— Я надеюсь, — фыркнул Никита.
Приподнялось полотнище на входе, впуская в палатку Глеба.
— Вот, выпей-ка это, — велел Глеб, протягивая Лин небольшую склянку с какой-то зеленоватой субстанцией.
Лин послушно опрокинула содержимое склянки в рот.
— Бэ-э, горькое, — сказала она, скривившись.
— Лекарство должно быть горьким, — безапелляционным тоном заявил Глеб. — И усвой для себя на будущее, что тебе противопоказано загорать на открытом солнце.
— Она усвоит, уж я за этим прослежу, — хмыкнул Никита.
Лин состроила невинную рожицу.
— Я надеюсь, — усмехнулся Глеб. — Ну ладно, я пошёл. Утром ещё загляну на всякий случай. Если днём какие-то проблемы возникнут, Дэн знает, как со мной связаться.
— Спасибо. Извини, что столько хлопот тебе доставила, — извиняющимся тоном сказала Лин.
— Да ладно тебе, — добродушно улыбнулся Глеб. — Главное, что с тобой всё в порядке. Ну, всё, пошёл я спать. И вы ложитесь, давайте, тебе нужно выспаться, как следует.
Глеб выбрался наружу, и в палатку тут же влезли один за другим Лиза с Дэном.
— Лин, ну ты как? Всё нормально? — с порога затарахтела Лиза. — Ну, ты нас и напугала! Кричала во сне, металась, рыдала, а Никита никак не мог тебя разбудить. Тебе, наверное, что-то кошмарное в бреду привиделось, да? Температура, наверное, высоченная была. У тебя лоб был горячий, как кипяток. Мы, прямо, не знали, что делать. Хорошо, что Глеб тут с нами.
— Лиз, да что ж ты так трещишь-то? — осадил её Дэн. — У меня у самого температура сейчас подскочит от твоего треска, — прибавил он, болезненно поморщившись.
Дэн выглядел основательно помятым и осунувшимся, как и положено человеку, которого подняли по тревоге среди ночи, зато Лиза имела вполне цветущий вид, словно и не ложилась ещё.
— Да ну тебя, — фыркнула Лиза. — Должна же я узнать, как Лин себя чувствует. Я же волнуюсь за подругу.
— А вы где всё это время были? — поинтересовалась Лин.
— У Глеба в палатке. Лиза Эмме тоже спать не давала своей болтовнёй, — хмыкнул Дэн.
— Можно подумать, Эм смогла бы спокойно спать при таких обстоятельствах, — фыркнула Лиза.
— Ужас, я всех переполошила, — виновато пробубнила Лин.
— Ну, не всех, не переживай, — беспечным тоном заверила её Лиза. — Женька с Ильёй и Петька с Асей не в курсе.
— Он… они все спят, да? — неожиданно для себя самой пробормотала Лин. — Ну… в смысле, хорошо, что я хоть их не разбудила своими воплями, — поспешно прибавила она, заливаясь краской.
— Слушайте, давайте уже завязывать с разговорами, — нетерпеливо перебил её Дэн, не подозревая, что оказывает ей услугу. — Раз все живы, я имею право на то, чтоб спокойно поспать. Всё, всем спокойной ночи.
Дэн бухнулся на своё место и потянул за футболку Лизу.
— Лиз, иди уже сюда, поцелуй меня скорее на сон грядущий. Сказочку рассказывать не обязательно, я и так распрекрасно усну, — заявил он.
Лиза, хихикая, устроилась с ним рядом и звонко чмокнула его в щёку.
— Тушите свет, — скомандовал Дэн.
Никита выключил фонарик и улёгся рядом с Лин, обняв её со спины. Дэн с Лизой ещё какое-то время возились, шушукаясь и хихикая, потом угомонились и затихли. Лин тоже довольно быстро уснула (вероятно, зелье, которое дал ей Глеб, сделало своё дело), а Никита всё лежал без сна, прислушиваясь к её мерному дыханию и время от времени прикасаясь губами к её виску, чтоб убедиться, что она больше не температурит. Всё было в порядке, но ему почему-то было неспокойно и до жути тоскливо. Он обнимал любимую девушку, ощущал тепло её тела, вдыхал её запах, слышал стук её сердца, знал, что может считать её своей, но совсем не чувствовал себя от этого счастливым. Она казалась ему такой маленькой, хрупкой, уязвимой, несмотря на свои невероятные способности, а он не ощущал себя рядом с ней настоящим сильным мужчиной, способным её защитить. Ему было больно от этого. На него и раньше накатывали иногда сомнения в том, что он имеет право на её любовь, но он не позволял им травить ему душу, упрямо отмахивался от них, не допускал даже мысли о том, что может от этой любви отказаться. Но сейчас его сомнения почему-то вылезли на поверхность, целиком заполнили собой сознание и казались такими обоснованными. Он, как никогда, вдруг ощутил свою никчемность, внезапно почувствовал себя лицемером и обманщиком, не по праву занимающим чужое место. Ему нечего было противопоставить этим сомнениям, кроме собственного страстного желания быть с ней рядом, которое, по большому счёту, сложно было не счесть эгоистичным.
