— Так вы разыскиваете английского сеньора Жиля, не так ли? Что же он теперь натворил?
Корделия бросила быстрый взгляд на Брюса, но тот сделал вид, что никак не прореагировал на эту реплику, что, впрочем, получилось не слишком убедительно.
— Натворил? Насколько я знаю, ничего, сеньора. Просто я юрист, адвокат и должен связаться с ним по его семейным делам.
— Верю, сеньор, но ничем не могу вам помочь, — сказала хозяйка гостиницы. — Его здесь нет. Я не видела его уже года три, может быть, и больше.
Этого и опасался Брюс. Найти его будет очень не просто, думала Корделия.
— Но, может быть, вы знаете, где нам его искать? — мягко спросила она.
В ответ сеньора Рамирес внимательно и задумчиво посмотрела на Корделию. Казалось, она опасается, что Корделия может оказаться перед величайшей опасностью или поддаться соблазну несказанных наслаждений… Ей явно хотелось предостеречь ее и от того, и от другого. Затем она взглянула на Брюса, его истинно английскую непроницаемость, хорошо скроенный костюм и профессиональное спокойствие утешили ее, и она решила рискнуть.
— Я слышала… не так давно… он в деревне Ла Вега. Это в Пикот де Европа, в горах. Брюс вздохнул:
— Спасибо, сеньора, — он повернулся к Корделии:
— Значит, нам предстоит отправиться в горы на поиски нашего героя, но после морского путешествия я не горю желанием сделать это прямо сейчас. Не остаться ли нам здесь на ночь, сверить маршрут с картой, а пораньше утром отправиться в путь?
— Ну конечно, — с жаром воскликнула Корделия. — Я тоже за то, чтобы хорошенько подкрепиться, а ночью лечь в надежную постель, которая не проваливается под тобой.
У сеньоры Рамирес имелось две свободные комнаты, и они решили остаться в ее гостинице. Брюс предоставил Корделии право выбора, она предпочла комнату с небольшим балконом, откуда открывался вид на бухту со сновавшими в ней лодками. К своему ужасу, они узнали, что ужин будет подан лишь в девять тридцать вечера — обычная вещь для Испании. Но на улицах было множество баров, где подавались тапас — всевозможные смеси из экзотических морских продуктов, жареного мяса и салата, и во время прогулки они утолили свой первый голод.
— Знаешь, — сказал Брюс, — если бы не предстоящие поиски пропавшего аристократа, паша поездка была бы просто чудесной. Ведь почти все время мы можем проводить вместе, а в Херфорде я так редко вижу тебя. — Пара рюмок, принятых Брюсом, раскрепостили его. Довольно бесцеремонно он взял ее за руку и притянул к себе, но она вырвалась и отпрянула в сторону.
— Брюс, ты же обещал — никаких приставаний.
— Да я помню, что обещал, — простонал Брюс. — Но просто ли удержаться, когда мы в столь романтических местах, а ты так бесподобно хороша?
Когда они сели за ужин в Хосталь де ла Коста, между ними была некоторая скованность.
Можно ли оставаться надолго вдвоем с мужчиной и рассчитывать, что отношения сохранят платонической характер, думала Корделия. В прошедший год болезнь и смерть отца, заботы о бизнесе — все это измучило ее. У нее не было желания затевать роман. Ее душа должна была воспрянуть после смерти любимого отца, предстояло немало потрудиться, чтобы магазин начал приносить достаточный доход, и к тому же в ней, тщательно подавляемое, жило беспокойство о том, что способность к творчеству оставила ее. Сможет ли она когда-нибудь вернуться к живописи? И вот теперь с нею был Брюс, пытающийся возбудить в ней чувство, и кто знает, сколько миль им еще предстоит проехать вместе! Быть может, Испания была и не такой уж хорошей идеей?
Балкон Корделии был как раз напротив уличного кафе. После ужина ей было интересно наблюдать, как кипит жизнь за его столиками, поставленными прямо на тротуар. Менее приятно было то, что эта жизнь продолжала кипеть и после того, как она легла в постель.
Наконец, в полтретьего ночи стало тихо, но ненадолго: вскоре грохочущие звуки донеслись от бухты, где вернувшиеся с ночного лова рыбаки разгружали свои лодки, громко переговариваясь между собой. Почему это в Испании все разговаривают так громко, вопрошала себя Корделия, забираясь под одеяло и тщетно пытаясь заснуть. Наконец она оставила эти попытки и встала. Ведь они с Брюсом намечали ранний отъезд. Оказалось, однако, что Брюсу сильно нездоровилось. Когда он нетвердой походкой спускался по лестнице, то выглядел еще хуже, чем после парома; его тошнило.
