— Старая женщина, — обратился он к Самире по-арабски.
Она, казалось, не слышала. Ее руки проворно работали.
— Шейха, я хочу поговорить с тобой.
Она не обернулась.
— Ты говоришь на коптском, шейха. Возможно, на диалекте, которым я не владею. Я бы хотел изучить его.
Старуха не ответила.
— Ты, наверное, хочешь, чтобы я тебе заплатил. Не сомневайся, ты получишь свой чай.
Снова не последовало никакой реакции. Самира стояла к нему спиной и не оборачивалась. Марк постепенно начал злиться. Подумав с минуту, он проговорил:
— Нима тра ту энтек?
На этот раз Самира повернулась к нему. Ее глаза округлились от ужаса.
— Значит, ты все-таки слышишь меня, — констатировал он по-арабски.
Она поджала тонкие губы и наконец недоверчиво спросила:
— Где вы слышали эти слова, господин?
— Это коптский?
— Нет, это древний язык.
— Разве коптский — не древний язык?
— Нет, этот язык древнее, чем коптский, господин. Это язык кадим.
Марк поднял брови. «Кадим» — древние. Феллаха сверлила его своими маленькими глазками.
— Что значат эти слова?
Самира спрятала руки в широких рукавах своего наряда, подошла к нему поближе и недоверчиво оглядела его.
— Они означают: «Кто ты?»
— Кто ты… Ну конечно же, теперь я вспомнил…
Ее глаза сверкнули.
— Где вы слышали эти слова, господин?
— Я… во сне.
В ее глазах появилось беспокойство.
— Вы уже видели его. Началось! Началось!
— О чем это ты?
Ее морщинистая коричневая рука быстро выскользнула из рукава и с невероятной силой сдавила его запястье.
— Вы должны найти гробницу, господин, и вы должны сделать это быстро, прежде чем нас всех уничтожат!
Марк оттолкнул ее руку и нервно рассмеялся.
— Что ты болтаешь?
— Демоны, господин, они уничтожат вас и ваших друзей, всех по очереди. Каждому из вас предначертана своя, особая смерть. Но если вы найдете гробницу и если вы сделаете то, что должны сделать, тогда демоны исчезнут…
Ее голос превратился в хриплый шепот, и она все ближе наклонялась к Марку. Неприятный запах ее тела заставил его отшатнуться.
— Семеро должны уничтожить всех вас, так как это предначертано. Каждого из вас ждет ужасный конец. Если только вам не удастся найти гробницу и сделать то, что вы должны сделать, так как в ней лежит ваше единственное спасение! Но вы должны торопиться! — в ее голосе слышалась мольба, она быстро моргала. — В конце концов решение придется принимать вам, господин. Начнется война, война за жизнь и смерть. Добро и зло будут бороться за вас, и вы должны будете узнать добро и победить зло.
— Что за чушь ты несешь…
— На-кемпур!
— Что?
— Тот высокомерный господин, — сказала она презрительно, — он же спрашивал вас о значении этого слова.
— Ты знаешь, что оно значит?
— Это действительно древнее слово, господин. Оно принадлежит языку богов, которые когда-то населяли долину Нила. Оно древнее, чем письменный язык, древнее даже, чем само время.
— Что значит «на-кемпур»?
— Оно означает «истекать кровью», господин…
Марк оцепенел, как будто его поразило громом. Сердце неистово заколотилось.
— Он… он, конечно же, неправильно понял. Мистер Холстид услышал что-то, что похоже звучит…
Самира саркастически скривила губы. Ее взгляд снова стал твердым, и она презрительно посмотрела на него.
— Найдите гробницу, господин, пока еще не поздно!
Когда «лендроверы» замедлили ход и пыль постепенно улеглась, Марк увидел Абдулу Рагеба, бегущего к нему по песку. На протяжении всех лет его знакомства с аскетичным, постоянно сдержанным египтянином, Марк ни разу еще не видел, чтобы тот так быстро бегал.
— Эфенди, — выпалил Абдула — на его лице лежала странная тень, — у нас неприятности, вы должны задержать остальных.
Марк выскочил из машины и быстро взглянул через плечо бригадира на то место, где стояла стела. Несколько феллахов собрались вокруг раскопа.
— Где остальные рабочие?
— Я отослал их, эфенди. Я сказал им, что сегодня праздник по американскому календарю.
— Почему?
