Я размышляла об этом, пока он осыпал мое тело поцелуями и прикосновениями, и оказалась не готова, когда его язык коснулся моего клитора. От неожиданности я резко вдохнула, дернулась и затем расслабилась. Теперь я знала, что он будет делать, и была готова к взрыву удовольствия. И тот последовал. О боже, какой же экстаз ждал меня на кончике его языка и поворотах его пальцев около моей точки G. Я почувствовала, как его язык отступает по мере того как я приближалась к кульминации. Я застонала и подалась бедрами вперед в надежде вернуть его язык на прежнее место.
Приподнявшись, я увидела, как он смачивает слюной пальцы и усмехается. Затем он опустил руки ко мне. Я уже была мокрой, уже смазанной его слюной и собственными соками, поэтому я удивленно нахмурилась. Не успев ничего спросить, я, однако, нашла ответ. Он раздвинул мои бедра и ягодицы одной рукой, а второй, с пальцами, покрытыми слюной, скользнул к мышце глубоко внутри, в том месте, к которому я никогда раньше не прикасалась. Я выдохнула и попыталась увильнуть и свести ноги вместе.
― Пожалуйста, расслабься. Тебе понравится, я обещаю, ― Лука смотрел на меня через мое распростертое тело. ― Но если ты не хочешь, я перестану.
Я все еще сжималась, наблюдая за ним и напряженно думая. То, что он делал, шло вразрез со всеми неписаными правилами в моей жизни. Но пока он не сделал ничего, что мне бы не понравилось, и я точно знала, что он не причинит мне боли. Мы были едва знакомы, но я доверяла ему. И это меня тоже тревожило. Гарри я знала всю жизнь, и думала, что тоже могу ему доверять.
Но Лука ― это не Гарри.
Я расслабила ноги, закрыла глаза и застыла в ожидании.
Он медленно и нежно массировал мой анус круговыми движениями, его язык снова нашел мой клитор, а пальцы свободной руки вновь погрузились внутрь меня. Меня переполняли новые ощущения. Он продолжил круговые движения, и я почувствовала, как его палец проник в кольцо мышц. Ощущение не было неприятным. Затем, повинуясь магии его пальцев и языка, я почувствовала нарастающее напряжение приближающегося оргазма... и оно было в разы сильнее всего, что я чувствовала до этого. И это было лишь началом.
С моих губ сорвался стон, а бедра свело в истоме. Палец Луки двигался все глубже и глубже, и я стонала уже непрерывно, внутри меня словно бушевали взрывы, нижнюю часть тела трясло, а его палец скользил внутрь и наружу легко и свободно.
Затем меня накрыло волной оргазма, и мой мир пошатнулся. Я закричала. В глазах замерцали огни, по всему телу словно пронесся электрический разряд, я дрожала и тряслась, но все равно кончала. Когда я подумала, что не могу кончить еще сильнее, Лука поднялся вверх по моему телу, все еще одетый. Я вцепилась в его штаны и рубашку, раздевая его в рекордно короткий срок. Все еще сотрясаясь от разрядов оргазма, я почувствовала, как Лука входит в меня, растягивая мое нутро своей толщиной. Я обхватила его своим телом, крепко прижимаясь и поддаваясь бедрами навстречу, заставляя его входить еще глубже.
Я потеряла счет времени. Возможно, мы извивались считанные минуты, а может и часы. Для меня это был один длинный оргазм, бесконечная кульминация, растущая все дальше и дальше до тех пор, пока я не могла больше ее выносить, а единственным, что я еще могла делать, стал судорожный захват бедер вокруг тела Луки в попытке поймать эту нескончаемую волну экстаза, задыхаясь и захлебываясь.
Когда Лука, наконец, замедлил толчки и начал впиваться в меня с медленной, первобытной силой, я практически обмякла, хотя все еще была на вершине оргазма, медленно падая в объятия наслаждения. И Лука кончил, подрагивая, рыча и выдыхая ругательства. Когда я почувствовала его оргазм, мое тело сжалось вокруг него в последний раз.
Когда мы встали, солнце стояло значительно ниже. Мы оделись и устремились к машине, держась за руки.
Уже сидя в машине, Лука повернулся ко мне:
― Ну, что скажешь?
Я знала, что он имеет в виду и застенчиво улыбнулась:
― Это было... сильно.
― Это хорошо или плохо?
― Твою мать, Лука. Я никогда в жизни не чувствовала ничего подобного.