— Ничего не выйдет, — сказал он, — я не могу сегодня ехать. Мне не следовало даже вылезать из постели. А все эти чертовы тапас. Я совсем забыл, что морская пища не идет мне впрок.
— О, Боже! — с сочувствием воскликнула Корделия. — Чем бы я могла помочь?
— Абсолютно ничем. Я не желаю видеть никого весь сегодняшний день! заявил Брюс. — Тебе придется развлекаться одной. Проведи день на пляже или придумай что-нибудь. Быть может, завтра я почувствую себя лучше, но сегодня я не могу даже представить себе этого.
Корделия не без ехидства подумала, что Брюс носится со своим здоровьем, как старая женщина. Ей вовсе не улыбалась перспектива отправиться на пляж одной. Хоть она приехала в Испанию впервые, ей было хорошо известно, какого рода прием может ожидать одинокую девушку на испанском пляже. И если ее раздражали ухаживания Брюса, то еще больше пугала мысль о том, что весь день ей придется отбиваться от местных ухажеров.
— Итак, день пройдет впустую, — сказала она. — А почему бы, если ты считаешь, что моя помощь тебе не нужна, мне самой не отправиться в Ла Вегу? Убедиться, проживает ли там Гиллан Морнингтон, и если да, то передать ему бумаги. Брюс засомневался:
— Хочешь попробовать сама? Не знаю, Корделия, не знаю. Безопасно ли это? Этот вопрос и решил дело.
— Не говори глупости, — сказала она, раздраженная намеком Брюса на ее девичью хрупкость. — Это Испания, а не Африка и сейчас не средние века. Я привыкла жить одна и самостоятельно заниматься бизнесом. Машины твоей я не разобью — водитель я опытный, так что отправляйся в постель и отдыхай. И не беспокойся.
Хотя Брюсу явно не понравилось сказанное Корделией, он был не в силах с нею спорить, а потому в конце концов нехотя последовал ее совету. Убедившись в том, что он лег, Корделия объяснила сеньоре Рамирес, что сеньору Пенфояду нездоровится, и попросила позаботиться о нем.
— С удовольствием, — ответила Мерче Рамирес и с любопытством поглядела на Корделию. — Вы куда-нибудь едете, сеньорита?
— Да, я еду в Ла Вега, хочу найти мистера Морнингтона, — ответила Корделия.
В глазах у испанки появилось тревожное выражение:
— Сеньорита, вы очень молоды и очень красивы, и сеньор Гиль, он… — тут она тщетно стала искать подходящее слово по-английски, — словом, он любит женщин, разных женщин, но он плохо обходится с ними. Будьте очень осторожны!
Корделия внимательно взглянула в глаза сеньоры Рамирес и поняла, что в душе той борются два чувства: с одной стороны, Рамирес искренне предостерегала ее, а с другой, испытывала нечто похожее на ревность. Недаром она сказала: "Вы очень красивы". Ей явно не хотелось, чтобы Корделия встретилась с Гиллапом Морнингтоном.
Внезапно Корделия поняла, что в прошлом, когда Гиллан жил в этой гостинице, у них была связь. Эта связь, видимо, была страстной, и разрыв нанес Рамирес душевную травму. Вероятно, он бросил ее, и теперь Мерче пыталась предостеречь Корделию, объясняя, какова репутация у этого человека.
Итак, Гиллан де Морнингтон был из тех, кого в былые времена называли распутником. Настоящий образчик английской аристократии, подумала Корделия с усмешкой. И живет за границей, не отказывая себе в удовольствии, как это столетиями было принято у истинных джентльменов. Ну и что? Ее это не касалось. Ей следовало лишь сообщить ему новость и вернуться в Кастро Урдиалес. У него вряд ли будет время на то, чтобы соблазнить ее. Даже если ей и захочется быть соблазненной, но этого ей совершенно не хотелось. А вот любопытство ее было задето.
— Спасибо, сеньора, но я должна встретиться с ним по деловым вопросам, успокоила она хозяйку, — и вам совершенно незачем обо мне беспокоиться.
Впоследствии она неоднократно вспоминала эти слова, удивляясь своей тогдашней беззаботности и слепой вере в собственную неуязвимость. Но когда она их произносила, она еще не встретилась с этим человеком, известным ей только по имени. И могла ли она предполагать, кого она встретит и как эта встреча перевернет всю ее жизнь.