Сэйдж постаралась выбросить из головы мысли о Джиме, потому что в это мгновение Питер взял ее за руку и повел через улицу, на которой стояли жилища семейных горожан. Их маленькие дворики были такими аккуратными и прибранными, с красивыми цветочными клумбами возле широких и просторных веранд. Несколько женщин окликнуло Свенсона, приветствуя его и с любопытством разглядывая его спутницу. А он, ответив на их дружелюбные знаки внимания, проигнорировал их неприкрытое желание узнать, кого это он сопровождает по городу.
Дойдя до городской окраины, Питер Свенсон и Сэйдж пошли на другую сторону улицы и отправились в обратный путь. Мужчина решил показать своей знакомой магазины, расположенные напротив тех зданий, которые они уже повидали. Возле магазинчика готового платья Питер задержался, чтобы дать возможность даме полюбоваться прекрасными шляпками, выставленными в широкой витрине.
— О, Боже! Я еще никогда не видела таких прекрасных вещей! — с благовейным трепетом прошептала Сэйдж.
Затем они подошли к галантерейному магазину, после него миновали аптеку, наверху которой находился кабинет доктора Брента. А в следующем квартале Питер гордо указал на собственную парикмахерскую, расположенную между овощным магазином и мясной лавкой. За ними несколько человек ожидали своей очереди у бани, чтобы помыться горячей водой и поплескаться в лоханях.
Пройдя через следующую улицу, Питер повел свою спутницу к району, где протекала вся общественная жизнь Шайенна, и были расположены салуны, гостиницы и театры. Сэйдж насчитала пять разных театров и одно варьете, от которого, впрочем, решила держаться подальше.
Когда, наконец, они подошли к двум стоящим рядом зданиям, где, судя по объявлениям, давали музыкальные пьесы, Свенсон сказал:
— Вам стоит обратиться в одно из этих мест. Тут показывают много известных музыкальных постановок, труппы приезжают сюда на гастроли и ненадолго останавливаются перед тем, как отправиться в Сан-Франциско. Вот, где сказка! В любом из этих театров вы добьетесь успеха.
— Питер! — смеясь воскликнула Сэйдж. — Откуда вы знаете? Вы же никогда не слышали моего пения!
— Это не имеет никакого значения, даже если у вас вообще нет ни голоса, ни слуха. Хозяева этих заведений будут счастливы иметь вас просто в качестве украшения!
— Ну, уж я-то, конечно, ни за что на это не пойду! — раздраженно воскликнула Сэйдж. — Я хочу, чтобы меня приняли на работу за мое умение петь, а вовсе не за способность быть приманкой для мужчин.
— Я вовсе не хотел задеть ваши чувства, Сэйдж, — стал извиняться Питер. — И все-таки то, что я сказал — правда. Вы очень красивая женщина, и мужчинам будет очень приятно смотреть на вас.
Когда Сэйдж оставила его последнюю похвалу без ответа, парикмахер спросил:
— Ну, так куда вы попробуете сначала устроиться?
— Что, вот прямо сейчас? — растерялась Сэйдж.
— Ну, конечно! Почему бы и нет! Не вижу причин, чтобы откладывать это… а вы?
— Да, пожалуй и я, — ответила она и оценивающим взглядом посмотрела на оба здания.
— Снаружи они выглядят, практически, одинаково. Полагаю, что между ними нет особой разницы.
— Тогда начнем с номера первого. — Питер взял ее за руку, и они направились к широкой двойной двери на входе. Там мужчина повернул дверную ручку, и Сэйдж оказалась внутри. Ее спутник вошел следом за ней.
Солнечный свет проникал в помещение через маленькие, узкие оконца под самым потолком и освещал ряды кресел, спускавшихся вниз, в глубину зрительного зала к широкой сцене. Казалось, во всем огромном здании никого нет, и тогда, немного подождав, Питер громко позвал:
— Эй, есть тут кто-нибудь?
— Есть! Сзади от вас, — откуда-то слева раздался чей-то отдаленный голос. — Я у себя в офисе.
Низенький, крепко сбитый и начинающий лысеть мужчина взглянул на них из-за стола, на котором было разбросано множество листов бумаги. Сразу, как только он посмотрел на Сэйдж, ее спутник перестал для него существовать. Мужчина встал и направился к вошедшей женщине.
— Чем я могу вам помочь, дорогуша?
— Я певица и ищу работу, — улыбнулась Сэйдж.
— Тогда вы пришли как раз туда, куда надо! — хозяин театра уставился на нее, несколько прищурив глаза, словно оценивая. — Вы сможете начать прямо сегодня вечером?