— Сейчас увидите. Пойдемте со мной, но остальных оставьте здесь.
Марк повернулся к Рону, который уже вылезал из второго «лендровера», и сказал, подойдя к нему поближе:
— Проследи за тем, чтобы все оставались в машинах. Абдула говорит, что у нас неприятности. Придумай какую-нибудь отговорку.
Марк зашагал по песку вслед за Абдулой, расстроенно глядя на заброшенные раскопки. Он как раз собирался высказать египтянину свое недовольство, но они уже пришли на место. Ему потребовалось одно лишь мгновение, чтобы понять, что произошло. Он пошатнулся, и ему пришлось опереться на бригадира.
Гафир, который должен был ночью охранять стелу, лежал в канаве, расчлененный на две половины. Он был разрублен посередине.
— Боже мой, Абдула…
— Я первый обнаружил его, эфенди. Поэтому я и отослал рабочих обратно в лагерь. Только те, которые находятся здесь, знают, в чем дело. Но на их молчание мы можем рассчитывать.
Марк едва ли обратил внимание на посеревшие, переполненные ужасом лица помощников Абдулы. Он не мог оторвать глаз от убитого.
— Почему, Абдула? — услышал он свой голос. — Почему это случилось?
— Не знаю, эфенди. Ничего не тронуто. Стела все там же, где мы оставили ее вчера вечером.
Марку наконец удалось поднять глаза. Он никогда еще не видел Абдулу таким потрясенным.
— Абдула, это какая-то чудовищная месть.
— Похоже на то, эфенди.
Услышав приближающиеся шаги, Марк обернулся, но было уже поздно. Позади него стояли Холстиды: Сенфорд судорожно схватился руками за живот, а Алексис в ужасе смотрела в канаву.
— Мне не удалось их удержать, Марк, — объяснил Рон извиняющимся тоном. — Им непременно хотелось посмотреть, что произошло… — Тут он и сам заметил тело и оцепенел.
Марк вдруг заметил темные тени на песке и, подняв глаза, увидел коршунов, круживших у них над головами.
— Абдула, ты со своими людьми поднимешь тело! Проклятье! Канава залита кровью!
— Я позабочусь об этом, эфенди.
— О Господи! — вырвалось у Марка. Отчаянная ярость поднималась в нем. — Я хочу, чтобы это немедленно прекратилось! Кто это сделал, Абдула?
— Мои люди говорят, что никто из наших рабочих не мог этого сделать. Ни один из них не покидал прошлой ночью рабочего поселка.
— Может быть, они выскользнули незаметно:
— Мои люди абсолютно уверены в своих словах. Им известны отношения между рабочими, и они утверждают, что нет никакой вражды.
— Но ведь она существует! О прошлом гафире ты сказал мне, что он обидел чужую жену.
— Правильно, эфенди, но я не говорил, что это дело рук одного из рабочих. Убитые были гафирами, а они не общаются с простыми рабочими.
— Значит, это кто-то из деревни?
— Может быть, эфенди.
Марк старался не смотреть больше в канаву, но ничего другого он просто не мог делать. Еще страшнее, чем беспорядочно разбросанные внутренности и лужи крови, было выражение лица покойника. Глаза вылезли из орбит, а раскрытый рот, казалось, все еще продолжал кричать. Его потухший взгляд выражал бесконечный ужас.
— Хорошо, сегодня мы не будем работать. Как можно скорее убери следы этой бойни. Я еду в Эль-Тиль.
Марк оставил Холстидов на попечение Жасмины, а Рона и Хасима взял с собой в качестве сопровождающих. В приступе ярости, какие с ним не часто случались, он вел «лендровер», не обращая внимания на каменные глыбы и ухабы. Прежде чем они выехали из лагеря, он увидел шейху, сидевшую в тени от палатки, и заметил, что она почти осуждающе смотрела на него своими черными как смола глазами. И теперь, когда он мчался среди руин древнего города, в его памяти, словно звуки похоронного марша, вертелись слова из дневника Рамсгейта: «Верный помощник Мухаммеда, да хранит Господь его душу, был найден разрубленным пополам…»
Когда они добрались до окраины деревни и машина не могла уже проехать дальше, все трое вышли из «лендровера» и зашагали друг за другом по узким переулкам. Большинство домов были пустыми, а маленькие дети, которые обычно играли в пыли, куда-то исчезли. Далеко впереди слышалось пение.