Эстель Маскейм - Сделай шаг

Смех утихает, когда я, тихонько заглянув за дверь, захожу в комнату. Папа сидит на диване в своих самых нарядных джинсах, красивой рубашке и с пивом в руке. Мама с бокалом вина расположилась на полу у низенького кофейного столика, заваленного коробками и тарелками с остатками индийской еды, среди которых едва видно опустошенную бутылку шардоне. Мама тоже приоделась: бижутерия в цвет блузки, уложенные феном волосы, нарумяненные щеки.

– Кензи! – восклицает она с широкой улыбкой, поднимая бокал в знак приветствия. – Ты сегодня рано.

Я с подозрением ее разглядываю, пытаясь определить, трезвая они или нет.

– Почти полночь, мам…

Наверняка у меня сейчас отрешенный и угрюмый вид, однако я не в силах скрыть раздражение. Осуждающе хмурюсь на папу.

В кои-то веки он не выглядит усталым и изможденным. Расслабленно и беззаботно развалился на диване. По виску у него стекают капельки пота. Как правило, когда мама наливает себе вина, он всегда мрачнеет и поспешно ретируется из комнаты под каким-нибудь предлогом: сходить в душ, сделать важный звонок или уйти по срочному делу.

Порой мне кажется, он с радостью убегает на вызовы, лишь бы не сидеть в роли надсмотрщика, не позволяя маме топить в спиртном свои беды. Отец ни в коем случае не одобряет сию пагубную привычку – нет, нет! – но я заметила, что за прошедший год, когда она стала наращивать количество еженедельно выпитого алкоголя, он стал чаще закрывать глаза на проблему. Видимо, понимает ее мотивы и не хочет вмешиваться. Только вот пить с ней за компанию – уже ни в какие ворота не лезет.

– Полночь? – переспрашивает мама. – Ничего себе, совсем потеряли счет времени!

– Ну, мы даем! – смеется папа.

По телику идет какой-то низкопробный фильм, но, думаю, они его не смотрят и включили исключительно ради звукового фона. Эта парочка, очевидно, неплохо повеселилась за выпивкой и заказанной едой. В сущности, пятничным вечером не грех расслабиться после рабочей недели, пропустив по стаканчику. Но в нашем доме пустая бутылка на кофейном столике вызывает беспокойство.

– Пап, – говорю я, складывая руки на груди и не пытаясь скрыть разочарование в голосе. – Можно тебя на секундочку? Пойдем-ка на кухню.

Улыбка мгновенно исчезает с его лица, и он не сводит с меня глаз. Мама, похоже, пропустила мои слова мимо ушей, поскольку увлеченно щелкает пультом, переключая каналы. Отец мельком смотрит на нее и встает с дивана, держа в руках пиво. Я ужасно зла на него, однако стараюсь сохранять спокойствие на пути в кухню. Свет выключен, ну и пусть.

– Что ты делаешь? – шиплю я, все еще скрестив руки, и буравлю его взглядом в ожидании ответа.

В последнее время всякий раз, как я возвращаюсь домой, мама либо пьет, либо уже напилась. И почему-то никак не могу привыкнуть. А пора бы! Но день ото дня такое положение вещей тревожит меня все сильнее.

– Маккензи, мы просто выпиваем, – со вздохом отвечает папа.

Отец не любит разговоры про маму. Мы вообще в этом доме ничего не обсуждаем. Меня бесит, что я единственная в семье осознаю масштаб проблемы. И я ребенок, черт возьми!

– Ну да, выпиваете. Всего-то, – бурчу я.

Он что, не соображает? Вообще ничего не видит, что ли?

– Но подумай о маме. Тебе прекрасно известно, что она не знает меры. А ты ее в этом поощряешь!

– Маккензи…

Папа прислоняется спиной к кухонному шкафчику и трет висок, все еще не выпуская пиво из руки.

– Пожалуйста, давай не сегодня.

«Ага, а еще лучше никогда!» – думаю я и, качая головой, устало сообщаю:

– Я спать.

У меня совершенно нет сил с ним спорить. Чувствую себя выдохшейся и, судя по всему, проиграю эту битву, как всегда. Медленно выхожу из кухни, бросив на папу укоризненный взгляд напоследок. Ему, наверное, тоже нелегко. Ситуация не дает ему никаких передышек. Но составлять маме компанию – не самое лучшее решение. Сказать мне нечего, изменить я ничего не могу, а потому запихиваю свое мнение куда подальше и говорю:

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Кензи, – отвечает мне вслед отец.

Спустя минуту поднимаясь в спальню по лестнице, слышу их с мамой смех и решаю, что сильно злиться на папу не буду: да, она напилась, зато, по крайней мере, кажется, счастлива.

