«Не боишься, что получишь, когда она все узнает?» — потягивал он лениво пиво.
«А кто ей скажет? Все законно», — подмигнул ему я, откладывая телефон в сторону. Мы подняли наши бутылки и многозначительно переглянулись.
С квартирой тоже решилось все быстро — то, что я не мог найти на протяжении двух месяцев, вдруг появилось в предложениях. Рядом был большой круглосуточный магазин, детский садик, больница, сквер и отличная детская площадка. Район тоже был вполне себе приличный. Мари новое жилье очень понравилось. Она обжила его буквально за неделю, трудолюбиво вдохнув в новый дом жизнь и любовь. Отсюда ей было далековато до работы, зато близко до меня и мамы. Она жила как бы между ней и мной. А когда с квартирой все сложилось, пришла очередь няни. Фрау Ирина в России преподавала русский язык в коррекционной школе (что меня поначалу очень напрягло, ведь у нас нормальные дети!), но лет десять назад эмигрировала в Германию. Это была очень милая женщина пятидесяти трех лет, воспитанная, вежливая, благоразумная. Но самое главное, она имела хорошие рекомендации. Мы с Мари месяц проверяли новую няню — установили камеры по всему дому, проверили ее данные через знакомое детективное агентство, а детективы неделю следили за ней, пообщались с ее бывшими работодателями. Фрау Ирина была безупречна, быстро сдружилась с мальчишками и очень нравилась Мари.
— Том, а если что-то случится с детьми? Если она не уследит за ними? — заломила Мари руки.
Я безразлично пожал плечами:
— Слушай, это было твое решение — выйти на работу. Со своей стороны я сделал всё, что мог.
— Ты что! Я не могла отказаться от такого шанса! Это очень солидная компания и зарплата более чем достойная. Мне предлагали в два-три раза меньше, я думала, что это хорошо. Я и рассчитывать не могла, что они меня возьмут.
— Я готов платить тебе больше, ты же рогом уперлась. Что теперь ты от меня хочешь? По поводу детей не волнуйся. У меня все веб-камеры отсюда подключены на рабочий компьютер, я в любой момент могу увидеть, что происходит дома и хорошо ли обращаются с близнецами. На работе освоишься, подумаем, как тебе тоже эту фиговину подключить. Не хочу, чтобы тебя что-то отвлекало от работы. Тебе надо показать себя. — Иначе не сносить Густаву головы, а потом и мне.
— Да-да, — закивала она, подкрашивая губы. — Позвони мне, ладно?
— Мы опаздываем.
Она быстро застегнула молнию на сапоге, повязала шарфик.
— Я так давно нигде нормально не работала, что ужасно волнуюсь.
— Все будет хорошо. Если тебе там не понравится, ты всегда можешь вернуться на студию.
— Просто я никогда не была редактором новостей.
— Заодно и потренируешься, — рассмеялся я, выпроваживая ее из квартиры.
— Ты заедешь вечером? Вдруг я задержусь, — беспокоилась она, спускаясь по лестнице.
— Обязательно. Наш вечерний ритуал никто не отменял. Должен же кто-то целовать тебя на ночь, пока дети не выросли.
— Думаешь, они будут целовать меня на ночь?
— Я бы тебя целовал и по утрам, — рассмеялся я, открывая двери машины с брелка.
— Через год, если все нормально будет, куплю себе машину, — завистливо посмотрела она на водительское сидение.
— Лучше велосипед. С такими пробками только на велосипедах ездить.
— Может мотоцикл?
— Точно! Убиться еще не хватало и оставить детей сиротами.
— Я осторожно вожу, — гордо вздернула она носик.
— Я помню. Ты уже однажды на своем мотоцикле мне брата чуть не убила.
— Это не я. Он сам навернулся.
— Мари, давай фантазировать на какие-то другие темы. Средство передвижение должно быть надежным. Никаких мотоциклов. В крайнем случае, велосипед. Его я тебе хоть к вечеру подгоню.
— Зануда, — фыркнула она.
— Хочешь «Смарт»?
Она одарила меня уничижительным взглядом:
— Издеваешься? Это же инвалидная коляска с крышей.
— Зря ты так. Очень надежная машина.
— Там помещается только один ребенок.
— А вот это уже аргумент.
