Нора Хесс - Сэйдж

Говор стих, за ним стихли и шепоты в то время, как она усаживалась на вертящийся табурет и готовила гитару. Затем Сэйдж улыбнулась всем этим лицам, восторженно глядящим на нее снизу, и каждый мужчина в зале знал совершенно точно, что ее улыбка предназначена именно ему. Несколько старых песен, и парочка новых, и она, наконец, может покинуть эту сцену, привычно слыша за спиной крики: «Еще! еще!»

С облегчением вздохнув, Сэйдж вошла к себе в гримерную, села перед зеркалом и принялась смывать густой слой грима с лица Она как раз закончила вытирать глаза, когда увидела, что дверь, которая вела из ее артистической уборной прямо на улицу, вдруг легко распахнулась… Женщина резко повернулась на стуле, и в ту же секунду ее сердце замерло, оледенев от ужаса. Со зловещей улыбкой на лице в дверях стоял Миланд Ларкин.

Как он ее отыскал? Этот вопрос ярко вспыхнул в ее мозгу. Ведь куда она поехала, знала только Тилли, а старая кухарка умерла бы, но не выдала этот секрет.

«НЕ ПОКАЗЫВАЙ ЕМУ, ЧТО ИСПУГАЛАСЬ! — приказала себе Сэйдж. — ВСТАНЬ! ПРИКАЖИ ЕМУ УБИРАТЬСЯ!»

И хотя вся она внутри дрожала от панического страха, когда ей удалось заговорить, ее голос звучал ровно и слегка напряженно.

— Что ты здесь делаешь, Миланд? Что тебе нужно тут?

— Какой глупый вопрос, Сэйдж, особенно сейчас, — Ларкин закрыл за собой дверь и двинулся к ней. — Чего, по-твоему, я всегда хотел?

— Думаю, я ясно дала тебе понять, когда вышла замуж за твоего брата, что не хочу быть с тобой, — гневно сказала Сэйдж, совсем некстати подумав, что на улице, должно быть, еще льет, потому что с плаща Ларкина капало, и капли воды собирались в лужицы у его ног.

— Тогда, в те времена, ты была молоденькой девчонкой и сама не знала, чего хочешь. Ты выбрала не того брата, а я из-за этого ужасно страдал все эти годы. Но тебе было мало, после того, как я избавил тебя от своего брата-слабака, ты сразу же кинулась к поганому полукровке.

Увидев испуганные глаза Сэйдж, Миланд ухмыльнулся и кивнул головой.

— О да! Я все знаю о тебе и Латуре. Однажды ночью, я стоял под окном твоей комнаты в Коттонвуде и видел, как вы предавались греху. Достойная и благочестивая Сэйдж смогла достаточно быстро развести свои ножки, чтобы дать грязному индейскому ублюдку поелозить между ними!

Лицо Миланда демонически задрожало, глаза безумно блестели, он уже не говорил, а кричал.

— И тогда, стоя там, в темноте, глядя на то, как он ублажает тебя, я смирил свой праведный гнев. Тогда же я поклялся, что перед тем, как я убью тебя, ты дорого заплатишь за всю боль, которую ты мне причинила!

И прежде, чем Сэйдж смогла пошевелиться, Миланд подскочил к ней и схватил ее за руки с такой силой, что от неожиданности и боли она вскрикнула. Но в следующее мгновение на ее лицо обрушился резкий удар, от которого она чуть не потеряла сознание. В следующее мгновение, двигаясь со скоростью молнии, Миланд засунул ей в рот платок и, достав из кармана веревку, связал запястья молодой женщины.

Приподняв одну бровь и отступив от нее на шаг, Ларкин посмотрел на свою жертву и ухмыльнулся: «Ну? Боишься?»

Сэйдж едва не задыхалась от вонючего платка, который деверь засунул ей в рот. И, конечно, она боялась. Она была напугана до смерти. Этот сумасшедший пообещал убить ее Но она не сомневалась, что до этого он будет насиловать и сотворит с нею все, о чем мечтал его безумный мозг.

Миланд приготовился к тому, чтобы взвалить женщину себе на плечо и удалиться, как вдруг открылась дверь из театра, и в комнату вошла Руби.

— Ты что же это, глупая скотина, себе позволяешь? — Закричала она и бросилась с кулачками на Миланда.

Насильник бросил уже почти потерявшую сознание Сэйдж на стул и повернулся к напавшей на него танцовщице, одновременно доставая нож из кожаных ножен, висевших у него на поясе Схватив Руби за плечи, Миланд с силой толкнул ее, а когда женщина упала, он резко взмахнул ножом и ударил ее прямо в спину.