В первую половину смены Линси отправляет меня дежурить в лазертаг. По субботам в «Саммите» битком. Утром приходят семьи с детьми, которые просаживают уйму мелочи в игровых автоматах, яростно катают шары в боулинге на дорожке с бортиками и завершают марафон в закусочной на фуд-корте. А к вечеру развлекательный центр наполняется молодыми парочками, пришедшими на свидание, и учащимися моего возраста. К счастью, к тому моменту я уже уйду. Моя смена заканчивается через пятнадцать минут. При необходимости я не против поработать тут сверхурочно, но в выходной?! Ну уж нет, не дождетесь! Я сваливаю.

Во вторую половину дежурства я перемещаюсь в зал для боулинга, за стойку администратора, чтобы снова распылять освежитель на обувь. Все дорожки заняты, и уже выстроилась целая очередь из желающих. С Адамом работать прикольно: он абсолютно ни о чем не парится и даже не пытается это скрыть. Он бросил колледж и несколько недель назад устроился сюда, однако, думаю, надолго здесь не задержится. Бейджик он не носит, потому что его имя «никого не касается».

– Господи, – бормочет он, захлопывая дверцу стойки.

Воспользовавшись паузой в потоке посетителей, он покидает свой пост, выходит в зал и, хмурясь, подходит ко мне. Я понимаю, его все достало, однако Линси вряд ли оценила бы, что он не проявляет большого рвения в работе с клиентами.

– Ребята на двадцатой дорожке, похоже, собираются играть целую вечность!

Перестав пшикать из распылителя, перевожу взгляд в зал. Там творится сущий ад: на двадцати четырех дорожках беспрестанно стучат шары и разлетаются кегли. Аж уши болят. На двадцатой семейная пара учит двоих детей играть в боулинг. Поняв раздражение Адама, фыркаю:

– Да им лет по пять. Чего ты ждешь?

– Ну, не знаю… Может, чтобы играли поактивнее?

Он качает головой и, прищурившись, почесывает стриженную под «ежик» макушку.

– Очередь скоро звереть начнет.

– Добро пожаловать в субботнюю смену! – улыбаясь, поддразниваю я и выбрасываю в мусорное ведро пустой баллончик.

Потом забираю три пары обуви и отворачиваюсь от него. К счастью, Адам возвращается за стойку, и я иду в подсобку.

Обожаю подсобку! Да кто их не любит? И совсем не важно, где работаешь. Отличный уголок, где можно на пять минуточек расслабиться подальше от чужих глаз. Закрыв за собой дверь, выдергиваю из-под стола стульчик, усаживаюсь и достаю из кармана телефон. От мамы пришло сообщение с вопросом, хочу ли я поужинать после работы и если да, – то чем именно. Отлично! Раз она об этом спрашивает, значит, у нее есть настроение готовить, следовательно, она не выпивала. В групповом чате с Уиллом и Холденом тишина, последнее сообщение в нем давнишнее, оставлено несколько часов назад, когда они договаривались о встрече перед игрой в гольф. У Уилла годовой абонемент, вряд ли особо нужный, поскольку он им пользуется лишь пару раз в год. Я состыкуюсь с ребятами после смены, погляжу по настроению. Не горю желанием весь вечер слушать их препирательства о том, кто из них лучший гольфист.

Дверь отворяется, и я подскакиваю со стула. Едва не уронив телефон, прячу его в карман. Хватаю первое, что попадается под руку, – пустую картонную коробку – и делаю вид, что она мне страх как нужна и вообще я ужасно занята. Увидев, что в подсобку заглядывает не начальник, а всего лишь Адам, вздыхаю с облегчением.

– Притворяться ты не умеешь, – иронично заявляет он, застав меня за самовольным перерывом.

Я его ловлю за бездельем куда чаще, чем он меня, так что ничего страшного.

– Мне-то без разницы, просто нужна твоя помощь. Надо обувь выдать.

Равнодушно пожав плечами, он выходит. Бросаю коробку на пол и иду следом за ним.

Открываю дверь, и… за стойкой стоит тот, кого я меньше всего ожидаю увидеть, – Джейден Хантер. Что он здесь забыл?

– Джейден? Ты… поиграть пришел?

Он стоит напротив и глядит на меня чарующими голубыми глазами.

– Решил в кои-то веки вытащить бабушку с дедушкой в свет, – отвечает он мягким звучным голосом и кивает назад на пожилую пару, расположившуюся на мягком диванчике.

Я с ними незнакома. Выглядят довольно молодо, на вид им за шестьдесят. У дедушки пышная седая шелковистая шевелюра и дружелюбная улыбка. Бабушка гораздо более хрупкая и стройная, ее щеки нарумянены, глаза сияют за очками, седые волосы завиты в идеальные кудряшки. Я сдержанно улыбаюсь им в ответ и взмахиваю рукой в знак приветствия.