Неожиданно он заметил небольшое сообщение, в котором указывалось:
«Ольга Викторовна Ремизова, вдова его сиятельства графа Николая Владимировича Ремизова, действительного статского советника, кавалера ордена Святой Анны первой степени, Святого Владимира второй степени… и так далее, прибыла восьмого числа сего месяца в свое Владимирское имение…»
Дверь купе резко отворилась, Сергей Львович прервал чтение и поприветствовал вошедшего пассажира, с которым приходилось ехать вместе почти два часа. И каково же было удивление господина майора, когда в купе с самодовольным наглым видом вошел тот самый подросток из ресторана, по которому плачет кадетский корпус.
Он небрежно плюхнулся на сиденье, показывая всем своим видом, что он здесь главный. Майор медленно закипал, но неожиданно его взор упал на окно.
На перроне прямо перед окном купе стояла дама лет тридцати необычайной красоты. Ее золотистые локоны струились из-под явно дорогой новомодной французской шляпки, зеленые глаза сияли… И мало того, она махала рукой прямо Сергею Львовичу.
Майор закрыл глаза, ему показалось, что зеленоглазая красавица на перроне ему пригрезилась. Но, открыв глаза, он увидел ее на прежнем месте, она улыбалась. Боже мой, и какая это была улыбка!
Сергей Львович почувствовал волнение: да за такую женщину можно и умереть… Впрочем, нет, — такую красавицу надо любить и всячески баловать…
Романтические мысли майора прервались резким бесцеремонным гудком паровоза: поезд тронулся.
4
Наглый юнец воззрился на Сергея Львовича. Создавалось впечатление, что он думает, что бы такое натворить?!
Затем неожиданно он схватил из корзинки самое большое и самое красное яблоко из тех, что, разумеется, лежали сверху, расточая дивный медовый аромат, и надкусил.
— Сладкие яблочки! — воскликнул подросток, подмигивая майору.
Сергей Львович обомлел от такой наглости и непочтительности к старшим, но вовремя вспомнил, что имеет чин майора, а стало быть, умеет управляться с солдатами и юнкерами. В данном случае перед ним — наглый юнец, которого следовало приструнить со всей строгостью.
— Что вы позволяете себе, молодой человек? — возмутился майор. — Как вы себя ведете? Где ваши родители или, в конце концов, гувернер? — учинил он допрос командным голосом.
Юнец с недовольным видом откусил яблоко и прошамкал с полным ртом:
— А вам-то что? Вы кто такой, чтоб я перед вами отчитывался?
Тут нервы майора сдали, и он со всей силы схватил наглеца за ухо.
— Если вас некому воспитывать, то я восполню сию потерю!
— А-а-а!!! — завопил подросток. — Убивают!!! Помогите!!! Разбойники!!!
В коридоре послышался топот, дверь резко распахнулась, и в купе влетел незнакомец с рыжими бакенбардами с диким криком:
— What is it? [2]
И перед глазами Сергея Львовича все поплыло.
Когда Сергей Львович очнулся, голова раскалывалась на множество частей. Напротив него стоял тот самый бандит с рыжими бакенбардами в стойке боксера: видимо, он применил на несчастном майоре один из приемов ныне популярного спорта.
— How your name, Azoulay? — спросил рыжеволосый. — You raised a hand to the very Remizova column! You represent what will be the consequences?! [3]
Майор напрягся, стараясь хоть что-то вспомнить из скудного английского языка, который ему преподавали в артиллерийском училище.
— The young man acted unbecoming manner, — попытался объяснить он. — You Chauhan it? [4]
— Yes, I have the honour to serve Remizov family has been three years. And if Her Siyatelstvo, Countess, learns, as you did, it will send you to Siberia, despite rank and military uniform [5].
Майор сник. Зато молодой граф Ремизов чувствовал себя превосходно, гадко ухмыляясь в адрес приниженного майора.
— You need to apologize to His Siyatelstvom [6], — продолжил англичанин, умышленно не желая переходить на русский язык.
Сергей Львович округлил глаза.
— Я?! Извиняться перед этим наглецом!!! — воскликнул он.
Гувернер прекрасно понял сказанное и закивал. Проводник, подоспевший на шум и наблюдавший за данной сценой, взмолился:
— Ваше благородие, извинитесь, да дело с концом. Не иначе — суд за рукоприкладство. Какой позор для вас как человека благородного и военного!
