— Прости.

 Её мстительное настроение мигом улетучилось, и она сразу же всё ему простила, но решила не пускать ситуацию на самотёк. Немного помолчала, потом сказала обиженным и чуть-чуть гнусавым из-за пролитых слёз голосом:

 — Глеб, почему ты мне не доверяешь? Ну, назови хоть одну причину, по которой я с тобой, если я не люблю тебя? Что ещё меня может рядом с тобой держать? Что?

 — Эм, не надо. Я всё понимаю, — расстроено пробормотал он ей в плечо.

 — Тогда почему ты так себя со мной ведёшь?

 Он не ответил.

 — Ты что-то там сам себе напридумывал и даже выслушать меня не захотел. Получается, моё к тебе отношение ничего не стоит, и обо мне ты тоже не самого лучшего мнения. Тебе опять что-нибудь привидится, или кто-нибудь наплетёт тебе что-нибудь про меня, и ты с готовностью поверишь во что угодно, и кому угодно, только не мне, — упрекала она его, отводя душу и компенсируя себе моральный ущерб. — Выходит, как бы я ни любила тебя, сколько бы души ни вкладывала в наши отношения, они могут рухнуть в любой момент из-за твоих заскоков. Ну что ты молчишь? — дёрнула она плечом, заставляя ревнивца поднять голову и держать ответ за свои прегрешения, глядя ей в глаза.

 — Эм, я не знаю, почему повёл себя, как кретин, — горестно вздохнул он. — Умом понимал, что всё это бред, но ничего не мог с собой поделать… Ты слишком красивая… Всегда найдутся желающие отнять тебя у меня… Меня это убивает.

 — Хочешь сказать, ты предпочёл бы, чтоб я была дурнушкой? — поинтересовалась она немного насмешливо.

 — Если хочешь знать, то да, мне иногда этого хочется, — совершенно серьёзно ответил он. — Все зарятся на тебя, потому что ты красивая, а я люблю тебя вовсе не за это.

 — Я думаю, что ты любишь меня и за это тоже, — улыбнулась она. — Значит, ты считаешь, что моя внешность — это серьёзный повод, чтоб сходить с ума от ревности, и что, будь я страшненькой, ты был бы уверен, что я никуда от тебя не денусь? — хмыкнула она. — Может, мне тогда сходить к пластическому хирургу и сделать себе безобразный шрам через всё лицо, чтоб твоя душенька была спокойна?

 — Не надо, ты мне и такая нравишься, — отшутился он. 

 — Какой же ты смешной, Глеб. Если ты считаешь, что меня есть за что любить помимо моей внешности, почему ты думаешь, что только ты один способен во мне это разглядеть, и что будь я не слишком красивой, не нашлось бы желающих меня у тебя отнять? — продолжала она его вразумлять. — Уж поверь мне, если девушка, красивая, или не очень, способна заинтересовать одного мужчину, она с таким же успехом может заинтересовать и другого, и ничто не помешает ей наставить своему парню рога, если она этого захочет. Дело вовсе не в том, нужна я ещё кому-то, кроме тебя, или нет, а в том, насколько ты сам мне нужен… Между прочим, к твоему сведению, далеко не всегда женщина уходит от мужчины только в том случае, когда находит себе альтернативу. Она ведь может и просто уйти от него в свободное плаванье, если он достанет её своими заскоками. Понимаешь ты это? — сказала она, пихнув его в плечо. — Я люблю тебя, Глеб. Тебя одного. Никто другой мне не нужен. У тебя нет никакого повода для беспокойства, и он вряд ли появится, если только ты сам не станешь меня отталкивать своим недоверием.

 Он молча смотрел на неё какое-то время, потом выдал сдавленно, будто кто-то держал его в этот момент за горло:

 — Знаешь, ты у меня… потрясающая…

 — Ну, так цени это, балда, и не трепи мне нервы! — заявила она, хлопнув его по лбу ладонью.

 Они оба рассмеялись.

 — Господи, Глеб, какие же мы с тобой придурки. Устроили друг другу стресс на пустом месте, — хмыкнула она.

 — Это я устроил, — виновато отозвался он. — Извини.

 — Да я тоже хороша, распсиховалась, истерику закатила, — сказала Эм ироничным тоном. — Надо было просто послать тебя, с твоими закидонами, куда подальше, и не париться.

 Она помолчала немного, потом сказала уже серьёзно:

 — На самом деле, ты меня напугал… Скажи, если б я психанула и ушла, что бы ты дальше делал? Только честно.

 — Перебесился бы и пришёл бы извиняться, — пожал плечами Глеб. — Я же слышал, что ты мне говорила про того парня, да и без этого знал, что всё это бред. Просто, дурь какая-то из меня пёрла, ничего не мог с собой поделать. Меня всегда на части рвёт, когда я вижу, что кто-то на тебя пялится, но я обычно как-то умудрялся сдерживаться и молча это переваривать, а тут ты сама на этого парня так пристально смотрела, у меня совсем крышу снесло…

 — Ты был таким… чужим. Это было так жутко. Мне показалось, что ты вообще больше не захочешь со мной говорить, — сказала она, глядя ему в глаза.

