Джун Зингер - Съемочная площадка

Я нашла Клео в холле, она была в истерике. Вокруг нее лежали теннисные ракетки, лыжи, куча одежды, все было разбросано и валялось на полу.

— Она вышвырнула меня из комнаты и заперлась! Из моей собственной комнаты! Вот дрянь! Моя мама просто бы умерла, если бы узнала, с какой девицей мне приходится жить… Мерзкая, вонючая, чокнутая грязнуля, вот она кто! И посмотри, что она сделала с моими вещами, со всеми моим отличными вещами! Ты только посмотри! Она просто свинья, больше никто! Она просто превратила нашу комнату в свинарник, а теперь посмотри, что она наделала! Я постаралась успокоить Клео и выяснить, за что же все-таки Сюзанна вышвырнула из ее комнаты и не пускает обратно, но она лишь продолжала кричать: — Свинья! Грязные чашки разбросаны по всей комнате, там уже даже гуща окаменела. Грязные трусы под кроватью, я уж не говорю о грязных вонючих носках. И она ни разу с того времени, как сюда приехала, не застилала свою постель! Она даже ни разу не меняла белья. Ее простыни уже давно не белые, они просто черные! И она никогда ничего не убирает на место! Ее вещи валяются по всей комнате — на полу, на стульях, на комоде! И вещи на моем комоде тоже! Все навалено до потолка! Она захватила самый большой шкаф, потому что она самовлюбленная дрянь, но им не пользуется, кроме самой нижней полки! Я…

— Пойдем в мою комнату, Клео, давай поговорим там.

— А мои вещи? — завопила она. — Они разбросаны по всему холлу.

— После того как мы обо всем поговорим, мы вернемся, и я помогу тебе собрать все до последней мелочи. Договорились?

— Я только попросила ее убрать из комнаты эти заросшие грязью чашки, снять с моего стола, комода и стульев свои грязные вещи и вернуть бабушкино жемчужное ожерелье, которое я ей одолжила три дня назад. И знаешь, что она сделала? Она сказала, что представления не имеет, где это паршивое ожерелье, и предложила, чтобы я сама поискала его под кучей одежды, книг и бумаг на своем комоде. А когда я посмотрела и не нашла, знаешь, что она сделала? Она швырнула мне в лицо пять долларов и сказала: «На, держи! Это тебе за твое дрянное ожерелье!» Это ожерелье моей бабушки, это фамильное ожерелье, и она завещала его мне. Мама просто умрет, если узнает, что оно пропало. Вот тогда-то я и назвала ее грязной свиньей. Скажи, разве я не права? — Я покачала головой, ничего не говоря. Если сказать по правде, я не считала, что она не права… — И тогда она выставила меня из комнаты. Она выше меня и сильнее. Просто амазонка! И еще дрянь вдобавок! А потом вышвырнула вслед за мной мои вещи. И что мне теперь делать? — Она запустила пальцы в волосы, отчего кудри ее разлохматились и поднялись дыбом. — Ведь ты же понимаешь, что когда я в первый раз спросила ее об ожерелье и попросила убрать грязные чашки, то говорила очень вежливо. Меня воспитывали как настоящую леди. Я больше не могу мириться ни с ней самой, ни с ее нечистоплотностью, не говоря уже о ее мерзком характере. Честное слово, я просто не знаю, что делать, если все это будет продолжаться.

Я не могла предложить ничего другого, как поменяться соседками по комнате. Мне придется расстаться с милой и симпатичной Кэсси и взять себе в комнату Сюзанну. Я в состоянии справиться с Сюзанной и заставить ее соблюдать порядок. Во всяком случае у меня это получится лучше, чем у Клео. Кроме того, меня не так уж легко расстроить неправильным поведением и дурными манерами.

— Все нормально, Клео. — Я обняла ее за плечи, чтобы успокоить. У нее действительно был ужасно несчастный и растерянный вид — волосы всклокочены, одежда вся смята и надета кое-как, хотя она всегда была чрезвычайно аккуратна — не как большинство студенток-нерях. Она никогда не ходила босиком, неся в руке босоножки или кроссовки. Она даже джемперы и свитера подбирала в тон джинсам. — Я поменяюсь с тобой соседками. Сюзанна может жить со мной, а тебе достанется Кэсси, которая не только очень приятный человек, но еще и чистюля вроде тебя.

Темные глаза Клео расширились от удивления.

— Но почему? Почему ты возьмешь себе Сюзанну, ведь никто же тебя не заставляет?

— Во-первых, она — моя подруга, и я смогу с ней справиться. Все будет в порядке. — Чтобы сменить тему и отвлечь ее, я вытянула левую руку: — Смотри, Клео, что у меня есть. Это кольцо — знак помолвки.

