Анна Альварес - Семейные узы. Смятение чувств

А начался он с того, что Эма искала в комнате Капиту лекарство для Бруну и случайно обнаружила там две чудовищные, с ее точки зрения, вещи: сигареты и презервативы.

— Ты что, куришь? — грозно спросила Эма, но Капиту сумела отвести от себя удар:

— Нет, это сигареты Симони.

— Ладно, я с ней сама поговорю. А как ты объяснишь это? — Эма с брезгливой гримасой указала на презервативы. — Только не вздумай все валить на Симони, я нашла их у тебя в сумке!

— А кто тебе разрешил в ней рыться? — вскипела Капи¬ту. — Да, я ношу с собой это, на всякий случай…

— Какой ужас! — схватилась за голову Эма. — Ты хочешь родить еще одного без мужа?!

— Нет, как видишь, не хочу, — усмехнулась Капиту. — Потому и соблюдаю меры предосторожности.

— Значит, ты опять взялась за старое? У тебя кто-то есть?

— Нет, мама, пока у меня никого нет.

— А зачем же тогда тебе эта гадость?

— Ну ты же смотришь телевизор! Там советуют всегда иметь их при себе.

— Нет, тут что-то не так, ты мне врешь. Господи, и за что мне такое наказание? — запричитала Эма, и унять ее было невозможно.

Потом к ней подключился Паскоал, Капиту пришлось оправдываться и перед ним. Ее терпение было на пределе, и она, уединившись в комнате с Симони, сказала:

— Дальше так жить нельзя. Либо я расскажу им все есть, либо возьму Бруну и молча съеду куда-нибудь. Но тогда придется искать няню и платить за две квартиры, потому что мне жалко отца, он один такие расходы не потянет.

— Оставь эти глупые мысли, — посоветовала ей Симони. — Что ты скажешь? «Мама, папа, ваша дочка торгует своим телом»?

— Да, когда-нибудь я именно так им и скажу!

— Ну ладно, не будем заглядывать вперед. Главное — сейчас не натворить глупостей, о которых потом пожалеешь. Успокойся, пойди к Элене, испеки там пирог. А я тут приму удар на себя — выслушаю лекцию о вреде курения и торжественно поклянусь больше никогда не прикасаться к сигаретам.

— Я иногда завидую тебе, — сказала, вздохнув, Капиту. — Ты умеешь легко смотреть на такие вещи, а я… Меня все это тяготит, мне хочется чистой любви!

— Мне тоже хочется, да где ж ее возьмешь! — засмеялась Симони. — В наше время это практически недостижимо.

— Нет, и в наше время встречаются порядочные мужчины, — возразила Капиту. — Фред, например…

— Ой, не смеши меня! — ухватилась за живот Симони, — Он же гол как сокол, что он может дать женщине?

— Но не все же измеряется деньгами, — вяло возразила Капиту. — Я на днях познакомилась с парнем — он не такой, как все.

— И в чем же его неповторимость?

— У него такие ясные, печальные глаза. Он много читает, работает на компьютере. Представляешь, Паулу — так его зовут — единственный из всех мужчин, кто сразу догадался о происхождении моего имени! Прямо так и спросил: «Вас назвали в честь героини романа «Дон Касмурро» Машаду д'Асиса?»

— И где же ты откопала такого эрудита? Неужто в библиотеке?

— Нет, на детской площадке, в парке. Я гуляла там с Бруну, а Паулу ходит туда каждый день, тренируется.

— Он спортсмен?

— Совсем наоборот! Паулу заново учится ходить. Семь лет назад он попал в автокатастрофу и с тех пор изнуряет себя физическими упражнениями, чтобы вернуться к нормальной жизни вполне здорового человека, — пояснила Капиту.

— Он-то, может, когда-нибудь и выздоровеет, но ты, по-моему, безнадежно больная. Ты сумасшедшая! — поставила ей диагноз Симони. — Тебе еще инвалида не хватало?

— Да у нас же не было ничего! Так, поговорили, он сфотографировал меня и Бруну… Я просто восхищаюсь такими сильными, мужественными людьми, как Паулу. А мне вот недостает сил покончить с той жизнью, которой я живу в последнее время, к ней очень быстро привыкаешь…

Педру продолжал избегать Синтию, уже не скрывая этого ни от кого. Коллеги над ним посмеивались, правда, не открыто, а за его спиной. Синтию же вполне устраивало такое поведение Педру, которого она тоже невзлюбила. «Чем реже с ним видишься, тем меньше получаешь отрицательных эмоций», — думала она.

