Джасинда Уайлдер - Сексуальный плен

― Конечно, да, миа белла Делайла. Конечно, я знаю, тебе было больно. Трудно снова доверять, когда тебя предали, но ты должна мне доверять. И когда невозможно поверить, только скажи мне, о чем думаешь, и мы сможем найти выход, вместе, хммм?

Наши глаза встретились, а губы приблизились, но он не поцеловал меня. Мне отчаянно нужно целовать его, прикасаться к нему, чувствовать его руки на себе. Я нуждалась в физических, материальных напоминаниях о его желании.

Его любви ко мне. Он не говорил слов, но между нами витал такой ураган эмоций, ожидаемых и невысказанных. Я знала это, он знал это. Это, пожалуй, было то, что действительно пугало меня. Не то чтобы я не доверяла Луке. Я знала, инстинктивно и через его постоянные демонстрации, что он не обидит меня и не предаст. Я боялась его любви. Я боялась, что буду нуждаться в нем. Я просто нашла свою независимость, нашла себя как женщину, и вдруг появился человек, которого я хотела, в котором нуждалась. Который мне очень нравился.

И это пугало меня больше, чем все остальное. Независимо от того, как далеко от него я бежала, как я пыталась оттолкнуть его или притворяться, что все не так, я не могла убежать от того, как крепко он засел в моем сердце, моей душе. Я не могла игнорировать тот факт, что я не была счастлива вдали от него.

Даже в Париже, где, я думаю, каждая девушка мечтает побывать, было пусто и скучно без него.

Я почувствовала, будто что-то екнуло в моем сердце, какая-то часть моего сопротивления пала. Я наклонилась и поцеловала его, неистово прижимая свои губы к его, крошечная демонстрация моего отчаяния.

Он ответил именно так, как я нуждалась. Почувствовала, как его невероятно сильные руки подняли меня и понесли к кровати. Я была одета в штаны для йоги и футболку ― моя удобная одежда. Он сжал своими длинными пальцами резинку моих штанов и трусов, снимая их, затем снял рубашку вместе со спортивным бюстгальтером. В считанные секунды я была перед ним полностью обнаженной.

Я почувствовала, как сквозь меня пульсировало желание, увлажняя складочки моей киски еще до того, как его рот опустился на нее. Долгое время он просто стоял и смотрел на меня так, как если бы он впервые увидел меня обнаженной. С тех пор он видел меня много раз, но необузданное восхищение на голое желание моего тела не рассеялись, не изменились. Во всяком случае, он знал, какое удовольствие он сможет испытать, когда окажется внутри меня, что, казалось, еще более возбуждало пламя страсти в его глазах.

Я лежала на спине на кровати, обнаженная плоть извивалась в прохладном воздухе гостиничного номера, соски стали жесткими камешками под яростным взглядом Луки. Я ждала его, подняла колени и сжала руки, скрестив их на животе, тяжело огляделась и пристально смотрела на него. Губы Луки сложились в тонкую линию, руки сжались в карманах темно-синих джинс, его глаза сузились, а ноздри раздулись.

Я развела колени в стороны, вначале лишь на дюйм, пальцы Луки были на джинсах в районе колен. Его голова откинулась назад, и он смотрел на меня сквозь опущенные ресницы, кончик его языка мелькнул в уголке его рта, а после ― на нижней губе.

Я еще шире развела ноги в стороны, и влажные лепестки моей киски были открыты его взору. Мои пальцы потянулись к низу моего живота, остановились на моем холмике, а затем двинулись вниз к складочкам, вновь остановившись, но уже там, где прятался изнывающий от желания клитор.

Мой рот приоткрылся, дыхание сбилось, когда я коснулась одним пальцем киски и нашла пульсирующий, чувствительный бугорок. Подушечка среднего пальца скользила по клитору, и я не смогла сдержать стона.

Это было именно тем, чего я так жаждала.

Лука схватил меня за лодыжки и без усилий потянул вниз так, что моя задница оказалась на краю, а ноги на его плечах, когда он опустился на колени. Воротник его белой, с коротким рукавом на пуговицах, рубашки царапал мягкую шелковистую кожу внутренней стороны моих бедер, а его щетина была подобна наждачной бумаге напротив изгиба, где киска переходила в бедра. Его пальцы раздвинули мои половые губки, и его язык проник в меня, чтобы попробовать на вкус мои соки. Я слышала его хриплое от восторга дыхание, когда он на меня накинулся. Я вздрогнула, выгнув спину. Двумя пальцами он скользнул в меня, изогнув их к верху, чтобы найти с безупречной точностью участок гиперчувствительной кожи и ласкать его в такт с кружением языка.