— Тодд Кинг? — Ее голос зазвенел, как будто кольцо расстроило ее еще больше.

— Ну да, дурочка. Конечно, Тодд Кинг! — О Господи, кто же еще это мог быть?

— Но ведь ты знакома с ним лишь несколько недель… Ты знаешь, что сказала бы моя мама?

Мне, собственно говоря, было наплевать, что сказала бы миссис Пулитцер, но я примерно представляла себе это и спросила, тяжело вздохнув:

— Она бы, наверное, хотела узнать, сможет ли Тодд добиться успеха в жизни?

Клео неожиданно расплакалась.

— Клео! В чем дело? — Я не могла понять, что произошло, может быть, она и вправду чокнулась?

— Это из-за родителей… Они собираются разводиться! — Клео безутешно рыдала. — Только что звонила мама. Она еле держится.

— Ой… я очень тебе сочувствую. — Значит, Клео была расстроена не только из-за Сюзанны. — Но такие вещи случаются. В конце концов, ты уже взрослая. Хуже, когда дети еще маленькие. Ты, возможно, уже вообще не вернешься в родительский дом.

— Ты не понимаешь. У меня была идеальная семья. Идеальная семья в идеальном доме на Ист Клинтон-авеню в Тинафлайе. Ты просто не понимаешь. Ист Клинтон — это красивая улица, где много красивых домов, в которых живут благополучные люди. Тинафлай — это красивый городок, а наша семья считалась просто образцовой. Отец — преуспевающий юрист, он занимается вопросами трудовых соглашений. Мама идеально вела дом. Она тоже юрист, но вообще никогда не работала по профессии. Она отказалась от карьеры, чтобы создать уютный дом для меня и отца, чтобы поддерживать отца в его работе. Когда отец ровно в шесть тридцать приезжает с работы из Нью-Йорка, мама встречает его в нарядном платье. Ни у кого из моих подруг мамы не встречают мужей в нарядных платьях. Друзья мои просто с ума сходили. Ты вот, например, знаешь кого-нибудь, кто бы надевал нарядное платье, чтобы поужинать с семьей? — Я покачала головой. Моя тетя Эмили надевала на работу нарядные блузки и хорошо сшитые костюмы, но, приходя домой, переодевалась в брюки и старый свитер. — Так вот, моя мама это делала. И к его приходу она всегда готовила два коктейля в серебряном ведерке со льдом — только для них двоих. Иногда мне тоже разрешалось посидеть с ними и выпить глоточек вина. Мама говорила, что так и надо жить, что это благородный и цивилизованный образ жизни. И ровно в половине восьмого Хильда подавала ужин. Мы всегда ели только в столовой, и стол накрывался так, как будто у нас были гости. Со свечами. И на Хильде было форменное платье. На каждый день — розовое, а если в доме были гости, то черное. Мама всегда говорила, что если человек как следует одет для работы, то и работу он делает лучше. Я просто слышу ее слова: «Клео, одевайся как следует для того, чтобы добиться успеха, неважно, чем ты занимаешься…» — Голос Клео затих, и я подумала, что она уже закончила, однако она вдруг заговорила снова: — Она всегда хотела, чтобы я сделала себе нос. Я тебе не рассказывала? Она хотела, чтобы я сделала себе стэндхоупский нос…

— О Господи, что это еще за стэндхоупский нос? — перебила я. Это все звучало так, словно Клео рассказывала о бриллианте Хоупа или проклятии Баскервилей, или еще о чем-нибудь в том же духе.

— Ну, это такой нос, который был у всех девочек нашей школы. Их делал Стэндхоуп в Инглвуде, и они все были одинаковы. Такие маленькие носики, тоненькие и чуть вздернутые. Стэндхоупский нос узнаешь сразу. Вот недавно я видела, как здесь одна девушка пила кофе в кафетерии, и мне показалось, что я узнала этот нос. Я не могла просто так подойти к ней и спросить, не изменяла ли она форму носа, но все же поинтересовалась, откуда она. Естественно, из Нью-Джерси. Из Тинека. Это городок совсем рядом с Тинафлайем. Инглвуд тоже совсем рядом. Мне кажется, что все девушки из нашей местности имеют эти стэндхоупские носы.

— Ну и почему же ты себе такой не сделала? Если этого хотела твоя мама…

— Я и сама толком не знаю. Наверное, не хотела, чтобы у меня был такой же нос, как и у всех девочек в классе… Все-таки следовало это сделать! Когда я отказалась, мои родители очень расстроились… — и она опять горько заплакала.