Анна Альварес - Семейные узы. Смятение чувств

Девушки на время притихли, а тут как раз подошли Мигел и Эду — с пятью билетами на завтра. Такой вариант устроил всех, и теперь им надо было готовиться к отъезду.

— Что ж, мы многое успели посмотреть благодаря тебе, Мигел, — подвела итог Элена. — Жаль только, Эду так и не приступил к занятиям по иглоукалыванию.

— Но я же говорил тебе, что навел все необходимые справки, — ответил он с напускной беспечностью. — Курс, который меня интересует, длится более трех месяцев. Поэтому мы с тобой приедем сюда позже, может, в начале следующего года.

— Ты думаешь, я так хорошо живу, что смогу позволить себе трехмесячный отпуск в Японии? — усмехнулась Элена, однако у Эду нашелся достойный ответ и на этот ее вопрос:

— Но мы же с тобой поженимся, и ты, как образцовая жена, должна будешь сопровождать меня повсюду.

На эту новость Сеса и Камила отреагировали одинаково: обе застыли с изумленно вытянувшимися лицами. А Мигел давно уже готовился к такому удару, поэтому сумел сохранить внешнее спокойствие.

— Поздравляю вас! Надеюсь, на свадьбу пригласите? — произнес он с улыбкой.

— Спасибо! Конечно, пригласим! — без промедления ответил Эду.

Элена же ничего не ответила. Она с умилением смотрела на Эду, подыгрывая ему и мысленно отвечая Сесе: «Ну что, получила по носу, дрянная девчонка?!» О Мигеле и тем более о Камиле она в тот момент вообще не думала и вдруг услышала голос дочери, который потряс ее, потому что в нем неожиданно прозвучали и боль, и горечь, и обида:

— Я и не предполагала, что у вас все так серьезно!..

Для Элены это было неприятное открытие, и она, сразу же забыв о Сесе, поспешила успокоить дочь:

— Эду шутит, Камила! А ты, выходит, тоже на это купилась?

— Я вовсе не шучу, мы обязательно поженимся, — не поддержал ее Эду.

— Ладно, перестань, пожалуйста, — умоляюще посмотрела на него Элена, и он, уступив ей лишь отчасти, повторил то же самое, но уже в более обтекаемой формулировке:

— Мы не поженимся только в том случае, если ты сама не захочешь.

— Ну что ж, я не хочу, — произнесла она задорно, пытаясь вновь свести все к шутке.

Камила, поверив ей, улыбнулась, а Сеса, до той поры пребывавшая в шоке, мгновенно от него оправилась и выпалила:

— Эду, предложи мне! Я тут же соглашусь!

— Сеса, уймись, это уже переходит все границы! — прикрикнул на нее Мигел и, боясь, как бы она не выкинула еще чего-нибудь в том же духе, за руку оттащил ее в сторону.

Сеса, однако, перехватила у него инициативу:

— Ты собираешься меня отчитывать, папа? Напрасно! Не трудись. И дураку ясно, что их роман обречен. Его не одобряет Алма, и, значит, ему не бывать никогда! Я в этом абсолютно уверена, и скоро ты сам убедишься в моей правоте.

Элена отправилась к отцу одна, с трудом уговорив Камилу и Фреда не сопровождать ее в этой поездке. Они не могли понять, почему она отказывается взять их с собой, а у Элены была на то веская причина. Она знала, что в разговоре с отцом неизбежно всплывет тайна рождения Камилы, и не могла допустить, чтобы дети стали свидетелями этого разговора.

Из дома она выехала на рассвете, когда Камила еще спала. Даже Эду не позвонила перед отъездом — все ее мысли были об отце, о предстоящей встрече с ним.

На фазенде Элену все ждали с волнением. Фред известил деда о ее приезде, но Алесиу все равно казалось, что какие-то непредвиденные обстоятельства могут помешать Элене и он с ней не встретится. Ингрид тоже волновалась, готовя комнату для Элены и заранее стараясь ей угодить. Но больше всего Ингрид беспокоилась за мужа: выдержит ли его сердце предстоящую встречу с дочерью, которой он не видел столько лет?

Повод для беспокойства был также и у Ирис. Она решила извлечь максимальную выгоду для себя из встречи с Эленой: втереться к ней в доверие, напроситься в гости и затем попросту поселиться у нее в Рио. План был продуман до мелочей, и все же Ирис опасалась, что может почему-либо не понравиться Элене.

Но вот все волнения остались позади, Элена приехала, Ингрид провела ее в комнату к отцу и оставила их наедине.

