Тери Браун - Семейная тайна

Она предприняла еще одну попытку:

— Завтра Рождество, но я могу позвонить в гостиницу…

— В этом нет необходимости. У меня есть родственники в городе.

Леди Саммерсет наклонила голову, и Пруденс, не оглянувшись, вышла из комнаты.

— Пруденс! — позвала ее Виктория. — Подожди!

Графиня остановила ее, схватив за руку:

— Дай ей время. Подумай, какое потрясение она только что пережила.

— Но я нужна ей!

Леди Саммерсет вздохнула. Молодежь всегда тешит себя надеждами, что сможет все изменить. Отъезд Пруденс станет тяжелым ударом, но Виктория оправится. Преимущество юности в том, что можно принять неприемлемое. Она бережно обняла племянницу. Как давно она не прижимала к себе собственную дочь? Наверное, с тех пор, как та закончила школу.

— Сейчас Пруденс надо побыть одной. Дай ей пару дней, а потом приходи. От тебя будет больше пользы, когда вы обе успокоитесь. К тому времени она обязательно изменит свое мнение.

Однако леди Саммерсет знала, что этого не случится, но предоставила Виктории горевать в ее объятиях. Одновременно она прикидывала, сумеет ли Гортензия отстирать кружева от слез.

Мерный перестук колес убаюкал бы Пруденс, будь она в состоянии спать, но девушка не спала уже пять ночей и вряд ли сможет заснуть теперь. По крайней мере, она была не одна.

Оглядываясь назад, Пруденс радовалась, что пригласила на свадьбу Викторию. Если и была во всей истории невинная душа, то это Вик — она всего лишь хотела, чтобы Пруденс переехала из мансарды в ее покои. Виктория унаследовала милый идеализм отца, но не его мудрость. Она вообразила, что стоит лишь доказать принадлежность Пруденс к роду Бакстонов, и дядя с тетей раскаются и примут ее в семью. И еще удивлялась, когда другие девушки называли ее фантазеркой.

Конечно, присутствие на свадьбе Виктории подчеркивало отсутствие Ровены. Но Пруденс не хотелось вспоминать о ней. Может быть, и вовсе никогда, но не сейчас точно.

Пруденс мечтала забыть, что она наполовину Бакстон и в ее жилах кровь людей, которые видят окружающих только как средство для достижения цели. Кому еще придет в голову заплатить слугам, чтобы замять смерть собственного ребенка или погубить молодую женщину?

Прекрасные черты Ровены, не спросясь, всплыли в памяти, и сердце Пруденс болезненно сжалось, как бывало всегда, когда она вспоминала юную особу, которую считала сестрой. Пруденс хотелось забыть об их родственных узах и не думать о той, что предала близкого человека, посчитав трудным или неудобным рассказать правду.

Она подумала о матери, и боль усилилась. Однако особенно тяготила ее память о родстве с человеком, который не терпел отказов, когда дело касалось молодых женщин.

За последнюю неделю, проведенную в гостинице, у Пруденс нашлось достаточно времени, чтобы разузнать о своей семье. Кузен помог ей раздобыть и другие сведения о старом графе, которого так ненавидели, что к концу жизни он боялся показаться в городе. Неудивительно, что нынешний граф Конрад угробил столько денег на постройку больничного крыла и улучшение жизни арендаторов.

Он платил за грехи отца.

Пруденс беспокойно заерзала, устраиваясь поудобнее. Мужчина рядом пошевелился, и она замерла, не желая его разбудить. Бог свидетель, он тоже не выспался за эту неделю. Пруденс с нежностью улыбнулась. Хороший человек. И она научится его любить, даже если сейчас не уверена в своих чувствах.

Он оказался рядом, стоило ему услышать о раздоре между сестрами, и отказался уйти. Его не заботили скандал, сословные различия и мнение семьи. Он думал только о ней.

Девушка перевела взгляд на букет, который так и хранила. Да, она правильно сделала, что пригласила Вик. Та каким-то образом догадалась, что Пруденс не вспомнит о цветах и прочих мелочах, до которых нет дела, если свадьба планируется за пять дней, а потому нарвала в оранжерее любимых цветов и сделала букет.