— Но… но вы же не слышали, как я пою! — нахмурилась молодая женщина.
— О, я уверен, что вы поете, как… как… как соловей, — пронзительные глаза мужчины взглянули ей в лицо, затем внимательно стали осматривать с ног до головы.
— А может, я пою, как ворона, — протестующий голос Сэйдж стал резким.
— Уверен, что нет! — толстяк решительно махнул рукой. — Такая красавица просто не может издавать звуков, подобных вороньему карканью.
Вслед за этим была названа такая сумма денег, что Сэйдж на мгновение просто потеряла дар речи. Она не только сможет обеспечить Дэнни приличный дом. Если добавить эти деньги к тем, что заработаны ею в «Кончике Хвоста», то уже в конце года их с лихвой хватит, чтобы начать поиски маленькой фермы, о которой она мечтает.
Все-таки женщину по-прежнему огорчало то, что приняли ее благодаря ее внешнему виду.
«Ну и наплевать! — решила вдруг она. — В конце концов, публика очень скоро увидит, что ты можешь петь. Ты будешь честно отрабатывать свое жалованье».
Питер увидел, как этот низенький человек жадно пожирает глазами его знакомую, и ему это несколько не понравилось. Поэтому он решил, что настала пора вмешаться.
— Меня зовут Питер Свенсон, и я — менеджер мисс Ларкин. С этого момента вы будете иметь дело со мной.
Хозяин театра, наконец, обратил свой мрачный, Удивленный внезапной помехой взгляд на стоящего рядом с новой актрисой человека, и вдруг его лицо расплылось в широкой, льстивой улыбке.
— Я — Клод Джефферсон, — сказал он, протягивая свою руку для приветствия. — Так как? Вас все устраивает?
— Ничего не упоминалось о выходных для Сэйдж. Я могу позволить ей работать только пять дней в неделю. Голосу требуется отдых, знаете ли.
Клод Джефферсон был достаточно опытным человеком, чтобы не выразить свое неудовольствие слишком явно. Эта красотка такова, что мужики будут липнуть на нее, как мухи на мед. И поэтому каждый вечер, когда она не будет петь, означает серьезный убыток.
Однако, эта дамочка слишком лакомый кусочек, и Клоду вовсе не хотелось, чтобы этот тип — Свенсон, кажется? — направился с нею в дом по соседству, к его конкуренту. Уж тот-то своего нипочем не упустит. Поэтому Джефферсон обнажил свои зубы в гримасе, которая должна была изображать улыбку, и сказал:
— Вне всякого сомнения у молодой леди должно быть время для отдыха. Как насчет понедельника и четверга? (Эти дни были самыми некассовыми.)
— Тебя это устраивает, Сэйдж, — Питер взглянул на нее, и она благодарно ему улыбнулась.
— Это будет просто чудесно!
Она вообще не рассчитывала иметь выходные, в «Кончике Хвоста» ей приходилось выступать все семь дней в неделю. Поэтому Сэйдж с готовностью повернулась к Джефферсону и спросила:
— В какое время я должна быть на месте?
— Программа начинается в семь. Однако, вам лучше придти немного пораньше, чтобы я мог вам показать вашу гримерную и познакомить с другими участницами. Когда Сэйдж и Питер уже повернулись, собираясь уходить, Джефферсон внезапно добавил:
— Надеюсь, вы понимаете, что вам придется немного подкраситься, чтобы муж… то есть, публика могла бы лучше видеть вас и ваше лицо.
Сэйдж снова кивнула, соглашаясь на это, про себя, однако, добавив, что она не станет одеваться, как какая-нибудь шлюха. Нет! Она оденет свое… нет, лучше платье из гардероба Джонти.
Они с Питером уже совсем были возле двери и собирались уйти, как вдруг женщина остановилась, будто внезапно что-то вспомнив, и опять обратилась к Клоду:
— Да! Мистер Джефферсон, я забыла упомянуть об одной вещи. Видите ли, я исполняю свои песни, аккомпанируя себе на гитаре, так вот, не могли бы вы приготовить для меня стул или табурет?
Джефферсон нахмурился, но согласился и на это. «Вот дьявол! — подумал он при этом, — досталась примадонна. Может, она и песни-то ни одной стоящей не знает!»
Оказавшись вновь на улице, Сэйдж почувствовала, как внутри нее словно разжалась ледяная ладонь, железной хваткой сжимавшая ей сердце, пока они были в театре. Облегчение, смешанное со страхом и нервным ожиданием предстоящего вечера, вдруг нахлынули на нее, на лбу женщины выступили капельки пота, колени задрожали.