Я вопросительно изогнул бровь. Вставать очень не хотелось.

— А можно я тут еще полежу? — простонал.

— На выход, — повторил полицейский.

Я нехотя поднялся и побрел к двери.

— Вы даже не представляете, что сделает со мной жена из-за того, что я не ночевал дома и целый день провел черт знает где, — ныл я полицейскому. — Можно я у вас останусь? Тут безопасней.

Он недовольно зыркнул на меня и я заткнулся.

— Том! — быстрым шагом направлялся ко мне по коридору адвокат. — Наконец-то!

— Что-то вы явно очень торопились, — недовольно буркнул я, бредя за полицейским. Мы обменялись рукопожатиями.

— Мы всю ночь на ногах были. Только сейчас добились твоего освобождения, — тараторил друг.

— Почем нынче воздух свободы?

— Бесплатно.

Мы зашли в кабинет, где нас встретил крепкий мужчина лет пятидесяти в штатском. Его я в новостях не видел.

— Мой подзащитный до сих пор не оправился от пережитого потрясения! — гневно начал Йоахим. Мне осталось только состроить жалобную рожу и кивнуть. — В моей богатой практике еще не было подобного недопустимого ареста! Вы понимаете, сколько стоит один день этого человека? Он понес значительные убытки, пока находился в заключении!

— Не преувеличивайте, герр Хайдер. От того, что у вашего подзащитного образовался внеплановый выходной, еще никто не умирал.

— Он не простой служащий! Вы хоть понимаете, какой ущерб нанесен его репутации?

— Я бы для начала решил проблемы в семье, а потом пекся о репутации. Присаживайтесь, герр Каулитц.

Я послушно сел на предложенный стул. Он протянул мне какие-то бумаги и ручку.

— Распишитесь здесь, — перевернул страничку, — здесь, — еще одну, — и здесь.

— Что это? — Глаза быстро бегали по строчкам.

— Постановление о вашем освобождении и штраф за хулиганство. Пока следствие продолжается, я прошу вас не покидать пределов Берлина и своевременно информировать меня о своих передвижениях за город.

Я расписался.

— И это всё?

— Да, вы можете идти.

— Но… А суд?

— Дело еще находится в производстве.

— А допрос? Вы ничего не хотите у меня спросить?

Он испытывающее посмотрел на меня, будто размышляя, есть у него вопросы ко мне или нет. Потом отрицательно покачал головой.

— Погодите, а кто тогда избил Тину?

— Мы работаем над этим.

— Но она действительно избита?

— Да. Я разговаривал с ней вчера вечером. Она четко описала вас, в чем вы были одеты, — он указал жестом на мою одежду, — время, место. Назвала ваше имя.

— Но я не бил ее! У меня и алиби есть.

— Да, я уже в курсе вашего алиби. Почему она назвала ваше имя?

Я неравно дернул плечами.

— Полагаю ответ, что она просто тупая дура, которая ненавидит меня и мою семью, вас вряд ли устроит?

— Да, к делу это не подошьешь. Разберемся. Вы свободны, герр Каулитц. Штраф можете оплатить в любом удобном для вас банке.

— Совсем свободен?

— Да, совсем. Всего хорошего.

Мы с Йоахимом покинули кабинет следователя и направились к выходу. В голове царил какой-то хаос из мыслей. Ничего не понимаю. Меня же даже не допросили? Зачем тогда так спешно задерживали? Бред какой-то.

— А откуда ты в курсе про мое алиби? — повернулся я к Йоахиму.

Он закатил глаза и тяжко вздохнул:

— Не надо считать других глупее себя, Том.

— Как скажешь. Но все-таки?

— У тебя шикарная жена, — улыбнулся. — У нас была потрясающая ночь.

Я недобро покосился на друга. Он расхохотался и поднял руки, словно сдаваясь:

— В хорошем смысле этого слова. Она и правда волшебная, классная женщина.

— Да, жена у меня что надо… — Мучительно хотелось услышать другой ответ. Но это ничего. Главное, что на свободе и невиновен. — Чего-то я от безделья устал больше, чем от работы, — вздохнул я, распахнул дверь и чуть не ослеп от вспышек. Фотографы ломанулись в проем, их пытались удержать редкие полицейские. Я обернулся к Йоахиму и заметил, как тот сразу преобразился, расправил плечи и горделиво глянул на акул фотоаппаратов. Я вырвал у него из рук портфельчик с документами и прикрыл лицо.