И всё же, он не мог смириться с мыслью о том, что ей не нужна его любовь. Его душа металась в каком-то отчаянном порыве разом отдать ей всё, всего себя без остатка, как-то доказать, что его чувства к ней чего-то стоят. Хотя бы поделиться с ней теплом своего тела, если большего ему не дано. Он прижал Лин к себе покрепче и вдруг ощутил в руках пугающую пустоту. Сердце зашлось в тревожном предчувствии. Он поднялся с места и тронулся к выходу. Выбрался из палатки наружу и замер на мгновение. Палаточный городок куда-то исчез. Всё вокруг заволокло плотным белым туманом, наполненным странными звуками, мелодично звенящими, завораживающими слух, настойчиво зовущими куда-то. Он пошёл на зов, вытянув перед собой руки и осторожно делая шаг за шагом.
Совсем рядом из тумана вдруг вынырнул знакомый силуэт, золотисто-рыжие волосы промелькнули в густой молочной дымке короткой огненной вспышкой.
— Лин!!
Он бросился к ней, но видение мгновенно исчезло, растворилось без следа. Он лихорадочно заметался, пытаясь отыскать её. Он отчётливо ощущал её присутствие. Ему чудилось, что он чувствует на себе её взгляд, слышит звук её осторожных шагов где-то поблизости, даже улавливает запах её волос. То тут, то там ему мерещилась неясная, ускользающая от него фигурка, он бросался за ней из стороны в сторону, но всякий раз натыкался на пустоту.
— Лин! Где ты, Лин! Отзовись, прошу тебя! — кричал он, срывая голос, но его крик звучал в тумане так глухо, словно воздух был ватным.
— Не ищи её. Она не твоя. Ты ей не нужен, — неожиданно прозвучал прямо в его голове чей-то ровный бесстрастный голос, сильно напоминающий по тембру его собственный.
— Не ну-ужен… не ну-ужен… не ну-ужен…, — мелодичным эхом отозвался туман.
— Это неправда, неправда!! Лин, где ты?! — продолжал метаться Никита.
— Оставь её. Ты ей не нужен. Ей нужен равный, а ты ей не пара, — с холодным бесстрастием продолжал настаивать голос.
— Не па-ара… не па-ара…, не па-ара, — звонко вторил ему туман.
— Нет! Я люблю её! Я нужен ей! Я всё отдам ради неё! — с болью в сердце выкрикивал Никита.
— Ты всё отдашь? Кто ты такой? Что ты можешь отдать? — уничижительно прозвучало в ответ.
— Я могу… могу отдать свою жизнь. Я умру за неё, если понадобится, — с отчаянной решимостью заявил Никита.
— Это только слова, — спокойно отозвался голос.
— Только слова-а…, только слова-а…, — насмешливо прозвенело эхо, — только слова-а-а-а…
Звон нарастал, становился всё тоньше, буравил мозг, испытывал на прочность нервы и барабанные перепонки. Никита зажал руками уши, присел на месте, пытаясь защититься от этого звука, и внезапно стремительно полетел куда-то в пустоту. У него перехватило дыхание. Сердце подпрыгнуло вверх, а потом резко ухнуло вниз. Он тут же плашмя бухнулся спиной на что-то упругое, широко распахнул глаза.
Вокруг полумрак палатки. Сердце бешено колотится, дышать тяжело и во рту пересохло. Повернул голову. Лин спокойно спит рядом, подложив под щёку ладошку. Он облегчённо выдохнул. Полежал немного, приходя в себя и выравнивая дыхание, потом потянулся к Лин, коснулся её лица ладонью, убедился, что всё в порядке.
Какая сумасшедшая ночь! Приснится же такое. Он утёр со лба испарину и лежал какое-то время с открытыми глазами, вглядываясь в темноту. Ему совсем не хотелось вспоминать свой ночной кошмар, но в сознание назойливо лезли слова, произнесённые холодным голосом, разъедая душу, как кислота:
— Ты ей не нужен. Ей нужен равный, а ты ей не пара.
Он не хотел слышать этого, не желал с этим соглашаться, и в то же время, в глубине души невольно сомневался в разумности своего сопротивления. С каждой минутой эти слова, упорно вылезающие из его подсознания, казались ему всё более вескими, обоснованными и справедливыми. Душа всё сильнее ныла. Было так тоскливо, что в глазах щипало, и из груди рвался стон. Он зажмурил глаза и плотно сжал зубы, не позволяя себе быть слабым, но ничего не мог поделать с нарастающей ноющей болью в груди и охватившим его отчаяньем.