К счастью для обоих, работала она только с личными лошадьми Алмы, к которым Педру и прежде не часто заглядывал — у него всегда хватало дел на конезаводе, а там ветеринаром был Алекс, давний друг Синтии. С ним Педру до недавнего времени ладил, но с тех пор как здесь стала работать Синтия, он возненавидел и Алекса, поскольку знал, что тот давно влюблен в нее.

— Обложили меня со всех сторон, — сказал он как-то Силвии. — Эта выскочка Синтия, ее ухажер Алекс, да и Алма, которая им обоим покровительствует. Я уже не чувствую себя управляющим! Хочется бросить все и уехать куда-нибудь в деревню. Ты бы поехала со мной?

— Я бы поехала, — ответила Силвия, — но ты и сам никуда не поедешь. Этот конезавод стал смыслом твоей жизни. Ты вложил в него столько сил!

— Да, поэтому мне и обидно! — подхватил Педру. — Стоило появиться какой-то вертихвостке, и все мои труды пошли насмарку: она ввела новый рацион для лошадей Алмы, а ее любовник сделал то же самое и для остальных…

Алекс не был любовником Синтии, хотя мечтал об этом еще со студенческих лет и не раз предлагал ей выйти за него замуж. Но Синтия всегда отвечала отказом, потому что влюблялась в кого угодно, только не в Алекса. А он все это терпел, поневоле смирившись со статусом друга. Когда умер ее отец, оставив Синтии маленький зоомагазин, Алекс помог ей наладить это дело так, чтобы оно приносило существенную прибыль. Отдал Синтии все свои сбережения, и вдвоем они взяли в аренду новое, гораздо большее помещение, где устроили не только зоомагазин, но и ветлечебницу, и парикмахерскую для кошек и собачек, и гостиницу — приют для всякой домашней живности, которую хозяева спокойно оставляли там на сутки или на целый месяц, если им приходилось куда-то уезжать.

Алекс при этом продолжал работать ветеринаром у Алмы, а Синтия скучала по лошадям, и вот теперь он помог ей устроиться сюда, на конезавод. Ее мечта осуществилась, но перспектива проводить еще больше времени с Алексом не очень-то радовала Синтию, поэтому она согласилась вести только небольшую группу лошадей. Главным же местом работы для нее по-прежнему оставался зоомагазин, хотя острой необходимости в этом уже не было, поскольку семейный бизнес не так давно возглавил Эладиу— опытный менеджер и просто хороший человек, за которого мать Синтии вышла замуж.

— Мне нравится работать с лошадьми, но я боюсь, что вообще не смогу там долго продержаться, — говорила Синтия матери и отчиму. — Этот управляющий Педру меня люто ненавидит, и от него можно ждать любой пакости.

— А ты не обращай на него внимания, — советовала дочери Оливия. — Главное, что Алма тебе симпатизирует.

— Да, это так, но Педру она ценит очень высоко и к его мнению всегда прислушивается, — вздыхала Синтия. — Не зря ведь он работает у нее управляющим чуть ли не двадцать лет. Нет, я точно знаю: стоит мне допустить малейшую оплошность, и Педру сделает все, чтобы убрать меня с конезавода.

— А ты будь осторожнее — не рискуй, не лезь на рожон, — внушала ей мать, и Синтия следовала этому совету.

Но избежать стычки с Педру ей все же не удалось.

Однажды ночью старая кобыла Принцесса, родившая за свою жизнь целый табун элитных жеребят, выбралась каким-то образом из стойла и направилась в луга, на простор. Но в нескольких метрах от конюшни она упала, издав пронзительный крик, и уже не смогла подняться на ноги. Дежуривший в ту ночь Северину позвонил сначала Педру, потом Алексу, но того не оказалось дома, и растерянный конюх набрал номер Синтии.

Педру примчался первым на помощь Принцессе, а Синтия приехала чуть позже. К тому времени пошел дождь, кобыла лежала на мокрой траве и билась в конвульсиях.

— Почему она здесь, под дождем? Было бы легче обследовать ее под крышей, — сказала Синтия.

— Ей захотелось на свежий воздух, — сердито ответил Педру. — А ты зря сюда приехала: это не твоя лошадь, за нее отвечает Алекс.

— Но позвали почему-то меня!

— Потому что твой дружок где-то шляется! Но я разыскал его по мобильному, он вот-вот подъедет.

— Я не могу ждать его. Мне нужно осмотреть лошадь, — решительно заявила Синтия. — Похоже, у нее отнялись задние ноги.

— Не беспокойся, я сделал ей укол. А ты поезжай обратно, без тебя тут обойдемся! — встал стеной Педру, не подпуская ее к лошади.