будете хозяйкой-феей на нашем благотворительном празднике. Подумайте сами… Дети-сироты, дети-инвалиды, в большинстве своем покинутые родителями… У приютов нет средств на то, чтобы должным образом позаботиться об их досуге…

— Меня тронуло ваше предложение. Более того, я испытываю большую нежность к детям и к их потребностям… Скажу больше… На протяжении многих лет я безуспешно разыскивала потерянного сына… Ваша забота о детях близка моему сердцу…

— Вот и замечательно! — воскликнул дон Ласаро.

— Но я не решаюсь пока ответить положительно, — сказала Марианна. — Я приехала отдохнуть от столичной суеты. Я не очень хорошо себя чувствую, да и не знаю, долго ли здесь пробуду. Дон Ласаро, неужели нет больше никого, кто мог бы исполнить эту роль?

— Откровенность за откровенность… Я очень хочу, чтобы именно вы познакомились с этими детьми, потому что…

Он помолчал, не решаясь закончить фразу, как человек, который боится получить отрицательный ответ.

— Я очень хочу убедить вас продать ваше ранчо, на котором я мечтаю устроить что-то вроде детского дома, где ребята смогут овладевать разными профессиями. Ведь это даст им возможность вступить в жизнь подготовленными.

— Но я не думаю продавать ранчо!

— Вот и не думайте… В конце концов, никто не может вас заставить сделать это. Просто я подумал, что ранчо, на котором не ведется никаких работ, могло бы быть продано…

Прощаясь, дон Ласаро сказал:

— Даже если вы не сможете быть феей на нашем празднике, я расстаюсь с вами под впечатлением, что фея уже побывала в моем доме…

Марианна рассмеялась и в знак благодарности за комплимент подставила ему щеку для поцелуя.

Джеймс галантно открыл дверцу и помог Марианне сесть в машину.


Около большого, приземистого, похожего на ангар здания, над которым вспыхивала вывеска «Эль Сапатео», Джеймс чуть сбавил ход и спросил:

— Донья Марианна, как бы вы отнеслись к тому, чтобы заглянуть в наш танцевальный салон?

Марианна, не ожидая такого поворота событий, переспросила:

— В салон танцев? Вы приглашаете меня танцевать?

Джеймс кивнул и добавил:

— Сдается мне, что вы прекрасно танцуете!

— Во сне.

— Так будем считать, что это сон! — он резко свернул на стоянку.

— Джеймс, наверно, за то время, что я не была в этих краях, нравы переменились настолько, что я несколько отстала. Как понимать ваши действия? Что это, любезное приглашение или похищение?

Джеймс наклонился к ней и, приложив палец к губам, страшным шепотом произнес:

— Похищение с целью приглашения!

Марианна рассмеялась и вдруг почувствовала себя девчонкой, с замиранием сердца пустившейся в первое — без ведома родителей — любовное приключение… Она тряхнула своими дивными волосами и воскликнула:

— Джеймс! Берегитесь! Мой муж терпеть не может танцевальных салонов, особенно тех, где замужние женщины танцуют с дерзкими молодыми людьми!..

Глава 16

Погас свет. Возникла музыка — таинственная, монотонная, перемежаемая ночными криками птиц, журчаньем воды, порывами ветра в листве…

Сцену залил зеленоватый свет, и сверху стали медленно опускаться волнистые стебли лиан.

На конце каждой лианы, цепляясь за нее, подобно большому тропическому плоду, висела девушка. Их нагие тела были расписаны тонкими прожилками. Каждая, как парашютистка, коснувшись пола, повлекла свою лиану в сторону. Лианы перепутались, превратились в непроходимую чащобу леса.

Потом на них распустились диковинные цветы…

И зазвучал записанный на пленку высокий чистый голос Виктории:

На исходе дня

в гости ждет меня

на краю небес

нелюдимый лес…

Луч прожектора упал на центр сцены, вырвав из темноты лежащую на сцене Викторию. На ней была белая туника и повязанный вокруг шеи белый платочек.

Она спала… В этом сне ей явился волшебный лес…

Влажные слова

мне поет листва…

Что ты делаешь со мной,

лес мой, жадный мой

любовник!..

Зал притих. Происходившее на сцене резко контрастировало с тем, что было показано в первом отделении.

Эта музыка обволакивала, завораживала, позволяла каждому из зрителей погрузиться в свои чувства, в свои воспоминания, найти в себе толику собственной чистоты.

По земле поползли струи тумана…

На траву полян

стелешь ты туман…

Ты сошел с ума,

мой милый!

Я пришла сама…

Девушка очнулась. И к ней потянулись руки леса — этими «руками» были танцовщицы, которые стали гладить и ласкать ее… От их прикосновений Девушка проснулась, встала и медленно закружилась, с удивлением прикасаясь к распустившимся на лианах цветам.

Наготу свою

я не утаю

от листвы и трав —

в них твой добрый нрав.

У воды ручья

оторопь твоя…

Блас стоял в левой кулисе и наблюдал за впечатлением, которое произвело на посетителей кабаре выступление Виктории. Неожиданно он увидел недалеко от сцены за столиком, освещенным мягким светом дежурной лампы, Хуаниту Толедо.

Блас не знал, что она тоже находится в Варадеро, и решил, что это простая рабочая инспекция, которую осуществляет руководитель департамента, чтобы оценить уровень приглашенных гастролеров.

Хуанита неотрывно следила за происходящим на сцене. По тому, как она жестом попросила свою спутницу, которая что-то сказала ей, не мешать, можно было полагать, что представление ей нравится…

К Виктории медленно приближалось лесное чудовище. Его можно было сравнить с движущимся косматым деревом, на ветвях которого сидели зловещие птицы.

Движущимся деревом была Лулу. Изумительная пластичность и чувство ритма придавали ее движениям неповторимую красоту.

Грубый нелюдим,

в нитях паутин

ты мне мил один!

Любовный танец Дерева и Девушки, исполненный чувственного экстаза, завершился обмороком Девушки.

Дерево склонилось над ней, рухнуло на нее! Замерло… Начало отступать, медленно сволакивая с нее зеленый покров листвы, открыв ее обнаженное, расписанное зеленоватыми прожилками тело, которое стало еще одним «плодом» волшебного леса…

Очнувшаяся Девушка, не открывая глаз, протянула руки, в поисках любимого. Не найдя его, открыла глаза, вскочила, начала озираться. К ней приблизились «плоды», с любопытством разглядывая новенькую подругу Леса, заигрывая с ней, дразня ее.

А она бросилась на землю, вглядываясь в гладь заводи.

На какой-то миг

в омуте возник

твой печальный лик…

В мечтательном кружении, под смех и пересуды лесных «плодов» она начала медленно удаляться — нагая, одурманенная магией дикого Леса.