Шелест бумаг вернул Марка к реальности. Он отвернулся от окна и посмотрел на Рона, который сидел спиной по ходу движения и торопливо строчил что-то в своем блокноте. Блокнот скрипел под его пером. Рон толково использовал трехдневное пребывание в Каире. Он побывал в Египетском музее и завел знакомство с его директором, который разрешил ему осмотреть залы с мумиями, закрытые для простых посетителей. Он истратил две пленки, снимая фараонов и их величественных супруг. Третью пленку он использовал для того, чтобы со всех сторон заснять так горячо обсуждаемую профессионалами статую Эхнатона.
Рон Фэрмер занимался анатомией древних египтян. Различные статуи и рельефы Эхнатона легли в основу его новой теории, согласно которой фараон не имел половых органов. Кроме того, Рон сделал в музее снимки некоторых рельефных надписей, относительно которых ученые расходились во мнениях. Эти надписи подкрепили его теорию, по которой шесть знаменитых дочерей Эхнатона в действительности были вовсе не дочерьми, а его сестрами.
Рон был целиком поглощен в этот момент своими мыслями и записями и не замечал, что поезд ехал уже по среднему Египту и приближался к конечной цели их путешествия.
Марк посмотрел на других пассажиров купе. Сенфорд Холстид сидел с запрокинутой головой и закрытыми глазами, почти неподвижно и, казалось, даже не дышал. Он выглядел таким спокойным и безмятежным, что походил на мертвеца. Рядом с ним сидела его красавица жена Алексис. Она листала журнал мод, при этом нефритовый браслет на ее гонком запястье позвякивал при каждом ее движении.
Марк был просто потрясен, когда он впервые три дня назад увидел Алексис Холстид в международном аэропорту Лос-Анджелеса. Он сидел в зале ожидания первого класса и гадал, кем же могла приходиться Холстиду потрясающая молодая дама, вошедшая вместе с ним. Алексис Холстид выглядела лет на тридцать моложе своего мужа, она была высокая, стройная, загорелая и очень спортивная. Ее рыжие непослушные волосы удивительным образом контрастировали с холодным взглядом темно-зеленых глаз. Холстид лишь коротко представил ее, после чего они снова отделились от египтологов. Алексис Холстид не удостоила Марка при этом даже улыбки, она лишь небрежно кивнула ему, а Рона, казалось, и вовсе не заметила.
Марк долго смотрел ей вслед, когда она проскользнула мимо него и заняла место на противоположном конце зала ожидания. Уже при этой мимолетной встрече она показалась ему удивительно знакомой. И сейчас, когда он смотрел на ее изящный профиль, напоминающий вырезанный из коричневого мрамора бюст, его снова не покидало чувство, что он ее где-то видел.
Он отвернулся от Алексис и посмотрел через проход на Хасима ель-Шейхли, молодого служащего из Управления по охране памятников древности, который был назначен наблюдать за экспедицией.
Они познакомились два дня назад в Каире, когда Марк пришел в министерство, чтобы выяснить, нельзя ли найти в архиве какие-нибудь сведения об экспедиции Невиля Рамсгейта. Документов, касающихся неудачной экспедиции Рамсгейта, там было, однако, совсем мало, и те немногие новые факты, которые обнаружил Марк, содержали лишь новые загадки. И все же он выяснил две удивительные вещи.
Прежде всего его поразило правительственное распоряжение, подписанное пашой в 1881 году. Согласно этому документу все члены экспедиции Рамсгейта умерли от оспы. Поэтому на местность налагался карантин, а лагерь предписывалось сжечь. С одной стороны, это проливало свет на загадочную судьбу группы Рамсгейта, с другой же стороны, Марку не давали покоя несостыковки по времени. На распоряжении паши стояла дата — 5 августа 1881 года, тогда как последняя запись в дневнике была сделана 1 августа. Как могли все члены экспедиции, у которых 1 августа еще не было никаких признаков болезни (ведь Рамсгейт не упоминает об этом ни единого слова), так быстро заразиться оспой и умереть в течение четырех дней, причем все сразу?
Второй вопрос возник после того, как Марк внимательно изучил семь свидетельств о смерти, которые были написаны по-арабски и подписаны известным доктором Фауадом. Невиль Рамсгейт, его жена Аманда, работник Мухаммед и трое других мужчин значились умершими от оспы. В свидетельстве же сэра Роберта причиной смерти была названа холера. Смущал также и тот факт, что в этих печальных актах ничего не сообщалось о том, что сталось с телами.