В первую секунду Элена не узнала Алесиу. Чужой немощный старик лежал на кровати и отрешенно смотрел перед собой. А где же отец? Где тот человек, к которому она ехала? Слишком долго ехала, более двадцати лет…

Но уже в следующую секунду все встало на свои места. Взгляд Алесиу оживился, потеплел, на его лице сквозь болезненную немощь проступили узнаваемые, родные черты.

— Папа, это я, Элена, здравствуй, — сказала она.

— Да, Элена, — произнес он слабым голосом. — Все-таки приехала…

Она склонилась над ним, обняла его, но Алесиу прошептал:

— Подожди, я должен сначала…

Элена прервала его:

— Папа, не надо, и так все ясно.

— Нет, — сказал он, отстранившись от нее. — Ты не обязана меня прощать, но я должен просить у тебя прощения.

— Не стоит ворошить прошлое. Ты ничего не должен.

— Пойми, для меня это очень важно. Я тебя выгнал беременную, с трехлетним сыном на руках… Много лет я несу этот груз, и сейчас он стал невыносимым.

— Папа, не мучайся, я уже все забыла.

— Нет, такое не забывается.

— Но и помнить об этом так долго невозможно. Я должна была растить детей, учиться, работать…

— Твой второй ребенок — девочка. Она знает, что ее отец Педру? — спросил Алесиу.

— Нет. И никогда не узнает. А Педру — тем более, — жестко ответила Элена. — Отец Фреда признал Камилу своей дочерью. Он умер, когда ей было два года, но она бережно хранит память о нем. Для нее это и есть правда.

— Ладно, пусть будет так, тут я не советчик, — сказал Алесиу. — Прости меня за то горе, которое я причинил тебе, твоим детям и твоей матери. Прости.

— Папа, я давно тебя простила. И мама тоже. Она сказала это, когда умирала у меня на руках, и просила передать тебе, если мы с тобой встретимся. Вот сейчас я наконец исполнила ее волю.

— Господи! Как же я перед вами виноват, — дрожащими губами вымолвил Алесиу, и его глаза наполнились слезами.

— Мои дети не знают, из-за чего произошел наш разрыв. Я сказала им, что сама была виновата. Пусть так и думают… Фред тебя очень полюбил. Он снова хотел приехать, и Камила тоже, но я не взяла их с собой. Они велели передать тебе привет.

— Я перед вами очень виноват… Я недостоин вас… — совсем разволновался Алесиу.

Элена принялась успокаивать его, говоря, что сама давно хотела приехать, повидаться с ним, а он плакал, уже не стесняясь своих слез. Элена вытирала их, как делала это, когда плакали ее дети: нежно, осторожно, едва касаясь платком их глаз и щек. Отец сейчас тоже был похож на ребенка — исхудавший, беспомощный… Мысленно Элена ругала себя за то, что не приехала к нему раньше. Сколько времени было упущено! А теперь уже ничего нельзя вернуть обратно…

Когда Алесиу немного успокоился, Элена помогла ему приподняться на постели, взяла его за руку, и так они проговорили еще около часа. Потом он, устав от пережитого волнения, задремал, и Элена, выйдя от него, сказала Ингрид:

— Все хорошо. Мы поняли друг друга.

Та вздохнула с огромным облегчением. А Ирис тотчас же подступила к Элене, защебетала, потащила ее в свою комнату.

— Мы ведь сестры, нам надо поближе познакомиться, — говорила она, и Элена, отвечая на ее вопросы, рассказывала о своих детях, о своей работе и, конечно же, пригласила Ирис к себе в гости.

В комнате Ирис она увидела на стене большую фотографию Педру и внезапно умолкла на полуслове. Ирис догадалась, чем было вызвано смятение Элены, ревность взыграла в ней, однако она сумела справиться с эмоциями и удержалась в роли пай-девочки.

— Это Педру, твой двоюродный брат, — произнесла она невинным тоном. — Ты его не помнишь?

— Помню, конечно, — ответила Элена. — Только мы с ним давно не виделись, и в моей памяти он остался мальчиком.

— По-твоему, он сильно изменился?

— Да, теперь он взрослый мужчина! — невольно вздохнула Элена. — Я тоже изменилась… Полжизни прошло с тех пор, как мы не виделись…

Ирис было очень неприятно видеть, с каким интересом разглядывала Элена фотографию Педру, и она поспешила увести сестру во двор, на конюшню, куда угодно.