Что касается Джино, то здесь никто никому по телефону не звонил. Существовали лишь многочисленные письма: ее к нему, чтобы ощутить опору, и его к ней, чтобы дать ей понять, что в случае необходимости он всегда готов помочь. И еще шел обмен поздравительными открытками к дню рождения и Рождеству. Часто они были довольно личными по содержанию.
Но сегодня они увидят не только друг друга. Все: Гай и Джино, Пенни и Николь — встретятся с мужем, о существовании которого даже и не знали. Она не собиралась так поступать, не хотела держать свое замужество в секрете, но старые привычки отмирают тяжело. Когда она говорила с Пенни и Николь по телефону о предстоящей свадьбе, то всегда клала трубку, не проронив ни одного лишнего слова. Кроме того, на этот раз ее секрет был таким волнительным, что ей хотелось бы не раскрывать его еще какое-то время. Не раскрывать и посмаковать…
Она даже не дала ни одной своей подруге номер телефона, по которому с ней можно было бы соединиться. Случай типа «Не звони мне, я тебе сама позвоню». Такое часто случалось и раньше.
Как всегда, она ловко выстроила вокруг всего дела непроницаемый барьер и знала, что не дала ни Пенни, ни Николь ни одной нити. Но не догадаются ли они о больших переменах в первую минуту, когда увидят ее?
Хотя она немного волновалась из-за предстоящей встречи с Гаем и Джино, из-за того, как пройдет их знакомство с Джонатаном, у нее не было сомнений, что они не предадут ее. Все это время оба хранили в секрете ее болезнь, а это являлось единственной тайной, о которой она не хотела говорить Джонатану.
Но так ли?
Джонатан никогда не задавал вопросов о ее прошлом. И она была ему очень благодарна за это, поскольку ничем не хотела омрачать блаженства жизни с ним. Однако иногда, когда они не занимались любовью, не хохотали вместе и не восхищались своим прекрасным новым домом, она вдруг чувствовала, что хочет, чтобы Джонатан наконец спросил, так как ей не удавалось найти подходящего момента и рассказать о себе самой.
И все же она радовалась, что все предсвадебные встречи происходили в Далласе, а не в Лос-Анджелесе, и у нее имелась убедительная причина не присутствовать… Нечто вроде отсрочки, отделявшей казнь до сегодняшнего дня. Дня, когда ее настоящее встретилось с прошлым.
Ей даже удалось избежать вчерашнего обеда для приглашенных на свадьбу, прибывших на день раньше — невеста и ее подруги, родители невесты, жених, шаферы, отец жениха и его лучший друг — Джино.
Сегодня будет лучше… легче… во время первой встречи, когда она представит Джонатана. Сегодня слишком важное событие, чтобы кто-либо обратил на нее внимание — сегодня все станут интересоваться царствующей королевой Пенни Ли Хопкинс Форенци. Так должно быть. И хорошо бы этот день прошел как один час.
Она стояла у окна, когда вошел Джонатан. Он обнял ее, зарылся лицом в ее волосы, слегка укусил и поцеловал. В глазах Андрианны появились слезы. Увидев их, Джонатан встревожился.
— Что такое?
— Ничего, — она засмеялась. — Правда. Я сейчас думала о свадьбе Пенни и Гая и расчувствовалась. Знаешь, они оба мои такие старые, такие дорогие друзья. И Гай, и Пенни. Сегодня чудесный день, получится прекрасная свадьба, и можно будет провести церемонию на улице, как и хотела Пенни, под ярким солнцем, с цветами и плавающими в пруду лебедями. Думаю, сады в Бел-Эйр просто созданы для свадеб.
— Ты жалеешь, что у нас не было большой свадьбы? Что мы поехали в Вегас? Наверное, это выглядело не очень романтично. Но когда я увидел тебя входящей в мой кабинет в тот день, когда понял, что это значит, когда во мне произошел взрыв и в моих ушах зазвенели колокольчики, я уже знал, что слышу свадебные колокольчики и что нет другого выхода, кроме как немедленно вписать твое имя в брачный контракт. Первое правило настоящего бизнесмена, ты знаешь. Когда видишь хорошую вещь, вписывай имя над пунктирной линией, пока человек не отдал свое сердце другому.
