Разговор не клеился. Мари как-то слишком много уделяла внимания мальчишкам, которые сидели в стульчиках, ели детские печенья и пили сок из чашек-непроливаек, была нервной и дерганой. Я смотрел на нее и пытался объяснить себе ее поступок. Меня не столько задело ее свидание в ресторане, про которое рассказал Густав, сколько то, что она переспала с Йоахимом.

— Том, если ты хочешь что-то сказать, — говори. Задолбал пялиться так, словно я у тебя деньги украла, а ты об этом узнал! — не выдержала.

— Все нормально.

— Нифига не нормально! Что случилось?

— А ты не знаешь?

— Погоди, куда-то закатился мой хрустальный шар, по которому я обычно по пятницам читаю твои мысли, — фыркнула она, наклоняясь и ища что-то под столом. — Нет, не нашла. Придется тебе самому сказать мне, что же у тебя на уме.

Мари говорила зло и раздраженно. Вроде бы в шутку, но голос звучал неприятно. Я же в свою очередь совершенно не планировал обсуждать с ней ее связь с Йоахимом.

— Почему ты не сказала, что в декабре тебя чуть не посадили?

Она поджала губы и прищурилась, видимо анализируя, кто мог сказать и что я еще знаю.

— Ты был очень занят, я не хотела отрывать тебя от дел и лишний раз беспокоить, — ответила просто.

— Только поэтому?

— Да, только поэтому. Ты себя не видел. Вешать на тебя еще и мои проблемы, значило окончательно тебя доканать.

Я шумно выдохнул и потер глаза ладонями, посмотрел на нее выразительно:

— Ты дура? А если бы тебя посадили? У тебя дети! Кто заботился бы о них?

Она подняла на меня тяжеленный черный взгляд и глухо произнесла:

— У них есть отец. — Склонила голову на бок и хищно улыбнулась, как в ту ужасную ночь, когда я впервые увидел в ней демона. — Думаешь, он бы допустил, чтобы они попали в сиротский приют?

Не простит — ясно щелкнуло в голове. Она расценила его поступок, как предательство. Теперь точно не простит. Йоахим был всего лишь местью, ведь они хорошо знакомы с Биллом. Сумасшедшая.

— Всегда думал, что ты умная, — поднялся я и направился к выходу.

— Извини, что не оправдала твоих надежд! — донеслось мне в спину ехидное.

Твою мать… Сама напросилась.

— Ты в курсе, что Йоахим женат? — обернулся к ней.

Мари замерла.

— Ты в курсе, что он мой друг?

Она нервно повела плечами, словно ей что-то жмет.

— И ты позволяешь себе спать с женатым мужчиной и моим другом?

Мари смотрела в сторону, чуть повернув ко мне голову.

— На каком основании я обязана перед тобой отчитываться? — процедила.

— На том основании, что ты член моей семьи и жена моего брата.

Похоже, последнее говорить не стоило. Мари резко вскочила, опрокинув стул, на котором сидела, и зло закричала:

— Я ему никто! Не смей контролировать мою жизнь! А ты что думал, я всю жизнь буду бегать за Биллом и хранить ему верность?! Думал, я буду сидеть дома и ждать, пока он меня осчастливит?

— Но это не повод трахаться с моим другом!

— Не твое дело, с кем я трахаюсь!

— Мое! До тех пор пока ты носишь нашу фамилию… — я запнулся, поняв всю абсурдность своих претензий.

— Я не имею никакого отношения к вашей фамилии, — шипела она. — Ни я, ни мои дети, мы не имеем никакого отношения к вашей фамилии. Мы вам никто!

— Не смей так говорить! — подлетел я к ней, с трудом контролируя собственные эмоции.

— Правда глаза колет? — ухмыльнулась Мари совершенно спокойно.

— Йоахим женат!

— Не важно! Важно, что я больше не люблю Билла! Я хочу заново научиться дышать! Хочу, чтобы меня любили! Слышишь, ты?! Я хочу, чтобы меня любили!

— Да о чем ты говоришь?! Он женат! Хочешь стать его очередной шлюхой?!

— Мне плевать! Я хочу жить! Хочу наслаждаться мужским вниманием! В конце концов, я просто хочу секса!

— С моим женатым другом?

Она подняла на меня совершенно пустые глаза и безразлично произнесла:

— Мне все равно.

