— Меня пустят к ней?

— Это зависит от решения лечащего врача. Но вообще мы практикуем семейные роды. Так женщины чувствуют себя более комфортно.

Том спокойным шагом отправился в указанном направлении. Но, едва перестав чувствовать взгляд служащей, кинулся бежать к заветным лифтам, которые должны были отвезти его на четвертый этаж в родильное отделение.

Казалось, лифт никогда не доедет до этого дурацкого четвертого этажа! Его бесило всё — медсестра, от которой несло дешевыми духами, мужик, который держался за ручки кресла-каталки, в котором сидела его беременная жена, какой-то гундосый толстый мальчик, жалующийся старой тетке на неудобные туфли, которые его заставили надеть вместо кроссовок. Когда тетка открыла рот и что-то начала выговаривать скрипучим голосом ребенку, Том чуть не взорвался от ненависти. Ему было некомфортно, на него давили стены лифта, он ненавидел людей, от которых за восемь месяцев умудрился отвыкнуть. Когда двери наконец-то открылись, он ломанулся к выходу, грубо расталкивая впереди стоящих людей. Оказавшись «на воле», Том снова попытался взять себя в руки, осмотрелся — холл был оформлен в очень спокойных бежевых тонах, какие-то растения в кадках, кресла, диванчики, фотографии счастливых родителей и малышей, прекрасный вид на Гудзон из больших окон и красивый рояль в углу в окружении кресел. Приемное отделение! Он сорвался с места и уже через секунду очаровательно лыбился очередной тетке за стойкой.

— Моя жена Мария Ефимова у вас. Я могу к ней пройти? Я ее муж. Только что прилетел из Европы, — Том снова ненавязчиво потряс билетом и паспортом перед девушкой. Голова как заговоренная все время поворачивалась в сторону длинного коридора, по которому мужик вез свою беременную жену за вонючей медсестрой. Там Мари. Обрадуется ли она его появлению? Не выгонит ли?

— Я сейчас проверю, — заученно улыбнулась девушка и что-то начала искать по картотеке в компьютере.

Том, сам того не осознавая, потихоньку начал пятиться в сторону коридора. Мари. Он нужен ей. Он хочет держать ее за руку, а потом первым прикоснуться к их дочери. Или сыну… Это не важно. Он хочет первым взять на руки их ребенка. Своего ребенка.

— Миссис Ефимова в восьмом боксе. У нее нет запрета на посещение.

— Благодарю вас, — обрадовался Том.

— По коридору четвертая дверь слева.

Он не сдержался, бросился бежать к заветной двери в заветный бокс.

— Стойте! Стойте! — неслось вслед. — Мужчина, подождите!

Второй.

Четвертый.

Шестой.

Восьмой.

Сердце колотилось, как бешенное. Руки снова задрожали. Ноги стали тяжелыми.

— Подождите! — догнала его девушка. — Если вы хотите присутствовать на родах своей супруги, то должны переодеться. Таковы правила.

— Мне не во что переодеваться, — упавшим голосом признался он.

— Пойдемте, я сейчас вам все выдам. Простите, но все должно быть стерильно. Во время родов женщина очень уязвима, любая инфекция может погубить ее или ребенка.

Она пригласила его в комнатку рядом со вторым боксом.

— Вот, возьмите, — она собирала с полок одноразовую одежду: комплект из брюк, куртки и бахил. — Тщательно вымойте руки, иначе доктора не дадут вам ребенка.

— Это на одежду или вместо? — растерялся Том.

Девушка засмеялась:

— Вы можете снять верхнюю одежду и оставить здесь, я отнесу потом в ваш бокс. Джинсы и футболку можете оставить и на них надеть этот костюм.

Она помогла ему облачиться, застегнула липучки внизу у брюк и на манжетах куртки. Том вымыл руки и теперь стоял, как хирург, держа их перед собой.

— Восьмой бокс, — улыбалась девушка. — Удачи вам.

Дубль два.

Том, боясь потерять или порвать тонкие штаны, быстро семенил к заветному восьмому боксу. Сердце снова принялось стучать в груди так, как будто он решил прыгнуть с небоскреба. На лбу выступили капельки пота. Он остановился, набрал полную грудь воздуха и дотронулся до ручки… Из-за двери раздался какой-то нечеловеческий вопль. Том от неожиданности просел, а потом его словно выстрелили в пространство — он ворвался в палату, намереваясь защищать свою женщину до последнего.

