– Как бы она захотела отпраздновать день рождения? – взывает она к тишине. – Какой бы торт попросила? Какое мороженое?
Мы обе знаем, что на эти вопросы нет ответов. Ее страдальческие глаза наполняются влагой, по щеке стекает слеза и срывается с подбородка. И еще одна, и еще…
– Она бы любила шоколадное, как ты? Или ванильное, как папа?
– Мам, – бормочу я, пытаясь ее утешить, однако мой голос звучит надтреснуто.
Не могу видеть ее в таком виде: слабую и с разбитым сердцем, ведь ничто в целом свете не сможет помочь горю. Внезапно мои щеки тоже становятся мокрыми, я начинаю утирать собственные слезы, подхожу к маме и сажусь на ступеньку рядом с ней. При взгляде на имя Грейс на меня накатывает волна тошноты.
Мама права. Малышка-сестра уже бы выросла. Сегодня ей исполнилось бы четыре. Она бы ходила в детский сад, познавала новое. У нее были бы забавные детские особенности и привычки, которые мы бы обожали.
Родители всегда считали Грейс чудом. После нескольких лет безуспешных попыток они и надеяться перестали на второго ребенка, смирились с мыслью, что у них будет только один. Я. Но когда мне было тринадцать, они усадили меня в гостиной и с широкими заговорщицкими улыбками сообщили долгожданную новость: скоро у меня появится сестренка, и нас станет четверо. Мы были так взволнованы. Я прижимала ладошки к маминому животу, чувствуя, как малыш пинается. Папа подпевал радио, наводя порядок в комнате на втором этаже, предназначенной для детской. Мама купила крошечную розовую одежду и уложила в новый комод.
Прошло четыре года, но мы до сих пор не знаем, почему потеряли Грейс. Она была здоровенькой, однако не выжила. Многие случаи мертворождения необъяснимы, и, к сожалению, о причинах нам так и не сообщили. Врачи лишь развели руками, и, мне кажется, именно из-за отсутствия обоснований нам так сложно прийти в себя. И мама винит только себя.
– Четыре года, – шепчет она, качая головой, но, несмотря на душевную боль, не отводит взгляд от рамки.
Слезы текут по ее щекам.
– У нас должно было быть две красавицы-дочки, – тихо произносит она, после чего не выдерживает и начинает рыдать, не в силах больше сдерживать эмоции.
Опустив голову, мама прижимает ладонь к губам, чтобы заглушить всхлипывания.
– Две…
Я плачу вместе с ней, забираю бокал из дрожащих, но цепких пальцев, ставлю его на пол в прихожей, а затем обнимаю сотрясающиеся плечи. Мама крепко зажмуривается, и бесконечный поток слез струится по ее щекам. А потом, окончательно сдавшись, она падает в мои объятия и зарывается лицом в воротник, отчего ткань мгновенно промокает.
Внезапно открывается входная дверь, и я поднимаю заплаканные глаза. В дом заходит измотанный папа с грязными от работы руками. Мы обе все еще всхлипываем, и он смотрит на нас со страхом и беспокойством. Заметив рамку с именем Грейс, снова глядит мне в глаза, и лицо его искажается от горя. Он бросает ящик с инструментами на пол, опускается перед нами на колени и крепко-крепко прижимает к себе своими сильными заботливыми руками. А я обнимаю его еще крепче, отчаянно желая, чтобы он придумал, как нам справиться со всей этой болью и забыть о ней раз и навсегда.
Но отец не может ее прекратить. Он просто не знает как. И я тоже. И мама. Мы сломлены, и никто нам не может помочь.
Глава 22
В четверг мы с Уиллом едем из школы. Нас только двое, потому что Холден на футбольной тренировке. Вдруг в кармане джинсов начинает вибрировать сотовый, отвлекая меня от ворчания Уилла, возмущающегося придирками биологички. Я выуживаю из кармана телефон, на экране которого горит новое входящее сообщение. От Джейдена. И хоть оно скупое и туманное, читаю его с замирающим сердцем.
«Встретимся на озере в пять. На том же месте».
На вечер у нас с Хантером не было совместных планов, но, к счастью, сегодня я не работаю, так что абсолютно свободна и с удовольствием готова провести с ним время. Пусть даже непонятно, что он задумал. И мне нравится требовательный тон эсэмэски: он не задает вопрос, словно и так знает, что я приду. Мы не встречались вне школьных стен с прошлых выходных, и потому мне не терпится пообщаться с ним не у шкафчика в школе, а в каком-то ином, более приятном месте.