Другая его рука скользнула вдоль моего тела, следуя изгибу бедра, мягкой линии ребер, и обхватила мою грудь, сжимая тяжелое полушарие. Я застонала, когда грубый палец нашел мой сосок и бережно приласкал его, а потом всхлипнула, когда он ущипнул его.

Цвета взорвались под моими веками, кожа сжалась, а мышцы задрожали. Мой рот раскрылся в тихом крике, когда он слизнул соки вокруг моего клитора и провел языком прямо по нервным окончаниям. Его пальцы были внутри меня и на моем соске, от чего я кончала снова и снова.

Мне хотелось вновь почувствовать то, что он делал прежде, но я была слишком смущена, чтобы вымолвить хоть слово. Схватив руку, шаловливо касающуюся моей груди, я направила ее вниз, себе между ног. Я приподняла бедра, раздвинув колени еще шире, и коснулась нашими сплетенными пальцами своей киски. Лука не мешкал. Он коснулся пальцем моего лона, чтобы увлажнить пальцы, после чего прижал их к плотному кольцу мышц ануса. Инстинкт взывал к сопротивлению, но я сделала над собой усилия и расслабилась. Его пальцы и рот по-прежнему играли моим клитором, и я ощутила, как во мне нарастала новая волна оргазма.

Его длинный средний палец, покрытый моими соками, медленно входил в меня, погружаясь дальше сантиметр за сантиметром. Я толкнулась навстречу ему, помогая войти глубже, и в ожидании затаила дыхание. Каждая мышца в моем теле сжалась, и все, что мне оставалось, лишь извиваться вокруг его пальцев.

― Я хочу тебя, всего, сейчас, ― задыхаясь, пробормотала я.

Лука резко вытащил пальцы, я стала хныкать, чувство опустошенности разлилось во мне. Я наблюдала за тем, как он разделся, села и потянулась навстречу к нему, его член гордо возвышался, такой возбужденный, с четкими вздутыми венами, он пульсировал. Я обхватила его обеими руками, и прежде чем могла подумать о том, что делаю, инстинктивно прижалась к нему губами и взяла в рот, ощутив языком атласную кожу. Он словно был создан для меня, было приятно чувствовать его вкус, пока я нежно посасывала его, скользя вдоль него руками, так долго этого желая.

Он немного отодвинулся и забрался ко мне на кровать. Он стал целовать меня, медленно, постепенно углубляя поцелуй, словно пробовал меня на вкус, исследовал мой рот языком, а руками ласкал мое тело. Мы улеглись, наши тела были плотно сжаты, мы дрожали, руки и ноги ― переплетены, мы слились воедино: наши языки, прикосновения, тепло.

Внезапно, Лука отстранился, с озорной улыбкой на губах. Он перевернул меня на живот. Думаю, что я знала, чего он хочет, я подогнула колени под себя, предоставляя ему свою задницу.

― Возьми меня, Лука, ― попросила я. ― Именно в такой позе.

Он низко засмеялся.

― О, я сделаю это. Но, знаешь, ты была очень плохой девочкой, моя Делайла. Действительно, очень плохой. Я думаю, сначала тебя стоит наказать. И это идеальная позиция для этого.

― Наказать? ― Страх отчетливо слышался в моем голосе. Что он собирался сделать?

― Да, думаю, тебя нужно отшлепать.

Я запаниковала. Мой отец шлепал меня, когда я была маленькой девочкой, руководствуясь библейским принципом «не жалей розги избалованному ребенку». Он использовал дюбеля из деревянной вешалки, тонкий стержень из дерева, который жалил, но не оставлял следов или повреждений более чем на несколько секунд. Я знаю, что, если кто-то будет читать это, он бы, наверное, назвал это жестоким обращением с детьми по сегодняшним меркам, но он любил меня и таким образом направлял меня на путь истинный.

Но слова Луки о порке подстегнули во мне ту же внезапную искорку страха. Я дернулась, пытаясь прикрыть задницу, но Лука удерживал мои бедра на месте.

― Что такое? Я не сделаю тебе больно, знай это. Только слегка шлепну. ― Он мягко коснулся моей щеки своей ладонью, и я слегка расслабилась. ― Наверное, тебя так наказывали в детстве? Это не то же самое. Я точно знаю, потому что меня тоже так наказывали. В наши дни родители бояться наказывать детей, но мы же как-то это пережили, правильно?