На втором листе был уже совершенно другой кадр – его мать сидела в кресле, в той самой гостиной, через которую он прошел несколько минут назад. Тот же камин красовался на заднем фоне, а под ее ногами был знакомый ковер. Легкая кофточка с летящими рукавами, длинная темная юбка, красивые завитые волосы – образ из прошлого, из далекого и уже овеянного романтизмом прошлого. Сейчас так уже никто не одевался, но Робби понял, что снимок делался зимой – на ручке кресла висел теплый платок, которым она обычно накрывала плечи в холодные вечера. Ее взгляд был другим, более мягким и расслабленным. Плечи были уже не такими напряженными. Кажется, в следующий момент она должна была улыбнуться. Робби приблизил альбом к самому лицу, вглядываясь в фотографию. Артур стоял предельно близко, но ему хватило ума не захватывать изображение сверху – пропорции тела Риты были естественными и знакомыми.
Третья страница открыла ему портрет Риты в черном платье. Она стояла все в той же гостиной, но теперь у окна. Свет электрической лампы падал на ее лицо, и легкие тени лежали под носом и подбородком. Глаза его матери стали другими – в них было смущение, и даже какая-то взволнованность. Очевидно, Артур сделал ей комплимент или сказал что-то в этом роде. Этот портрет раскрывал еще больше – он позволял разглядеть, как красивы были ее губы, как плавно ложилась линия бровей, а ее полуоткрытые плечи, казалось, все еще дышали теплом и жизнью. Удивительно, как Артуру удалось сделать такой снимок.
Четвертый лист знакомил его с иным сюжетом – Рита сидела в плетеном кресле, а на ней было какое-то светлое платье до колен. Она очень сильно похудела, но выглядела скорее гармонично, чем болезненно. Свет падал с правой стороны, подчеркивая ключицы, красивые локти и линию подбородка. Судя по всему, фото было сделано в салоне – ему не удалось узнать задний фон. Она была такой свободной, такой радостной и настоящей, что Робби почувствовал, как замирает сердце. Взгляд больших карих глаз словно преодолевал толщу прошедших лет и проникал в его душу. Приоткрытые губы, полуулыбка, расправленные плечи. Кажется, что идеальнее ничего и придумать было нельзя. Изображение также было другим – наверное, Артур пользовался чужой камерой. Этот портрет уже можно было назвать профессиональным, но в то же время в нем чувствовалось нечто более глубокое. Восхищение самого Артура наполняло снимок, и Роберт видел свою маму такой, какой ее воспринимал сам фотограф.
Больше половины альбома осталось позади, открылся пятый лист. Робби задержал дыхание. Его мать спала, ее волосы лежали на подушке темными волнами, а плечи и верхняя часть груди были открыты. Утренний свет наполнял белую простыню и подушки сиянием, из-за чего спящая женщина казалась нереальным созданием. Нет никаких сомнений в том, что к тому времени Артур уже сумел добиться ее благосклонности – иначе он никогда не решился бы войти в спальню Риты. Какой странный снимок – обыденный и фантастический, целомудренный и откровенный, близкий и бесконечно далекий. Так вот какой могла быть эта женщина… вот, каким мог быть тот мужчина, стоявший по другую сторону камеры.
Предпоследняя страница открыла ему еще одну сторону их жизни. Рита сидела за столом, ее голова была опущена, и в свете своего странного электрического прибора (Робби помнил эту уродливую лампу) изумительный профиль выделялся особенно ясно. Ее волосы были распущенны по плечам, в правой руке она держала карандаш, а левой опиралась о стол. На ней была грубая белая рубашка. Усталый, но в то же время счастливый взгляд был обращен к листу бумаги, но разобрать рисунок не представлялось возможным. Артур научился захватывать момент, сохраняя при этом душу своей любимой женщины на бумаге. Он подошел почти вплотную, – на фото был крупный план – но она не обратила внимания. Скорее всего, они были уже мужем и женой.
Робби отвел взгляд от альбома, делая передышку перед последним портретом. Принц, который становился королем, не был запечатлен ни на одной из фотографий, но его взросление и совершенствование было заметно на каждом снимке.
Вот и последняя страница. Рита сидела на столе в незнакомой комнате. На стене за ней находился занавес, но ее взгляд был направлен в окно. Из-под складок платья выглядывали ступни ее ног. Воротник был расслаблен и распущен. Красивая. Необъяснимая. Совершенная. Царственная. Счастливая.
Сколько эмоций и чувств смог сохранить Артур? Как сильно нужно было любить женщину, чтобы суметь запечатлеть ее такой величественной и простой одновременно? Робби не сомневался, что Артур чувствовал все то же, что и Рита, образ которой навеки был сохранен старой камерой.
История из фотографий подошла к концу. Король и королева слились в единое целое. Одни чувства, одни мечты и одни планы на двоих. Она менялась и шла к своему счастью, и ее путь прошел перед объективом. Он менялся и шел к своему счастью, оставаясь за камерой, в невидимой части. Они оба продолжали жить в этом альбоме.
Понять и оценить это мог только Робби, который вновь почувствовал себя шестнадцатилетним мальчиком. Конечно, было множество и других фотографий Риты – Артур продолжал охотиться за ее лицом до последнего. И все же, эта серия портретов была особенной. Ни один из этих снимков не был сделан в том большом доме, где выросли Морис и Фелиция. Этот альбом должен был перейти к Робби, чтобы остаться у него навсегда.