Марк перевел взгляд с симпатичного молодого служащего на последнего члена экспедиции, и ему невольно вспомнился разговор с местным помощником, состоявшийся три дня назад, когда они прибыли в Каир.
Абдула Рагеб ожидал четырех американцев в аэропорту за таможенным контролем. Как обычно, друг Mаpка, высокий, худощавый, неопределенного возраста египтянин с аристократической осанкой, предстал перед ними в безупречно белой галабие, которая подчеркивала необычную худобу его тела и темный цвет кожи. Абдула Рагеб обнял Марка сердечно, но вместе с тем сдержанно, как это было принято в этой стране, а потом поприветствовал его на ломаном английском. Он принимал гостей так, как будто он был королем своей страны, при каждом приветствии он лишь слегка наклонял голову, не вынимая рук из широких рукавов своего платья. Он называл Марка «эфенди», турецким титулом давно минувших дней, из чего Марк сделал вывод, что Абдула был намного старше, чем это могло показаться.
В «мерседесе», по пути в «Нил-Хилтон» они обсудили последние детали.
— Абдула, ты все подготовил к нашему путешествию вверх по Нилу?
— Все в порядке, эфенди, через три дня мы можем отправляться в путь, иншаллах.
— Груз не повредился при перевозке?
— Нет, эфенди. Ящики прибыли целыми. Я оставил их в камере хранения на вокзале Рамсес. Завтра я со всем снаряжением отправлюсь вверх по Нилу и разобью лагерь, так что к вашему приезду все будет готово. Я также забронировал для вас и ваших спутников отдельное купе в поезде, чтобы вам никто не мешал во время путешествия.
— Отлично. Огромное спасибо.
Оставив позади лежащий в пустыне аэропорт, они ехали через пригороды Каира, мимо трущоб и заброшенных жилых кварталов, и все это время Марк чувствовал, как в нем нарастает необычайное волнение. Какая-то верблюжья повозка застряла на перекрестке, образовалась пробка, машины неистово загудели на все лады. Марку вдруг стало необыкновенно хорошо от того, что он снова оказался в Египте.
— Теперь расскажи мне, что происходит в Тель Эль-Амарне. У нас могут возникнуть трудности?
Лицо Абдулы помрачнело.
— Нет ничего, с чем нельзя было бы справиться, эфенди. Я встретился с умдой каждой деревни и договорился о цене. Десять пиастров в день за каждого человека, при этом рабочие будут меняться группами, чтобы не запускать работу на полях.
— И все-таки какие-то проблемы?..
— Никаких, эфенди. Уже тогда, когда вы были здесь в последний раз, в деревнях было неспокойно. Многие молодые мужчины оставили свои дворы и отправились искать работу на нефтедобыче или фосфатных рудниках Красного моря. В наше время нет ни одного человека, который хотел бы быть феллахом и обрабатывать землю.
Марк внимательно посмотрел на строгий профиль Абдулы. В его поведении было что-то настораживающее.
— Абдула, что-то не так?
— Нет, эфенди.
— Ну хорошо, что насчет жилья в Амарне?
— Мы расставим палатки. Вы, конечно, не хотите жить в деревенских домах.
— А как насчет воды?
— Я обо всем позаботился, эфенди. У нас будет бочка для воды с подключенной к ней насосом. Один из рабочих будет следить за тем, чтобы в ней всегда была вода. Когда мы приедем в Амарну, то сначала поговорим с умдой из Эль Тиль, так как он самый влиятельный. Потом зайдем и к другим.
— А как свет, сантехника, кухня?
— Все в порядке, эфенди, как и раньше.
Марк покосился на египтянина.
— Ты уверен, что наше присутствие не вызовет недовольства?
— Напротив, они рады вашему приезду, так как это внесет разнообразие в их жизнь и сулит хороший заработок. Мы ведь уже много лет работаем в руинах Амарны.
Марк удивленно поднял брови:
— Мы? Это значит, что ты уже работал в Амарне?
Абдула старался не смотреть Марку в глаза.
— Много лет назад, эфенди. Я был сторожем в лагере у англичан, которые были здесь. Я присутствовал при раскопках Северного дворца.
— Ты никогда мне не рассказывал! Ты, должно быть, был в то время еще совсем молодым. Оказывается, ты можешь пригодиться мне намного больше, чем я думал.