– Чего разулыбалась? – с подозрением спрашивает Уилл, убавляет громкость на радио и шутливо двигает бровями. – Переписываешься со своим парнем?
Я устало морщусь и снова опускаю взгляд на телефон, быстро набирая ответ.
– Он мне не парень, – отвечаю и отправляю Джейдену сообщение, что обязательно приду.
– Как скажешь, – иронизирует Уилл и, сворачивая в наш переулок, интересуется: – Будешь приглашать его ко мне на вечеринку?
Засовываю телефон обратно в карман и выпрямляюсь в кресле, завидев родной дом. Затем поднимаю сумку с пола, кладу на колени, отстегиваю ремень и готовлюсь вылезать из машины, положив руку на ручку.
– Да, если ты не против, – оглядываюсь к Уиллу и киваю.
– Почему я буду против? – спрашивает он, останавливая джип у моего дома, отпирает двери и склоняет голову набок, отчего волосы закрывают один глаз.
Ему определенно нужно постричься.
– Ты меня знаешь, я плыву по течению. Дэни тоже пригласи. Она милая, ей не помешает компания.
– Обязательно.
Я и сама хотела ее позвать. Скорее всего, она откажется, зато, по крайней мере, будет официальное предложение.
– До скорого! – прощаюсь я с Уиллом, вылезаю из автомобиля и захлопываю за собой дверцу.
Не дожидаясь, пока я войду в дом, он срывается с места и через несколько секунд исчезает из виду.
Закинув сумку на плечо, перебегаю лужайку и взлетаю на крыльцо. Родители на работе, так что весь дом в моем распоряжении, хотя я вообще не замечаю их отсутствия. Всю неделю они были очень молчаливы. Прошлой ночью папа почти час сидел за кухонным столом в тишине, уставившись на царапину на ладони. Я предложила сделать ему кофе, а он и ухом не повел, не услышал. Вчера утром мама не пошла на работу, и, когда я вернулась домой из школы, она продолжала лежать в постели, а на тумбочке был запас воды и анальгетиков. Сказала, что заболела. Но я-то знала, что в прошедшую ночь она осушила три бутылки вина.
Взлетаю вверх по лестнице в свою комнату и забрасываю сумку под кровать. У меня есть полтора часа на подготовку к встрече с Джейденом, и мне определенно требуется время, чтобы все успеть. На третьем уроке я бегала кросс, и потому макияж смазался, а пучок волос совсем растрепался. Появиться перед Джейденом в таком виде никак нельзя. Я принимаю душ, одеваюсь, выпрямляю волосы и наношу свежий макияж.
Брызгаясь дезодорантом и духами, слышу, как домой с работы вернулась мама.
По-быстрому собираюсь: телефон, ключи от дома, немного налички. Совсем не хочу опаздывать на свидание с Джейденом. Сбегаю на первый этаж и в прихожей встречаю маму. Она со вздохом облегчения сбрасывает туфли и бредет на кухню. А я направляюсь за ней следом, чтобы получить свою толику внимания. Тяжело дыша, она опирается на стойку.
– Мам, – осторожно зову я, стараясь ее не напугать. – Можно взять машину?
Она искоса смотрит на меня с измученным видом, даже не в силах открыть рот, чтобы спросить, куда и с кем я иду. Главным образом, потому, что ей все равно. Всю неделю мама витала в своих мыслях. Она апатично достает из сумочки ключи и кладет их передо мной на стойку. Затем отворачивается, подходит к навесным шкафчикам и открывает один из них. Раздается легкий бряцающий звук – это она берет стакан, и в полнейшей тишине достает с полки бутылку белого вина, стоящую рядом с давнишним букетом Даррена. Все время забываю их полить, и цветы уже почти завяли.
Молча наблюдаю, как мама достает пробку из бутылки дешевого вина и вяло наполняет бокал до краев. Так и не взглянув на меня, ставит бутылку и бокал на кухонный стол. Достает стул, садится и отрешенно смотрит в окно. Не хочу видеть, как она делает первый глоток, и знаю, что никак не могу этому помешать. Забираю ключи от машины и ухожу. Так проще – взять и уйти. Проигнорировать.
Без четырех минут пять я заезжаю на парковку, заполненную лишь наполовину. На игровой площадке несколько родителей с детьми, да местная жительница выгуливает собаку. По сравнению с летним периодом стало существенно тише. Я замечаю Джейдена на дороге в паре футов от моей машины и резко ударяю по тормозам. Он трусцой подбегает ко мне, в своих любимых черных джинсах с прорезями и красной фланелевой рубашке с широченными рукавами. Опускаю стекло, Хантер опирается руками на дверцу и заглядывает в машину.