Я еще много чего хотел сказать, но вовремя прикусил язык. Пустой взгляд. Мертвый какой-то. Ей действительно было все равно. Она не врала, не бравировала этим. Это было внутри. Пустота внутри. Мне стало страшно. Мари… Маша… Она всегда была такой живой, такой яркой, а сейчас чернота. И еще мне казалось, что я видел ее такой впервые за последние месяцы. Настоящей… Никуда ничего не ушло, она лишь научилась играть свою новую роль. В какой-то момент я чрезвычайно порадовался, что не оказался на месте Йоахима. Я хочу не таких отношений, не одноразового перепиха.

Мари прислонилась спиной к стене и сползла на пол, закрыв голову руками и уткнувшись лицом в колени. Черт! И вот что я тут буду сейчас делать с рыдающей бабой? Ведь рыдает! Голову дам на отсечение. Уйти бы, хлопнув дверью. В конце концов, это у меня рога, меня тут все обманули и обидели, мне нагадили в самую душу. Дети на своем птичьем языке спорили, у кого круче чашка. Чашки были совершенно одинаковые, одного цвета, с одинаковым паравозиком, но почему-то у соседа она все равно была гораздо круче. Я вздохнул, подошел к ней и сел рядом, обнял за плечи, зашептал в ухо:

— Это пройдет. Я понимаю, как тебе больно, но это все пройдет. Ты же справляешься, я вижу.

— Что ты видишь? — подняла на меня мокрое от слез лицо.

Какая же она предсказуемая. Я улыбнулся и вытер ее щеки большими пальцами.

— Я все вижу.

— Ничего ты не видишь. — Она смотрела перед собой. Лицо спокойное. По щекам текут слезы, капают на голые ноги. — Я ничего не чувствую. Я как будто пустая внутри. Никаких эмоций. Я пробовала за эту пару месяцев завести какие-то романы. Знаешь… ну… Ну просто чтобы развеяться, поиграть, попереживать слегка, почувствовать себя увереннее что ли. Чтобы просто было. Я холодная. Веришь, я после секса к себе такое отвращение чувствую, как будто в дерьме извалялась. И вроде бы глупо как-то, я одинокая, для мужиков привлекательная, никому ничем не обязана, а не могу. Я стала злой, Том. Холодная и злая. Я хочу рушить…

— Это от недотраха, — автоматом выдал я, чтобы хоть как-то скрыть собственное охуение от полученной информации.

Сегодня явно не мой день. Наверное, ей надо было сказать что-то другое, может, поддержать как-то, но у меня уже глаз дергался от всей этой чертовой кучи никому не нужных признаний и откровений.

— Ты же понимаешь, что это не выход? — как можно ровнее попытался произнести я. Голос был сиплым.

— А где выход? Покажи мне его.

Я пожал плечами. Опять захотелось курить. Дети все-таки подрались и теперь отчаянно вопили, требуя внимания. Мари даже головы не поворачивала в их сторону.

— Я очень устала, Том.

— Поспишь, а завтра все будет хорошо.

Она покачала головой.

— Нет. В моей жизни уже давно нет ничего хорошего.

— А дети?

— Дети… и ты… Мой единственный друг. — Она привалилась к моему плечу, и я был вынужден сесть нормально, чтобы мы не свалились.

— Знаешь, в пятницу усталость так накапливается, что кажется, вот-вот, еще чуть-чуть и ты протянешь ноги, а потом ничего, понимаешь, что можно еще чуть-чуть побегать. До следующей пятницы. Может, ты пойдешь спать, а я сам детей уложу? Пусть твоя пятница уже закончится.

— У меня бесконечная пятница. Уже много месяцев сплошная пятница. Два часа до конца рабочего дня.

— Жестоко... Тогда тем более иди спать. Завтра у тебя наступит суббота. Обещаю.

— Зачем ты такой хороший, а? — посмотрела на меня.

Губы, глаза — всё было так близко, так волнительно и желанно. Мысленно я развернул ее, уронил на пол и впился в губы поцелуем. Сжал пальцы на ее коже, зацеловал шею. Я чувствовал ее дыхание. Я ощущал ее запах. Ее сердце билось в мою грудь быстро и неровно. Я понимал, что, если она не уйдет немедленно, я не смогу остановиться. Не хочу быть одноразовым.

— Я хочу быть тебе нужным, — тихо-тихо прошептал я, осторожно сжимая руки. Я не смогу их разжать сейчас. Не смогу отпустить.

— Зачем? — вторила она таким же тихим голосом, не отрывая взгляда от моих глаз.

— Я тебе нужен?