— А если найду?

— Ты мне угрожаешь что ли? — глянул я в темноту через плечо.

Она психованно от меня отодвинулась и замолчала. Ну вот и славно. Отмазался. Женщиной от меня не пахнет. От меня может пахнуть только ее детьми. Я улыбнулся, вспомнив, как Дэнни обнял меня за шею и обслюнявил ухо. Билл, ты такой идиот…

Подарок для нее я купил заранее. Я запланировал этот день еще полгода назад, когда мы составляли график тура. И только из-за нее он начался ровно на двадцать четыре часа позже. Сегодня я хочу, чтобы она не просто улыбалась, сегодня я хочу, чтобы она была счастлива.

Ранним утром я заехал за букетом из лилово-фиолетовых орхидей и нежных бледно-желтых цветочков, похожих на кувшинки. Вышло даже красивее, чем мне вчера вечером показали. Букет получился строгий, компактный и необычный — всё, как я люблю. Коробочку с браслетом мне тоже запрятали в букет. Надо Мари намекнуть посмотреть подарок, а то выкинет браслет от Картье с бриллиантами почти за двадцать тысяч — это будет забавно.

— С днем рождения! — сообщил я с порога, выставив букет вперед и широко улыбаясь.

— Том, так мило, — хриплым со сна голосом произнесла она, утыкаясь лицом в цветы. Волосы взъерошены. Лицо мятое, футболка перекручена. Ужас! — Господи, мне миллион лет не дарили цветы.

— И не только? — многозначительно указал я взглядом на букет.

— Ммм… — игриво протянула она, рассматривая подарок.

Я помог ей вытащить красненькую коробочку.

— Твою мать! — ахнула она, широко распахнув глаза, тут же проснувшись. — Картье? Ты спятил? Тринити? Том! Какая прелесть! Боже!

— Да, называй меня так, — подмигнул я ей, улыбаясь.

Мари тут же напялила безделушку на руку.

— Как красиво!

— Платина — символ дружбы. Желтое золото — верность, а розовое — любовь, — проявил я чудеса знания темы, почерпнутые от продавщицы, которая настойчиво навязывала мне именно этот браслет. Она обещала, что девушка придет в восторг от подарка. Я ей не особо поверил, но решил довериться женскому вкусу. Не прогадал. — Вот желаю тебе, чтобы в твоей жизни всегда были лучшие друзья и верные и любимые мужчины. Ну и чтобы в подружках у тебя были все чаще бриллианты.

— Том, — простонала она почти с благоговейным трепетом, кончиком пальчика касаясь тонких граней колец браслета. — Сумасшедший! Это же целое состояние! Том! Господи, ну какая же красота!

— Я рад, что тебе понравилось, — честно признался я.

— Только… — Мари опустила глаза и как-то сконфуженно поджала губы. Если она сейчас отдаст мне браслет обратно, мамой клянусь — выкину в окно! — Только… У меня день рождения был месяц назад.

— Что? — вкрадчиво спросил я.

— Седьмого января. Я родилась в православное Рождество. Меня даже Сью поздравила, ну там мама твоя, коллеги… еще… Густав и Георг… звонили… да… как-то…

— А где я был седьмого января?

Она пожала плечами.

— Ты был недоступен. Мы даже у твоей мамы немного посидели… отметили… Торт… там… чай… мартини…

— Твою мать… — закрыл я глаза и прислонился спиной к двери. — Болван. Какой я болван.

— Но, знаешь, — Мари обвила мою шею руками и ласково посмотрела в глаза, — скажу честно, я хоть на тебя и обиделась тогда, потому что ждала твоего звонка, но тебе повезло — браслет такой необыкновенный, что в новом году можешь опят забыть про мой день рождения при условии, чтоооо… — протянула сладко, кольца слабо звякнули.

— Да, я уже понял. Колье мне одно там тоже очень понравилось, — страдальчески простонал я, обнимая ее за талию. Так бы и стоял, прижимая к себе ее тонкое тельце. — Собирайся. У нас сегодня еще культурная программа. Где близнецы?

— В моей спальне, — высвободилась она.

— Даю тебе час на сборы. Хочу, чтобы ты сегодня была самой красивой, раз уж у тебя такой браслет на руке. Беги, Мари. Одевайся.

Малыши спали, прижавшись друг к другу. Судя по расположению одеяла, до этого они прижимались к маме, которую злой дядя Том вытащил из постели. Я посмотрел на эту идиллию и решил детей не будить. Если мы выедем на час позже, то ничего страшного не случится. Пусть спят. День предстоял насыщенный.

