– Давай же, смотри на меня, Клементина. – Он крутанул бедрами, погрузившись в нее еще глубже. – Хочу, чтоб ты знала, что внутри тебя я, а не другой.

– Я знаю, знаю... – Клементина взглянула на Зака. Его лицо блестело от пота, а жесткий рот кривился, словно от боли.

Клементина пошире развела ноги и приподняла бедра, встречая его стремительные толчки. Она пыталась лежать спокойно, но не могла. Она не хотела лежать спокойно.

Зак прижал ладонь к ее животу, его пальцы неспешно направились вниз, нашли завитки волос и принялись там гладить в едином ритме с напористыми рывками бедер. Клементина ощутила, как в горле зародился еще один крик.

Рафферти опустил голову, касаясь губами ее рта.

– Теперь ты моя.

– Да.

Он безжалостно вонзился в нее.

– Моя.

Ее голова заметалась из стороны в сторону, а пятки вжались в матрас.

– Скажи это. Хочу, чтобы ты сказала.

– Твоя!

Но Клементина не просто это сказала. А выкрикнула во весь голос. 


* * * * *

Рафферти не разъединялся с ней долго-долго, поскольку Клементина была теплой, влажной и гостеприимной и он хотел остаться в ней навечно. Зак крепко притиснул ее к себе, не в силах отпустить, когда слезы стали жечь его глаза. Слезы, родившиеся от радости и боли, и их смешение было настолько разительным, что не превозмочь, вот и пришлось прятать нечаянные слезы в ее сладко пахнущих розами волосах.

Но ничто хорошее не длится вечно, подумалось Рафферти. Хорошее всегда заканчивалось и, по его опыту, всегда заканчивалось болезненно. Зак скатился с Клементины, натянул на бедра штаны, но оставил расстегнутыми. Закурил сигарету и заглушил резкий вкус дыма, хлебнув виски из открытой бутылки, которая стояла рядом с его кроватью.

Затем заставил себя взглянуть на Клементину. Та лежала и пристально смотрела на него широко распахнутыми спокойными глазами, способными проглотить человека. Он заставил ее сказать, что она принадлежит ему, но заполучить женщину, как всем известно, совсем не тоже самое, что затащить её в постель.

– Мне не стоит оставаться здесь, – вздохнула Клементина, когда молчание стало почти невыносимым. – Дэниела иногда мучают кошмары, – продолжила она, не дождавшись от Рафферти ответа. – И когда он в страхе просыпается, ему нужна я.

«А что, если я проснусь в страхе? Если ты будешь нужна мне?»

– Тогда тебе лучше вернуться в дом, – произнес он.

 Клементина отвернулась и медленно встала, разглаживая влажную ночную сорочку на бедрах. Она посмотрела на него, и Зак увидел в ее глазах желание спросить, чем же они только что занимались. И гордость, которая удержала ее от вопроса.

Рафферти слушал удаляющиеся шаги, скрип открывшейся, а затем закрывшейся двери сарая. Слушал, как она уходила, оставляя его в одиночестве.

Он лежал, уставившись в покоробленный потолок, пока не догорела сигарета и не опустела бутылка. После чего перевернулся и уткнулся лицом в одеяло. Оно было влажным от ее волос и пахло совокуплением и дикими розами. 


* * * * *

Каждое утро с тех пор, как Рафферти стал спать в ее сарае, он приходил в кухню завтракать, и Клементина кормила его за своим столом, будто своего мужчину. И каждое утро она думала, что так дальше не может продолжаться. Что-то должно случиться в их отношениях, пусть сломаться, чтобы можно было или починить, или выбросить навсегда.

И вот прошлой ночью они оба пошли на уступки, сломали и были сломаны, и наконец соединились, и все произошло так неистово, так сладко и так восхитительно... за исключением финала. Но этим утром они встретятся за столом, и она без стеснения скажет ему любые слова, какие только понадобятся, чтобы все окончательно и правильно разрешилось.

Все слова, которые она никогда не говорила Гасу, а должна была. Все слова, что хотела сказать Заку и не осмеливалась.

Но этим утром Зак Рафферти не пришел.

Ей пришлось надеть дождевик, поскольку с неба по-прежнему лило как из ведра. Клементина отодвинула буйволиную шкуру и переступила порог его закутка в конюшне. Мгновение она стояла, остолбенев, осознавая отсутствие Рафферти. Казалось, будто совсем рядом открылась огромная дыра и поглотила весь свет.