― А, значит, было хорошо. Я рад. ― Он взял меня за руку и погладил мое запястье большим пальцем. ― Тогда, может быть, повторим позже?
― Сначала мне нужно сходить в душ.
― Ты сможешь это сделать в доме моих родителей.
Я не ответила, лишь кивнула. Кажется, он рассчитывал на то, что я останусь у него. Однако я не была уверена. Так много сомнений, так много тревог о неловких вопросах и ожиданиях... и ни одного ответа.
Тем не менее, долго думать мне не пришлось, поскольку меньше чем через час мы уже мчались по улицам Флоренции... Фирензы. Лука припарковался, вытащил мой чемодан из багажника и повел меня по переулкам и узким улочкам. Мы вошли в большую деревянную дверь, открывающуюся прямо на улицу. Лука постучал один раз, открыл дверь и впустил меня. За дверью скрывался просторный внутренний двор, окна на три стороны и фонтан в центре.
― Лука? Это ты? ― спросила по-итальянски пожилая женщина, которая, безусловно, была матерью Луки, судя по одинаковому с ним изгибу рта и орлиному носу.
― Да, мама, это я, ― по-английски ответил Лука. Он обнял мать, поцеловал ее в обе щеки и повернулся ко мне. ― Мама, это Делайла, моя хорошая подруга.
Его мать улыбнулась, заметив, как близко друг к другу мы с Лукой стоим, соприкасаясь краями одежды, но не трогая один другого, как стоят люди, близко знакомые с телами друг друга.
― Она просто подруга? ― по-итальянски спросила она, понимающе, но дружелюбно улыбаясь.
― Мама, говори, пожалуйста, по-английски. Делайла пока только учится говорить на итальянском. ― Он подтолкнул меня, и я протянула руку для рукопожатия. ― Делайла, это моя мать, Доменика.
― Рада с вами познакомиться, Доменика, ― сказала я по-английски. Хорошо бы я знала итальянский достаточно для того, чтобы поприветствовать ее как полагается на ее языке, но я боялась, что знаю итальянский не так хорошо и могу исковеркать приветствие.
― Мне самой приятно принимать вас здесь, ― перешла на немного ломанный английский Доменика, пожимая мне руку.
Возможно, мне не стоило переживать.
― Спасибо за то, что принимаете меня тут, ― сделала я попытку поблагодарить Доменику на итальянском языке.
Доменика улыбнулась и кивнула. Она провела нас в арку по узкому коридору, украшенному портретами и изображениями Девы Марии. Мы вошли в кухню, просторную, с высоким потолком, стенами, выложенными плиткой, и медленно крутящимся наверху вентилятором. У стены стоял большой стол из единого толстого куска дерева, поцарапанный, старый и гладкий от постоянного использования. Стол определенно был старинной вещью, которую любили и часто использовали. Доменика провела ладонью по поверхности стола, проходя мимо.
― Садись, садись, пожалуйста. Кофе будет подан в уно моменто* (прим. от перев. ит. ― Один момент).
Стулья были такими же старыми, массивными и гладкими от постоянного использования. Лука сел рядом со мной и незаметно взял меня за руку под столом, отчего я почувствовала себя подростком. Его мать кружилась по кухне, наполняя графин из стекла и металла водой и кофе. Она поставила его на плиту, и только тогда я поняла, что Доменика варит кофе в перколяторе, ― об этой вещи я слышала, но ни разу ее не видела. Пока в нем кипел кофе, Доменика сделала сэндвичи из толстых кусков домашнего хлеба, мяса, которое она достала из бледно-зеленого холодильника, где-то 1950-го года выпуска, и ярко-желтой головки сыра. Все это она поставила перед нами; Лука схватил корочки и отложил отдельно на тарелке. Я усмехнулась.
― Что? ― не понял он, набив рот. ― Мама знает, как я люблю сэндвичи. Я говорил, что я мамин сын.
Доменика сказала что-то по-итальянски через плечо.
― Мама, перестань притворяться, что не знаешь языка. Пожалуйста, говори по-английски. Не будь грубой. ― Лука повернулся ко мне. ― Мама сказала, что ни одна девушка не знает мужчину так, как его мать.
― Я примерно так и поняла. Я услышала слово «Мадре».
Лука засмеялся и сердито посмотрел на Доменику, когда она пробормотала что-то на итальянском языке.
― Она думает, что притворяться, будто она не знает английского ― это смешно. Она понимает абсолютно все, что мы говорим, и может довольно прилично разговаривать, но не хочет. Наверное, ей нравится, когда американцы ее недооценивают.