— О, Джонатан! Я никогда бы не отдала сердце другому. Но мне понравилось скрываться… улететь в Лас-Вегас и пожениться. Это была самая романтическая история, какую я могла только представить! Самая романтическая свадьба, о которой можно только мечтать! Только посмотри на время, в течение которого мы скрывались! На все чудесные дни нашей совместной жизни. Я ни за что не стала бы тратить их попусту. Особенно на такие глупости, как свадьба.
— А торжественно украшенный неоном автомобиль и церковь? А регистрация, судья и его жена во фланелевом халате, играющая на органе?
— Но она так хорошо играла. «Я искренне люблю тебя» и «До конца света» — мои любимые мелодии.
— Десять долларов сверху за каждую.
— Но ты был таким славным. Без раздумий заплатил вдвое больше.
— И не забудь двадцать, которые я переплатил за букет.
— Не моргнув глазом, — она была восхищена. — Розовые гвоздики.
— Они не относятся к твоим любимым цветам.
— Зато мой любимый цвет.
— И кольцо. Та змея за обручальное кольцо запросила с меня двадцать пять долларов, а это была даже не настоящая бронза.
— Но ты купил мне обручальное кольцо на следующий день, — она посмотрела на алмазы и топазы на ее пальце. — Великолепное колечко.
Он рассмеялся.
— Никто не поверил бы мне, что я купил своей жене обручальное кольцо под аркадой магазинов в Цезарь Палас вместо Картье Родео. И к тому же, что мы провели двухдневный медовый месяц у Цезаря. Теперь для тебя медовый месяц. Два дня у Цезаря. Вот это да!
— Это были их лучшие апартаменты! И это были два самых лучших дня моей жизни… И потом тоже. А сейчас каждый новый день лучше предыдущего.
— Но мне нужно было выбрать время и устроить тебе настоящий медовый месяц. Мне нужно было увезти тебя в Париж.
— Париж? Почему ты решил, что я хочу в Париж?
О, Боже, если бы она ему все рассказала, он бы понял, что ей не нужны ни Париж, ни Лондон, ни Рим.
— Разве ты не знаешь, что я не отдам два дня с тобой в Лас-Вегасе взамен на миллион дней с кем-нибудь другим в любой части света? Кроме того, мы ведь почти не выходили из своего номера. А если бы мы знали, что за окнами Париж…
Она не пробыла в его кабинете и пяти минут, когда — без малейшего предисловия — он вскрикнул:
— Лас-Вегас!
— Что? Что Лас-Вегас?
— Мы можем пожениться там вечером! Никакого срока ожидания, ничего.
Она собралась было возразить, что не готова… что им надо сначала серьезно подумать… что она одета не для свадьбы и что на ней все черное, но Джонатан не слушал никаких протестов.
Приказав испуганному Патти подогнать его машину, он вытащил Андрианну из кабинета и потащил ее за руку по коридорам. Она едва успевала за ним.
Даже в лифте Джонатан не дал ей возможности возразить или даже заговорить, прижав к стене своим телом так сильно, закрыв ее рот своими губами так плотно, что она едва могла вздохнуть. Даже в машине… в самолете не оказалось времени, чтобы сказать ему то, что ей хотелось сказать. Там было время лишь для голодных губ, пьянящих, как шампанское, поцелуев, томящихся тел, мягкого шепота любви.
Когда они приземлились, уже стемнело. Вместо того чтобы поймать такси, на что ушло бы слишком много времени, Джонатан с Андрианной забрались в первую попавшуюся машину, стоявшую возле тротуара. Джонатан попросил шофера отвезти их в ближайшую к Цезарь Палас церковь.
Наконец ей предоставился хоть какой-то выбор. Выбор мелодий, сопровождающих церемонию, и цветов — венок из орхидей или букет гвоздик.
Она никак не могла сообразить сама.
— Как ты думаешь, Джонатан?
Она приложила венок из орхидей к своему черному костюму.
— Гм… Попробуй гвоздики.
Она положила венок и взяла двумя руками букет гвоздик.
Джонатан склонил голову в одну сторону, затем в другую.
— Вот. Трудная штука. Будь я проклят, если что-нибудь понимаю. А если и то, и другое? Я бы взял оба…
— Ты уверен?
Она положила гвоздики, приколола орхидеи к плечу и снова взяла в руки букет.
— Тебе не кажется, что это немного слишком…
— Черт, не знаю. Что вы скажете?
Джонатан повернулся к судье и его жене, которые торжественно наблюдали за происходящим, воспринимая пару совершенно всерьез.