Доводы, приведенные проводником, показались майору весьма убедительными. И он решил: «А, черт с ним! Жизнь этого наглеца еще научит. Хотя такого вряд ли…»
— Приношу вам свои извинения, сударь, — обратился Сергей Львович к наглому юнцу.
Тот поморщился и ответил, куражась:
— Хорошо, принимаю, но только из уважения к вашим летам и мундиру, — и обратился к гувернеру по-русски: — Мистер Треверс, я не желаю находиться в одном купе с этим человеком. Пришлите к нему Анфису, я же поеду с вами.
Тот в свою очередь ответил на отличном русском, несколько гнусавя, с легким акцентом:
— Как угодно вашему сиятельству…
Остаток пути Сергей Львович проделал в обществе Анфисы, весьма неразговорчивой особы.
Сергей Львович нанял коляску на полустанке.
— Голубчик, — обратился он к кучеру. — А знаешь ли ты, где здесь имение Митрофаново?
— Отчего ж не знать, ваше благородие! Версты три, не более… Вмиг докачу!
— Благодарю тебя, голубчик!
Неожиданно майор услышал знакомый голос:
— Не хочу! Не буду! Вот расскажу все маменьке! Она вас всех велит сечь розгами!
Сергей Львович обернулся и обомлел: его сиятельство, он же молодой наглец, усаживался в отличную коляску с кожаным верхом. У майора потемнело в глазах.
— Едем быстрей! — велел он кучеру.
Тот хлестнул лошадей, и они помчались по пыльной дороге в направлении Митрофаново.
Полина Васильевна пробудилась в охотничьем доме, сладко потянулась и зевнула.
— Серж! — пошарила она рукой по пустой подушке. — Серж, где же ты? — недоумевала она. — Куда ты пропал? Ты внизу, в гостиной?
Увы, но ответа не последовало. Обнаженная Полина вскочила с кровати, накинула пеньюар и стремглав спустилась по лестнице в гостиную.
— Серж! — Она огляделась.
Затем отворила дверь и бегом бросилась в конюшню: там стояла только одна лошадь.
— Не может быть! Какой ужас! Он бежал, как последний мальчишка! Но почему? — не могла понять Полина.
Она припомнила прошлый вечер и ночь, проведенную в объятиях майора: о да, она была слишком откровенна в своих желаниях! Но в Петербурге мужчины не бросали ее вот так одну после бурной ночи!
Полина обняла лошадь за морду и разрыдалась. Животное сочувственно фыркало, словно хотело сказать: не печалься, не он — первый, не он — последний.
Но Полина хотела именно его — Сергея Львовича Завьялова! И никого более.
Аглая Дмитриевна пила чай с домашней выпечкой и, раскладывая карты, гадала на племянника.
— Так, что на сердце у него? — Женщина сняла карту. — Казенный дом… Хм… Не тюрьма ли? По горячности своей не натворил ли чего? Под сердцем таит… — Она вытащила карту из-под червонного короля, то есть Сергея Львовича, — даму, причем трефовую. А дама треф, как известно, женщина роковая. Ох, матерь Божья! Чего он там делает только в этом Митрофаново?!
Аглая Дмитриевна как женщина пожилая, а ей уже минуло шестьдесят пять лет, верила в карты и предсказания судьбы. И сейчас она весьма обеспокоилась. В сердцах она бросила даму треф на стол и перемешала разложенные сложным образом карты.
Вошел лакей:
— Барыня, к вам Полина Васильевна Вересова пожаловала. Велите пригласить.
Аглая Дмитриевна ощутила некоторый холодок в груди: уж не вышло бы чего, но, пересилив себя, велела:
— Зови, коли пожаловала. Чай, не выгонишь благородную даму.
Полина буквально влетела в гостиную, словно разъяренная фурия.
— Доброго здоровья, Аглая Дмитриевна! — выпалила она, задыхаясь от волнения и от обиды.
— И вам, Полина Васильевна. Присаживайтесь, отведайте со мной чайку.
Полина замешкалась, но все же села за стол.
— Настасья! Налей чаю гостье, — распорядилась Аглая Дмитриевна.