Мы гуляли по ботаническому саду, наслаждаясь относительной тишиной и уединением: в феврале тут нечего было делать — ни цветов, ни травы, ничего такого, что привлекало горожан в теплое время года, поэтому по дорожкам бродили преимущественно залетные иностранцы. Дети бегали по газонам, лезли в вазоны и неработающие фонтаны. Сзади к их курточкам были привязаны шарики на длинных веревочках, поэтому найти сбежавшего ребенка не составляло никакого труда. Мы с Мари сидели на лавочке и грелись на солнышке, болтая о каких-то пустяках. К ее запястью тоже был привязан красный шарик — как я и обещал. От ссоры не осталось и следа, как будто вчерашнего дня никогда не было в нашей жизни. Она то и дело поднимала руку с браслетом, смотрела, как камни играют солнечными лучами и счастливо улыбалась. Никогда не думал, что ей нравится ювелирка. Мари никогда ничего подобного не носила… А может ей просто никто ничего не дарил? Вряд ли. Билл всегда ее баловал.

— Разве Билл не дарил тебе украшений? — не выдержал я.

— Почему не дарил? Дарил, очень много дарил.

— А почему ты их не носишь?

— Потому что их носит Тина.

Упс… Я прикрыл рот рукой. Нехорошо как-то получилось.

— Может походим, а то ветер холодный, — поежилась она.

Я с готовностью поднялся и протянул ей руку. Мари вложила свою холодную ладонь в мою и встала. Я накрыл ее второй рукой и поднес к губам. Она смотрела на меня игриво и кокетливо.

— Каулитц, зачем ты меня дразнишь сегодня весь день? Я же черте что подумаю.

— Что? — не менее игриво произнес я.

— Тебе лучше этого не знать, — смущенно отвернулась.

— А если я хочу это знать?

Мари глянула в сторону детей, выхватила руку и со смехом бросила мне, бегом направляясь к ребенку:

— А ну, кто поймает самого лучшего мальчика!

Самый лучший мальчик от восторга взвизгнул и бросился к маме в объятия. Она подхватила его и закружила, крича:

— Мой самый лучший мальчик!

Пришлось мне ловить Алекса, пока он не устроил нам всем скандал. Алекс бегал вокруг вазы, от счастья визжа так, что уши закладывало. Я делал вид, что никак не могу его поймать, неожиданно выскакивал с другой стороны. Алекс тут же неуклюже разворачивался на сто восемьдесят и несся в обратную сторону. В какой-то момент, когда я понял, что ноги у нас уже заплетаются, я подхватил его на руки и высоко подкинул. В глазах ребенка на мгновение возник страх, он замолк, а когда снова оказался в моих руках, то со всей серьезностью посмотрел в мои глаза. И взгляд его был полон осуждения.

— По-моему ему не понравилось летать! — со смехом выдала Мари, цепляясь за мою руку. Дэнни потянулся ко мне.

— Нет, братцы, вы меня своими башмаками всего перемажете и нас никуда потом не пустят, — смеялся я, поудобнее усаживая Алекса себе на шею. Ну и к черту эту куртку, буду грязный ходить, хорошо, что в машине есть чистое пальто.

— Господа, разрешите вас сфотографировать? — раздалось за спиной.

Мы резко обернулись. Перед нами стоял дедок с камерой.

— Сегодня такой день, что совсем нет народа. А вы такая красивая пара. Я не могу пройти мимо.

— Эм… — явно собралась отшить мужчину Мари, но я остановил ее:

— Сколько стоят ваши услуги?

— У нас одна цена — три евро за фотографию, — обрадовался он. — Мы вам все распечатаем, через полчаса сможете забрать все фотографии на выходе. Очень удобно.

— Окей. Три евро за фотографию, но я хочу еще вашу флешку, на которую вы будете фотографировать. Сколько вы за нее хотите?

— Дорогой, не надо.

— Флешку?

— Да, я куплю вашу флешку и печатать фотографии вы будете при мне.

— Но зачем вам флешка?

— Не важно, — рассмеялся я. — Согласны? — Я повернулся к Мари: — У нас же нет нормальных фотографий детей. Пусть будут.

— Пусть будут, — нервно дернула она плечом. Потянулась к моему уху: — Том, а если это фотограф из газеты? Если завтра все газеты будут пестреть нашими фотографиями?