— Звезди, — подмигнул другу. — Это твой звездный час.

Мне буквально под нос начали совать микрофоны:

— За что вы избили Тину Каулитц?

— Как вы прокомментируете ваш арест?

— Правда ли, что вы ненавидите жену вашего брата?

— За что вы ненавидите женщин?

— Вы чувствуете себя мужчиной после того, как избили слабую женщину?

— Том! — завопила Сьюзен, агрессивно продираясь сквозь толпу журналистов.

Распихав самых назойливых, она повисла у меня на шее. Вспышки защелкали с такой интенсивностью, что в глазах заплясали «зайчики».

— Мой подзащитный невиновен, — важно сообщил прессе Йоахим. — И мы это доказали. Это лишний раз говорит о том…

— Том! — быстро ощупывала мое лицо Сью. — Они били тебя? Том! Что они с тобой сделали?

— Все нормально, — попытался я хоть немного отцепить от себя девушку.

За яркими вспышками, чуть в стороне от толпы жаждущих моей крови журналистов, я заметил Мари. Она смотрела мне в глаза и едва заметно насмешливо улыбалась.

— Том! Этот синяк! Они били его! Вы слышите? Они его били! — жаловалась Сьюзен народу.

— Никто меня не бил, — одернул я ее, на мгновение отвернувшись от Мари. А когда повернулся… ее уже не было. — Дайте пройти! — психанул я, направляясь к машине.

По дороге домой Сьюзен жалась ко мне, целовала, гладила и влюблено заглядывала в глаза. Я мрачно смотрел на дорогу через плечо водителя, размышляя, что так сильно мне испортило настроение — ухмылка Мари или толпа журналистов, которая меня чуть не раздавила.

— Когда Йоахим сказал, что тебя отпускают, я чуть не разревелась от счастья.

Я обнял Сью и поцеловал в макушку. Еще надо же какое жизненное извращение — журналисты опускали меня сегодня целый день и еще будут опускать, и Мари одна из них. Она стояла в толпе… И, возможно, один из ее фотографов снимал, как я выхожу из участка. Не знаю почему, но меня вдруг затрясло от негодования.

— Мы чуть с ума не сошли. Машина открыта, ключи в замке зажигания, телефон в двери, а тебя нет. Том, это было ужасно. — Сью прижалась ко мне плотней.

Мари одна из тех, кто сегодня глумился надо мной. Нет, Том, прекрати так думать. Ты же знаешь, что она никогда не будет этого делать. Черт, приеду домой, посмотрю, что там написали от имени ее конторы. И не дай бог, если там реально что-то написано плохое. Обижусь.

— Все хорошо. Билл звонил?

— Симона ему звонила, пыталась выяснить, в чем дело, но он невменяемый. Орет дурным голосом, что ты ему больше не брат, как ты смел тронуть его жену, ну и прочая муть… Нам Йоахим еще утром сказал, что ты не виновен и твое освобождение — это вопрос времени. Симона весь день пыталась связаться с Биллом и объяснить ему всё, но он не хочет слушать. Он почему-то решил, что ты опять настраиваешь против него семью.

— Дьявол, — скривился я. — Я не трогал ее. Ты мне веришь? — Мне почему-то захотелось, чтобы Сью мне верила.

— Конечно. Я даже могу допустить, что ты ударил ее один раз, но не избил. Впрочем, ты ее и одного раза не мог ударить.

— Почему? Может я злой и кровожадный?

Сью рассмеялась.

— Ты слишком порядочный для этого.

Я вздохнул.

— Она была у меня в офисе вчера и грязно обозвала мою мать. Я наорал на нее, но не бил. Пару раз тряхнул от злости. — На всякий случай я показал ей свои руки.

Она взяла меня за кисть, поднесла к губам и нежно поцеловала в центр ладони, прижала ее к щеке.

— Даже если бы ты ее убил, я бы все равно придумала тебе оправдания.

Я улыбнулся:

— Я тоже тебя люблю, — снова поцеловал ее в макушку. — Ты моя самая лучшая женщина.

Дома меня ждали мама и отчим. Слава богам, что они не притащили сюда всю нашу родню!

— Том, боже мой! Что с твоим лицом? — заохала мама, кидаясь ко мне. Я чувствовал себя удивительно погано от всей этой гиперопеки.