Полные муки, стынущие светло-карие глаза Руби окинули комнату взглядом, потом изо рта у нее пошла кровь. И когда тело ее перестало содрогаться в руках Миланда, он отшвырнул ее прочь от себя, словно и не обратил внимания на то, что совершил, как будто только что загубленная им душа имела значения не больше, чем назойливая муха, которую он прихлопнул.

Все это произошло так быстро, что Сэйдж сначала даже ничего не поняла. Только спустя мгновение, уже глядя на скорченное тело своей маленькой подруги, она осознала, наконец, весь страшный смысл того, что произошло, и ее лицо смертельно побледнело. Сэйдж вскочила со стула, в отчаянии бросилась на своего деверя, пытаясь ударить его своими связанными руками. Горе и отчаянье наполнили ей сердце, ведь не только она потеряла свою дорогую подругу, но и двое совсем маленьких ребятишек потеряли сейчас свою мать.

Но Миланд только рассмеялся, увидев, что Сэйдж пытается на него напасть. А потом резко и сильно ударил ее в подбородок кулаком.

Свет померк в глазах несчастной женщины, и она потеряла сознание. И уже совсем не чувствовала, как Миланд взвалил ее к себе на плечо и пошел по темной аллее позади театра к ожидавшей его лошади.

Джиму не составляло большого труда отыскать «Золоченую Клетку», когда он на своей лошади въехал на главную улицу Шайенна. Большая толпа людей стояла перед входом в двухэтажное здание, слышались взволнованные голоса. Сердце Джима сжало нехорошее предчувствие, а пока он отыскивал место, где можно поставить лошадь, это предчувствие превратилось в уверенность — все эти люди говорят именно о Сэйдж.

Набросив поводья на высокую, блестящую от влаги коновязь, Латур поспешил подойти к взволнованным людям, толпившимся вокруг или стоявшим с бледными лицами. Он тронул за плечо ближайшего к себе мужчину и спросил: «Что случилось?»

— Убили одну из девушек, которая здесь работала. Ножом в спину.

Лицо Джима стало мертвенно-бледным — этот ублюдок нашел все же Сэйдж раньше его. Он почувствовал приступ тошноты, смешанный с острой болью в груди, и даже испугался, что его вырвет прямо на месте.

Однако, уже в следующую секунду, Латур справился со своей слабостью, и его глаза загорелись холодным яростным огнем Миланд Ларкин за это заплатит, и заплатит страшно' Он получит месть, месть индейца! Джим стал проталкиваться через толпу, распихивая мужчин и женщин, стараясь пробиться к театру. Он должен обнять Сэйдж, взглянуть в ее прекрасное лицо в последний раз, прежде чем отправиться на охоту за ее убийцей.

Его успешное продвижение вперед задержалось, когда на пути у него оказалась женщина средних лет с бледным лицом и встревоженным глазами, которая о чем-то спорила с городским судебным исполнителем. Он обошел их и стал пробиваться дальше, к закрытой двери в театр. Когда Джим, наконец, добрался к цели и взялся за дверную ручку, судебный исполнитель поспешно прекратил спор с женщиной и бросился к нему.

— Нет, нет, вы не можете туда войти, мистер!

— А ты хочешь попробовать меня остановить? — рука Джима стремительно метнулась к кольту, как обычно, висевшему у него на бедре.

Служитель закона изумленно остановился, пораженный таким обращением, а Джим, больше не обращая на него внимания, отворил большую тяжелую дверь и вошел внутрь Он постоял несколько мгновений в сумраке длинного холла, освещенного только лучами заходящего солнца, которые с трудом проникали сквозь высокие окна, и попытался сообразить, куда теперь идти. Затем ему стали слышны доносившиеся откуда то голоса, и он пошел в том направлении.

Латур ворвался в маленькую комнатку в тот самый миг, когда на хрупкое тело лежащей женщины набросили белую простыню. Сдерживая отчаянный, рвущийся из горла крик, Джим бросился на колени перед застывшим, словно изваяние, холодным телом. Дрожащими руками он взялся за край простыни и, замирая от неизбежного горя, поднял его вверх.

И вдруг двое стоявших рядом мужчин увидели, как этот большой, сильный человек радостно вскрикнул, и на его глазах выступили слезы радости.

На Джима смотрели мертвые глаза женщины, которую он никогда в жизни не видел! Он накрыл ее лицо и опустил свою голову на руки, мысленно благодаря Бога, что это не Сэйдж лежит перед ним, неподвижная и холодная.

— Вы знаете эту женщину? — донесся до него голос судебного исполнителя.

Джим отрицательно помотал головой и поднялся с колен.

— Я думал, что это другая…