— Дыши, дыши, дыши, — услышал он четкое, и…какой-то громкий звук — торопливое тук-тук-тук-тук-тук. — Дыши.

Вокруг Мари стояло человек восемь. Он даже не сразу увидел ее за этой стеной из врачей и оборудования.

Медработник, скромно стоящий у изголовья, повернулся к нему и глянул вопросительно. Впрочем, даже если бы он сейчас кинулся на Тома с автоматом, Том бы оттолкнул его и продолжил движение вперед. Он, как зачарованный, вцепился взглядом в изможденное лицо любимой. Он видел только ее глаза, наполненные слезами, волосы, прилипшие к мокрой шее, каплю, стекающую по виску. Она зажмурилась, как-то собралась вся. Плечи, голова… Протянутая к нему рука… Он схватил ее ладонь. Она судорожно сжала пальцы, обнимая его за руку. Снова сдавленный крик-мычание, прошивший его насквозь как разряд молнии. Кисти стало нестерпимо больно.

— Молодец, молодец, молодец! Еще немного! Ну! Хорошо! Ай, молодец! Ах, какая молодец!

Окружающие расслабились, заулыбались и даже захлопали. Том вдруг понял, что его только что укусили за руку. Мысль мелькнула и пропала, потому что в следующее мгновение громкий требовательный крик известил всех о том, что человек родился!

— Папа, разрежьте пуповину, — протянули ему ножницы и маленький, страшненький, черненький комок не понятно чего в сиреневом полотенце.

Он помедлил, чувствуя, как дурнота поднимается к горлу, а от лица отливает кровь. Ножницы вложили в руку. Он, сам себя не помня, свел пальцы, ощущая, как рассекается плоть. Комок в руках врача кричал во всю мощь своих маленьких легких. Врач осторожно протянул ему ребенка.

— Кто там? — беспокойно спросила Мари.

— Ребенок, — пробормотал Том, боясь пошевелиться из-за свалившейся на него ответственности.

Врачи улыбались и смеялись над ошарашенным мужчиной.

— Кто? — попыталась приподняться Мари.

Молодая женщина, стоявшая рядом, откинула край полотенца.

— Кто?

Том чуть не расплакался. Глаза наполнились слезами, губы задрожали. Он нежно прижал к себе маленького человечка, касаясь губами лобика:

— Моя принцесса, — прошептал нежно.

Женщина осторожно забрала у него ребенка и положила на мать, сунув грудь девочке в рот. Та причмокнула и замолчала, присосавшись к груди.

— Миссис Ефимова, к сожалению, роды прошли не так гладко, как нам бы всем хотелось. Необходимо наложить несколько швов. Если вы не возражаете, мисс Диксон пока обработает ребенка, а мы проведем эту несложную процедуру.

Мари кивнула. Женщина, видимо та самая мисс Диксон, забрала малышку. Том заметался, не зная, куда бежать — то ли за женщиной, которая уносила его дочь, то ли остаться с обессиленной Мари. Решил остаться с Мари, потому что ребенка всего лишь перенесли на соседний стол. Снова взял ее за руку. Мари поморщилась от боли и отвернулась.

— Мы сейчас введем местный наркоз, чтобы вам было более комфортно перенести процедуру. Он не помешает лактации и не повредит ребенку.

Мари снова кивнула. Том прижал ее ладонь к губам. Она улыбалась, глядя на него из-под прикрытых ресниц.

— Я убью тебя, — произнес так нежно, как только умел.

Она блаженно зажмурилась, продолжая счастливо улыбаться.

Том наклонился и коснулся сухих губ.

— Я догнал, — шепнул.

Мари ласково потерлась о его щеку кончиком носа.

— Я ждала.

Он снова слегка коснулся губ, не решаясь на что-то большее.

— Я посмотрю на нашу принцессу, ладно?

Она устало кивнула.

Огибая кресло-кровать, на котором лежала Мари, он краем глаза заметил и окровавленные ноги, и разорванную промежность, над которой колдовал врач. Тому снова стало плохо. Он отшатнулся, с трудом проглатывая колючий комок. Медсестра снимала с Мари датчики — руки исколоты, в кровоподтеках. Мари бледная. Неживая.

— Как назовете такую чудесную малышку? — спросила мисс Диксон, когда он подошел.

— Мы пока не решили. Как она? Все хорошо?