 — Да ты что, Эм! Я не смог бы долго продержаться, даже если б захотел, — заверил он её. — Я не могу с тобой ссориться. Если между нами что-то не так, я с ума схожу от беспокойства и от душевной боли. Это просто пытка какая-то. Это невозможно долго терпеть.

 — Аналогично, — усмехнулась Эм.

 Он потянул её к себе. Она опомнилась, только когда почувствовала кожей прохладный песок.

 — Глеб, погоди, — хохотнула она, прервав поцелуй. — Давай лучше в палатке помиримся. Мне не улыбается всю ночь потом песок из волос вытряхивать.

 — Ладно, пошли, — рассмеялся он, поднимаясь и подавая ей руку.

 — Блин, у меня лицо зарёванное, — спохватилась Эм. — Ребята наверняка ещё не спят, кто-нибудь может заметить.

 — Не заметят, — заверил её Глеб, почувствовав очередной укол совести. — Я наведу на тебя отвлекающие чары. Постой минутку смирно.

Он повёл ладонью перед её лицом, произнося:

 — Авокарэ.

 — Надеюсь, ты не сделал мне пластическую операцию? — пошутила она.

 — Нет. Но это идея, — рассмеялся он. — Я просто навёл на тебя чары, которые будут отвлекать внимание от твоего лица. Теперь никто не заметит, что ты плакала.

 Когда Глеб и Эмма приблизились к лагерю, им стало слышно, как Женька обеспокоенно пытается выяснить, куда они подевались.

 — Жень, да чего ты паришься? — беспечным тоном отвечал ей Дэн. — Люди просто захотели побыть вдвоём. Гуляют где-нибудь под луной.

 — Уже очень поздно, — не унималась Женька. — А вдруг с ними что-нибудь случилось? Может, пойдём, поищем их?

 — Я тебя умоляю! — фыркнул Дэн. — Если б Эм одна куда-то подевалась, тогда, понятное дело, стоило бы беспокоиться, но она же с Глебом ушла. Хотел бы я посмотреть на того, кто рискнёт к Глебу сунуться. Останутся от козлика рожки да ножки, а то и рожек не останется.

 — Не знал, что у меня репутация головореза, — хмыкнул Глеб.

 Эм хихикнула и ускорила шаг.

 — Ребята, не волнуйтесь, мы тут, — сказала она, входя в освещённую костром зону. — Мы к морю гулять ходили.

 — Ну вот, я же говорил, — самодовольно заявил Дэн. — А Женька тут уже панику горстями сеет.

 — Эм, вы всё-таки предупреждайте в следующий раз, когда будете уходить, чтоб мы хоть знали, куда вы пошли. Ну, мало ли что, — укоризненно взглянув на Дэна, сказала Женька.

 — Конечно, Жень. Действительно, мало ли что, — согласилась Эм.

***

 Эм долго не могла уснуть. Глеб спокойно сопел рядом, а она всё ворочалась с боку на бок. Мысли всё не давали ей покоя. Она повернулась к Глебу лицом и смотрела на него, без труда различая в темноте любимые черты. Протянула руку и погладила его по плечу. Он шумно вздохнул во сне, потянулся к ней, прижал к себе и несколько раз чмокнул, куда попало, не просыпаясь. Потом обмяк и снова ровно засопел, не выпуская её из объятий. Она улыбнулась. Любимый. Так хочется верить, что он всегда будет рядом, и что всегда всё будет так же хорошо и спокойно, как сейчас… Как же всё зыбко, уязвимо, непредсказуемо. Одно неосторожное движение, и их хрупкое счастье может рухнуть, разлететься на куски, рассыпаться в прах… Но хочется верить… Как нелегко любить тебя, любимый.

Глава 4. Художники и художества

 Ася сидела на пеньке, выпрямив спину, очень стараясь не двигаться и с серьёзным видом смотреть в ту сторону, в которую ей было велено. Получалось у неё это не слишком хорошо. В голову, как назло, всё время лезли какие-то смешные мысли, бессовестно провоцируя её на улыбку, а в нос — то мелкие назойливые пушинки, то солнечные лучи, будто задавшиеся целью сорвать серьёзный процесс, в котором Ася участвовала почти добровольно, уступив уговорам своего парня. Процесс оказался затяжным. Асе уже начало надоедать сидеть без движения. Она не удержалась, чуть повернула голову в сторону и скосила глаза на Петра. Тот сосредоточенно водил карандашом по бумаге, серьёзно сдвинув брови и высунув от большого усердия кончик языка, как первоклассник, выписывающий в тетрадке первые крючочки и палочки. Асю это ужасно позабавило. Она попыталась справиться с желанием рассмеяться, но ей совсем некстати вспомнилось, какую смешную рожицу всегда непроизвольно корчит её соседка по комнате в общаге, вытягивая лицо, тараща глаза и кривя приоткрытый рот, когда старательно красит ресницы. Ася живо представила себе эту гримаску, и её в очередной раз прорвало.