— Я знаю, в нем многовато Gardenia jasminoides, но выбор в оранжерее небольшой, — сказала она, кривя губы.

Это был единственный случай за день, когда Пруденс чуть не сломалась. Но в конце концов ей удалось взять себя в руки и выстоять короткую церемонию, где присутствовали только Виктория, Сюзи и Уэсли с родителями. Посаженной матерью стала Стряпуха, а со стороны жениха пришли его отец, брат и золовка.

Эндрю снова пошевелился. Пруденс нерешительно протянула руку и потрепала его по плечу. Он открыл глаза, улыбнулся и снова заснул. В тот вечер, когда он пришел к Пруденс, она рассказала почти все, включая правду об отце, и умолчала лишь о предложенном лордом Себастьяном месте, поскольку все равно больше не рассматривала его. У Пруденс вспыхнули щеки при воспоминании о собственной трусости. Она даже не нашла в себе сил поговорить с Себастьяном лично и отправила записку, в которой благодарила его за участие, но не упоминала Эндрю.

Быть может, она и не ведала, к какому кругу принадлежит, но точно знала, с кем не имела ничего общего: с Бакстонами, Биллингсли, Киттреджами и прочими семействами из высшего света. Нет. Такая жизнь не для нее. Она не желала иметь с ними никаких дел. Ни с кем.

Она поедет в Девон. Тяжелым трудом и самопожертвованием наладит счастливую жизнь с ветеринаром-фермером. Но вдруг она затоскует о семье и доме, где выросла?

Пруденс сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Что ж, тогда придется обзавестись собственной семьей. Своим домом. Только и всего.

Любой автор исторических романов сталкивается с вопросом: насколько он вправе поступиться фактами ради сюжета и сюжетом ради фактов. В данном случае мне помогал изумительный историк и исследователь Эвангелина Холланд (www.edwardianpromenade.com). Она неизменно поправляла меня, когда я чересчур увлекалась, и мне приходилось выбирать между сюжетом и достоверностью. В большинстве случаев побеждали факты. Мне очень хотелось сохранить дух прекрасной эпохи, но повествование порой выходило на первый план. Например, описанная в первой и второй главах траурная церемония больше похожа на современные американские похороны. (О традициях Викторианской и Эдвардианской эпох можно прочитать на сайте Эвангелины.)

Помимо указанного сайта, я пользовалась и другими историческими источниками, как первичными, так и вторичными. Заранее приношу извинения за все возможные исторические неточности, в которых виновата я и больше никто.

Juliet Nicolson. The Perfect Summer: England 1911, Just Before the Storm.

Manners and Rules of Good Society: An Etiquette Classic.

Victorian and Edwardian Fashions from «La Mode Illustree».

Nicholas Cooper. The Opulent Eye.

Margaret Powell. Below Stairs.

Jessica Fellowes. The World of Downton Abbey. Alison Gernsheim. Victorian and Edwardian Fashion: A Photographic Survey.

E. M. Forster. A Room with a View.

E. M. Forster. Howards End.

Vita Sackville West. The Edwardians.

Kate Morton. The House at Riverton.

В первую очередь хочу выразить признательность блестящему литагенту Молли Глик. Она и глазом не моргнула, когда нежданно-негаданно получила письмо с предложением издать книгу об Эдвардианской эпохе. Молли умеет не только подстраиваться под любые обстоятельства; иной раз ее стараниями творится волшебство. Затем нужно отдать должное Лорен Маккенна, отличнейшему редактору. Лорен прекрасно знает, чего добивается и как заставить меня работать в полную силу. Я также благодарна Александре Льюис, не пожалевшей на меня времени, а наша обширная переписка помогла придать этой книге должный вид. Благодаря ее советам вещь стала намного лучше. Великолепная обложка — дело рук Лизы Литвак. Я искренне благодарна выпускающему редактору Джону Полу Джонсу и редактору Джейн Элиас за профессиональную подготовку книги к печати и прекрасное знание пунктуации.

Я благодарна Арту Браччиофорте, который прочел первые главы и убедил меня, что стоит писать дальше. Огромное спасибо Дайанн Кук, внештатному редактору, за помощь в отыскании ошибок и настойчивость, а также отличному писателю и знатоку эпохи Эвангелине Холланд.