Шаги по голому дощатому полу отдавались эхом. Клементина присела на кровать. Старинная брошь из слоновой кости лежала на льняной ткани в черно-белую полоску, словно небрежно отброшенная и забытая. Однажды Клементина отдала Заку камею, чтобы он никогда не забыл ее. Никогда не забыл про ее любовь.

Тонкие пальцы крепко сжали брошь.

«Я не стану плакать, – сказала Клементина сама себе. – Я никогда не плачу». Она прижала украшение к животу и скрючилась пополам, будто защищая рану. 


* * * * *

Дрю Скалли поднял глаза на мужчину, который по-хозяйски сидел в белом плетеном кресле-качалке на крыльце Ханны. Дождевая вода каскадом стекала с карнизов, выплескиваясь на покрытый грязью двор. Шило покосился и приподнял бутылку сарсапарели, салютуя маршалу. Белозубая улыбка мелькнула на лице распорядителя «Самого лучшего казино на Западе».

– Мисс Ханну, что ли, ищете, так она уехала из города.

– Уехала? – Мгновение это слово ничего не значило для Дрю, но затем он почувствовал, как кровь отхлынула от сердца.

Уехала из города. Дрю много лет ждал этого момента, но тем не менее почувствовал себя так, будто его оглушили хорошим ударом наотмашь. Может, он ослышался, неправильно понял? Что ж, он так давно притворялся, что, пожалуй, имеет смысл и дальше вести себя как ни в чем не бывало… Дрю заставил себя беззаботно улыбнуться.

– Она не сказала, надолго ли уехала?

– Не-а, не сказала. Но думаю, чертовски близко к тому, что насовсем.

Дрю поднялся на крыльцо, топая ботинками, которые вдруг сделались неподъемными, и не от одной только грязи. Под выступом крыши воздух был сухим, но прохладным. Дрю присел на сырой пол рядом с креслом-качалкой, упершись локтями в колени, и прислонился спиной к белой дощатой стене.

Ханна ушла. Бросила его.

Спустя какое-то время Дрю поднял голову и пристально посмотрел на Шило.

– Полагаю, она заставила тебя пообещать, что ты не скажешь мне, куда именно она уехала.

– Отправилась поискать местечко, где сможет воспитать своего ребенка и люди не узнают, что он ублюдок, и не будут думать о его матери как о шлюхе.

Своего ребенка.

Шило с видимым удовольствием оттолкнулся ногой от пола, и кресло скрипнуло.

– Что, так и не спросишь, твой ли ребенок-то?

– Я чертовски хорошо знаю, что мой. – Дрю стукнул по колену кулаком, хотя ему хотелось вдарить по стене со всей дури. Или себе по башке. – Почему она мне не сказала?

– Может, думала, что ты попробуешь отговорить ее, попробуешь заставить оставить все по-прежнему. А ей, небось, неохота было проверять, удастся ли тебе уболтать ее.

– Чертовски верно, я бы отговорил ее! – Дрю провел по лицу ладонями снизу вверх, сдвинув шляпу на затылок. – Шило... скажи, Христа ради, куда она поехала.

Шило встретил его взгляд широко распахнутыми непроницаемыми, карими глазами, которые ничего не выдали Дрю.

– Так она ни словечка не обронила про то, куда едет, маршал Скалли. Вот те крест. Чай, слишком шибко себя убеждала, что не хочет, чтобы за ней кто-то погнался.

– Я бы женился на ней, даже без ребенка. Я ведь собирался сделать предложение...

Кресло-качалка опять скрипнуло.

– Угу. Как же. Жаль только, что из этого «собирался» так ничего и не собралось.

Дрю уставился на пол между разведенных колен.

– Меня останавливали ее проклятые деньги. Одна из причин... Главная причина. У нее их чертовски много.

Шило мягко рассмеялся.

– Да, деньжат у нее предостаточно. Небось владеет доброй половиной этого городишки.

Дрю глубоко вдохнул. Ребра болели, будто после удара в грудь.

– Я просто никак не мог переварить мысль, чтобы жить за ее счет. За счет любой женщины.

– Да, вот на это дело мы с тобой сильно по-разному смотрим, маршал. Я-то всю жизнь ищу богачку, которая взялась бы содержать и ублажать меня до конца моих дней. И как только найду такую, то, не сомневайся, мигом брошу работать и буду целыми днями ловить рыбу, да дремать на солнышке. — Шило рассмеялся и опрокинул бутылку с сарсапарелью горлышком в рот, осушил в два больших глотка, затем причмокнул. – Ну и выпивать помаленьку, не без этого.