Я не звонил ей целый день, мучительно наблюдая, как стрелки часов замерли на месте. Я видел, как фрау Ирина покормила детей и уложила спать после прогулки. На улице было удивительно мерзко и хмуро. Листья с деревьев почти облетели, моросил дождь, а небо затянуло свинцовыми тучами. Я улыбнулся. Хорошо, что у меня есть эта система наблюдения. Если задержаться на работе, я смогу увидеть Мари. Буду знать, что она делает, чем живет и увлекается, когда никто не видит. Я буду видеть, когда она ложится спать и даже как моется… Это как иметь шапку невидимку и незримо присутствовать рядом с человеком, которого любишь. Жаль, Сьюзен не оценит мои задержки на работе. Пока мы пишем новый альбом для моих ребят, я могу зависнуть на студии на всю ночь, не вызывая подозрений. Собственно моего круглосуточного присутствия группе не требуется, все спорные моменты мы можем обсудить в рабочее время, но ведь Сью этого знать не обязательно. Поэтому после работы я, как и раньше, заезжаю в гости к Мари, мы вместе занимаемся детьми, купаем их, кормим, укладываем спать, потом болтаем на большой и уютной кухне за чашкой вкусного чая с плюшками, которые повадилась печь Мари специально к моему приезду. Теперь-то о плюшках можно забыть…
Хмурые осенние дни летели, сменяя друг друга. В моей жизни наступило рутинное перетишье. Дом — Мари — работа — Мари — дом. Я приезжал к ней утром, незадолго до прихода фрау Ирины. Мари носилась по дому и одевалась, я возился с детьми, которые начали меня узнавать и радоваться моему появлению. Я был для них Тя. Что означало это загадочное слово никто не знал, но мне нравилось, как мальчики наперебой звали меня Тя и наперегонки ползли ко мне по мягкому ковру. Потом подвозил ее до работы, ехал на студию, работал, а вечером сменял фрау Ирину, если мой мелкий трудоголик задерживался или оставался на дежурство. В какой-то момент я понял, что это неправильно уходить от нее ночевать к другой женщине. Но Мари не давала поводов моим фантазиям переступить черту, а я очень боялся спугнуть ту хрупкую связь, что между нами возникла. Она не готова пока, я чувствовал это. Да, ожила, да, стала улыбаться, кокетничать и заигрывать со мной, как раньше, когда мы жили все вместе и она еще любила моего брата. Работа действительно помогла ей — она стала тщательно следить за собой, обновила гардероб, сделала стильную прическу, но самое главное — в глазах появился блеск, а речь стала живой. Она с радостью делилась со мной новостями, советовалась, сливала информацию по ближайшим конкурентам, частенько ставила в ленту новости по моей группе. У нее изменилась походка и осанка. Больше не было опущенных плеч и повисшей головы. Гордая, независимая, веселая, чуть-чуть циничная с чужими, и мягкая, ласковая со своими. Моя птичка все больше и больше начинала быть похожей на ту птичку, которую я знал раньше, которую обожал и за которую готов был свернуть горы. Птичка словно восстанавливалась после тяжелой затяжной болезни, меняла оперение, и я ждал весну в птичкиной душе, чтобы попытать счастье. А пока я приручал ее, кормил с рук, чесал шейку и гладил по перышкам. Главное не делать резких движений и все будет хорошо.
С Биллом все было сложнее. Брат не появлялся на студии, не звонил матери и тем более мне. На звонки он отвечал сдержанно, холодно и однозначно. Я не предпринимал никаких попыток помириться с ним, потому что не считал себя виноватым. Более того, я категорически не понимал его позиции. Хорошо, он полностью принял сторону Тины. Я готов был с этим согласиться — она его жена, Билл охраняет их отношения. Но есть серьезные косяки со стороны этой женщины, надо быть полным идиотом, чтобы не признать этого. Конечно, экспертиза полностью подтвердила нашу догадку о подставе с Югендамтом, и Тине засветил реальный тюремный срок. Мари, дура такая, проявила благородство и не стала подавать на нее заявление за клевету («Она его жена!»). Тина в тюрьму не попала, а Биллу пришлось раскошелиться на очень крупный штраф. И хорошо зная финансовое состояние близнеца, не могу сказать, что это хоть сколько-нибудь его порадовало, зато можно сказать точно — это нас отдалило окончательно. Более того, «выходка» Мари его почему-то взбесила. Когда я сказал брату, что Мария не будет писать заявления на эту женщину, у него от злобы аж лицо перекосило. Он начал орать, что ему не нужны ее подачки, что все это хорошо спланированная подстава от меня и русской, чтобы унизить его и разрушить их отношения с Тиной. Я не стал слушать его бред, повернулся и ушел. Меня убивало все это. Уничтожало. Билл всегда был самым близким мне человеком, за которого я готов был и в огонь, и в воду. Я наступал на горло многим своим принципам и желаниям ради него. И что теперь? Брат отдалился от меня настолько, что… Эх… Да что уж там говорить теперь об этом… Сьюзен абсолютно права — с Биллом стало невозможно общаться. Уж насколько она — мисс коммуникабельность, которая легко сходится с людьми, умеет поддержать любую тему, найти ключик к любому, даже Сью отказалась общаться с новоявленной четой Каулитц. Она несколько раз ездила со мной в полицию и суд, но после нескольких попыток поговорить с ними, подняла лапки и отползла в сторону, признав их случай безнадежным. Билл заперся в своей ракушке и напрочь отказался общаться с нами. Я не узнавал его. Я не понимал его. Я совершенно потерял с ним контакт. Он стал настолько мне чужим, что я даже не знал, что с ним таким делать. И еще очень хотелось, чтоб это все-таки было просто дурным сном… Который все не кончается и не кончается…